Чем дольше я рылась, тем сильнее возрастало желание увидеться с Кирой. Я непременно должна позвонить ей! Это представлялось мне сейчас настолько важным, что все остальные проблемы временно отодвинулись на второй план.

Визитка обнаружилась в заднем кармане. Я схватила телефон и, усевшись с ногами, прижала к животу подушку.

– Кира, – сказала я очень тихо, когда в трубке наконец ответили.

– Соня, – отозвался бесконечно знакомый голос, – Сонечка…

Так или иначе, вернувшись утром домой после встречи с Кирой, я уже не чувствовала себя выброшенной на берег рыбиной, медленно подыхающей под лучами палящего солнца.

Палящего Солнца.

Всё то, что до сей поры не смела поведать Марьяне, Кире выговорилось легко и свободно. Она не отсюда. Не из моей сегодняшней жизни, где вовсе нет места кошмарным исповедям из прошлого. Мне делалось жарко от одной мысли, что вся эта безумная история достигнет ушей наших общих знакомых, и они станут пересказывать её, пожимая плечами и проникаясь сочувствием к столь неожиданным поворотам моей судьбы. Юра бы точно не захотел этого. Мой созданный им за эти годы образ никак не сочетался с той бешеной лавиной страстей, которую я обрушила ночью на Кирины плечи. И она приняла это так естественно, что все мои прежние страхи рассеялись в дым, всё стало легко и понятно, как будто иначе и быть не могло. Только Кира и больше никто, наверное, не воспринял бы меня столь открыто и ясно. Оказывается, ей и самой досталось сполна в этой жизни, и она мне столько всего о себе рассказала, что моя собственная история к утру уже не казалась столь дикой и неправдоподобной.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – сказала она, – вот увидишь.

– Я совершенно запуталась, Кира. Не знаю, что делать. Возможно, я очень сильно ошибаюсь, пытаясь впутать сюда другого мужчину, но иного выхода просто не вижу. Хотя и это не выход. Потому что с той минуты, как вчера увидела Митю, поняла, что умру, если он снова окажется рядом. Мне нельзя с ним больше. Но и с другим тоже нельзя. Я просто не смогу. Это выше моих сил, понимаешь?

– Наверное. А какого другого-то?

– Да какая разница какого? – поморщилась я.

– Любого. Просто вот думаю, может, с другим попробовать?

По её лбу побежали морщинки.

– Это вряд ли, пожалуй. Я ведь уже пыталась. Только ничего хорошего не вышло. Не помогает это, можешь быть уверена.

– Я и сама так думаю. Боюсь, это явно не мой метод, – вздохнула я. – Только меня плющит от одной мысли, что Солнце в городе. Одевается, бреется, дышит, ходит где-то совсем рядом. Сидит в кабинете в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. От Трёхпрудного до Тверской-Ямской рукой подать.

– Не сходи с ума, – строго сказала Кира, – хватит себя изводить.

– Не могу, – покачала я головой. – А ты знаешь, как называется наш бизнес-центр? «Четыре ветра», представляешь? Это словно в насмешку. Чтоб не забывала ни на минуту. Мы ещё раньше смеялись над этим, особенно когда Ветер возглавил фирму.

Кира пересела поближе и обняла меня за плечи.

– Тебе надо успокоиться и перестать наконец переживать всё это заново. Сколько можно? Так недолго и мозгами поехать. А у тебя сын, и ты не имеешь права распускаться.

– Знаю, – кивнула я с несчастным видом. – Но у меня пока не получается. Я думаю только о нём. Особенно после вчерашней встречи. А знаешь, – вдруг повернулась я к ней, – он очень сильно изменился за эти годы. И я не про внешность. Он стал какой-то другой. Во всяком случае, со мной.

– В каком смысле «другой»? – спросила Кира.

Я пожала плечами.

– Ну не знаю. Мягче стал, спокойнее, что ли, даже смотрит иначе, не так, как раньше. И говорит тоже. Вот с официантом он был прежний – мрачный, угрюмый, я узнавала все его интонации, а со мной – по-другому, у него даже голос менялся. И я пока не понимаю, что это значит.

– Странно, – задумчиво протянула Кира. – Однако тебе в любом случае надо с ним встретиться, а там посмотрим. Он же ведь хотел поговорить?

– Хотел, – послушно кивнула я.

– Ну вот и надо. Послушаем, что он скажет.

– Да не могу я с ним встречаться, как ты не понимаешь? – вскинулась я. – И слушать тоже ничего не хочу из того, что он может сказать. Это ведь даже хуже, что он изменился, мне от этого только труднее. Я привыкла к нему прежнему, а теперь вообще не знаю, как с ним общаться.

– А что там знать? Общайся, как со всеми, а потом посмотрим, – сказала Кира.

– Легко тебе говорить, – вздохнула я. – Мне нельзя его видеть, иначе это добром не кончится, я чувствую…

– Чёрт знает что такое, – проворчала Кира, обхватив руками голову.

Позже, когда мы уже укладывались спать, она обняла меня и сказала:

– Я знала, что сегодня произойдёт что-то важное. С самого утра чувствовала. И когда ты позвонила, почти не удивилась. И то, что наши с тобой истории так похожи, не случайность. Просто моя уже давно закончилась, а твоя ещё нет. Да и глубже она намного. Это очень серьёзная штука, и простыми методами не решается. Пусть идёт как идёт, тут не надо резких движений. Так что не торопись пока, ладно?

Весь день я работала, и это подействовало на меня благотворно. Похоже, проект наконец сдвинулся с места. Мой мозг заработал в привычном режиме, и я, нащупав ногами берег, погрузилась в привычное состояние активного мыслительного процесса. Задача клиента, обретая нужные очертания, постепенно двигалась к правильному решению.

Часов в пять раздаётся звонок. Вера. Я всё ещё продолжала сидеть за компьютером, по инерции поигрывая колёсиком мышки.

– Ну как ты, отошла от вчерашнего? – заботливо поинтересовалась она. Вероятно, считается, что арест Громова непременно должен вывести меня из равновесия.

– Да это уже позавчера было, Верочка, – неохотно отозвалась я, стараясь придать голосу беспечность.

– Ну да, позавчера, – соглашается она. – Время так несётся, что не успеваешь отличать день от ночи.

В трубке слышатся отдалённые голоса и шарканье стульев. Вероятно, дверь в коридор открыта.

– У вас там, смотрю, оживление, – замечаю я, машинально прислушиваясь к происходящему в офисе.

– Да не то слово! Совещание только что кончилось, народ в ажиотаже. У Солнцева, как всегда, миллион идей, взбудоражил всё сонное царство, давно не помню, чтоб люди так радовались предстоящей работе. Как Юры не стало, все словно заснули, а теперь вот опять у нас солнце выглянуло. В прямом и переносном смысле. Любят они его, сама знаешь. Боятся ужасно, но любят не меньше.

У меня сердце ухнуло вниз. Господи, как же мне хочется сейчас оказаться там, с ними… с ним… участвовать в этом, слышать его голос, просто быть рядом…

– Конечно, знаю, Верочка. Рада за вас. А теперь расскажи о себе. Что у тебя там новенького? – постаралась я увести разговор в сторону.

Она ненадолго замолчала, потом осторожно сказала:

– Да есть кое-что, если честно…

– Что-нибудь дома? – спросила я.

– Ну, можно и так сказать. Не хотела пока говорить, но, чувствую, не могу удержаться.

– Надеюсь, хорошее?

– Да, – улыбнулась она в трубку. – Правда, пока ещё точно не знаю, но очень надеюсь. Даже боюсь говорить, но… представляешь, я, кажется, беременна.

– Боже, – восклицаю я, моментально вскакивая с кресла. – Неужели правда? Вот видишь, я так и знала, что всё получится, а ты мне не верила. Надо было давно попытаться. Говорила же, что у нашей Добровольской и статуя забеременеет! Какое счастье, что Марьянка тогда отвела нас к ней.

– Действительно счастье. А я ведь уже и сама не надеялась. Только ты на фирме пока никому не говори, ладно? – добавляет она шёпотом. – А то начнётся, сама знаешь. Не хочу болтовни раньше времени.

– Конечно, не буду. Ты же знаешь, я не из болтливых. Да и на фирме теперь почти не бываю, так что даже случайно не проболтаюсь, можешь не волноваться.