— Ну да. Извини. Это не мое дело. Просто он мой друг и я устал смотреть как он сознательно гробит себя. Да и ты вижу живешь на автопилоте. Но лезть я не стану. — подвел итог Куликов.

— Спасибо. Думаю с другом Бутузову повезло. Это хорошо.

— Алис. Отправляй мне все по материалам и мебели. Приступим к воплощению твоей идеи. — напомнил на последок Андрей и отключился.

Я вернулась к подруге и уселась за стол. Мы продолжили не спеша пить чай и говорить обо всем и не о чем. Вот только слова двоих людей, что знают Глеба давно, не давали мне покоя. Любит. Они не говорили об этом на прямую, но подразумевали именно это чувство. Может у него как и у меня, ничего не прошло? Его любовь так же спала все эти годы и вдруг пробудилась?

В первый день я увидела в его глазах ненависть ко мне. Потом это желание уколоть меня по больнее. А потом срыв и видела как ему тяжело он аукнулся. Там в кабинете, он выглядел таким усталым и потерянным. Так хотелось проявить заботу и поддержку. Не удержалась, прошептала его имя и даже дотронулась, а он кажется был рад этому. Может мне показалось, но и он страдает из за того, что наше прошлое вернулось и накрыло нас.

Ближе к вечеру возвращается Никита и мы продолжаем ужин уже втроем.

— Ну и как твоя поездка? Результативно? — интересуется друг.

— Еще как! — горько усмехаюсь я. — Ты знал, что это Бутузов? Только честно!

Судя по тому как вытянулось лицо Никиты, было понятно, что и для него эта новость стала шоком. Значит он ничего не знал, как не знал и Николас, как не знала и я.

— Подожди. Я общался с Андреем Куликовым. Он сказал, что проект его друга, но что это Глеб я не знал! — все еще недоумевая от произошедшего поведал Гусаров.

— Ну да. В начале я общалась именно с Куликовым. Потом мы поехали в Питер. А вот там меня ждал сюрприз. Перепланировка в доме Бутузова. — начала рассказ я.

— И как он тебя встретил? — интересуется отошедший от шока друг.

— Никит, он инвалид. — с болью в сердце произнесла я. — Он прикован к креслу. Авария. Но самое горькое, это то, что он ненавидит меня.

— Что за фигня! — зарычал Кит. — Я же искал его. Приехал по адресу его проживания, но дома никого не оказалось. Я ездил туда еще почти месяц и все время целовал запертые двери. А потом ты попросила прекратить его поиски. Больше я о нем ничего не слышал.

— Он был все это время в больнице, очевидно. Потом наверное просто не хотел, чтоб мы знали об его беде. Отгородился от всех. — продолжила я.

— А как получилось, что именно тебя требовал Куликов? — выдал Гусаров.

— Все просто, его мама нашла мою фотографию в компьютере Глеба и решила, что я нравлюсь ее сыну. Ремонт был скорее предлогом, чтоб познакомить нас.

— Он не рассказал ей о тебе? — продолжил удивляться Кит.

— Нет. Он сказал о девушке что он любил и они расстались, по этой причине случилась авария. И все. Ни друг, ни мать не догадываются, что эта девушка я.

— И как он вел себя? — качая головой от услышанного спросил друг.

— В начале орал и прогонял меня. Оскорблял. Потом стал холодным и отстраненным. А перед самым моим отъездом просил прощения за его поведение.

— А почему он бросил тебя так и не пояснил? — интересовался близкий мне человек.

— Нет. Но я поняла, что он винит меня. Что там произошло он молчит. Хотя я думаю, что это уже и не важно. У Глеба явная проблема с доверием, от сюда и вся эта история.

Мы еще поговорили и я ушла в дом родителей. Завтра у отца вечерний рейс, а я перееду к Гусаровым старшим.

Глеб.

Алиса обещала приехать на завтра после обеда. Я поймал себя на мысли, что как и три года назад жду встречи с ней. Жду и прислушиваюсь к шума в доме. Но за стенами моего кабинета по прежнему тихо. Смотрю в окно, что выходит на задний двор и мысленно улетаю в прошлое.

И опять меня накрывает. Я вспоминаю ее игру и с силой сжимаю колеса своего кресла. Игра! Все от начала и до конца. Не верю! Или не хочу верить? Я кажется запутался в себе. Мои оголенные нервы превратились в огненные нити и я медленно сматываю их в клубок. Постепенно в моих руках образуется горящий шар из недоверия и подозрений. Самые сильные и разрушающие чувства, сейчас передо мной и только мне решать, запустить этот адский шар в свою жизнь и спалить себя дотла. Или же схватить огнетушитель и постараться погасить уничтожающий огонь с помощью веры.

Кажется, я не разберусь уже в себе без посторонней помощи. Все запуталось во мне и сложно, чертовски сложно, одному разобраться во всем. Но открытие в моем сердце немного вселило уверенности в себя. Моя твердая вера в то, что не смогу простить предателя, пошатнулась. Смогу. Ненависть уже не застилает мой взор и я немного прозрел. Я увидел в себе огонек не погасшего чувства к Алисе. Понял, что как бы сильна я ее ненавидел, ровно настолько же сильно я ее любил, если не больше.

— Сынок! — тихо позвала меня мать.

Вчера девушка так и не приехала и я старался не показать другим, как меня это огорчило. Боялся ли я, что после моих слов она не вернется? Да. И в этом я тоже признался себе.

— Входи, я не занят! — громко ответил я, разворачиваясь от окна.

— Что с тобой происходит, сын? Ты ждешь Алису? — огорошила меня прямыми вопросами родительница.

Она прошла в комнату и присела на край дивана. Вздохнула и сложив руки на колени посмотрела на меня. Я видел ее печаль и тревогу за меня. И опять я заставил пережевать близкого человека.

За окном начинает накрапывать и стук капель по стеклу оконной рамы отдает в ушах. Так же как все мои мысли повторяются в голове.

— Скажи, Глеб, ты обидел ее и она отказалась от проекта? — начала моя мама.

— Нет. Все в силе и Куликов прислал смету и заказал все необходимое. Но материал будет не раньше понедельника, поэтому она не приехала вчера. Да и у нее наверное своя жизнь. Помнишь она говорила о мужчине? — стараясь не показать своего состояния, заверил я.

— Ну да. Помню. Но кажется ты сделал ей тоже очень больно! Сынок, скажи вы ведь знали друг друга раньше? Это она, ну та девушка, что предала? — ввергла меня в шок вопросом мать.

— С чего такие мысли? — недоумевал я.

— Я не слепая, Глеб! Вы так смотрите друг на друга, когда думаете, что ни кто не видит. А когда рядом, так между вами фонит от напряжения. — продолжила она.

— Может и так. Но ничего уже не вернуть. К тому же она предала меня. — вздохнул я.

— Ты слишком гордый сынок. Запомни гордость и гордыня разные вещи. А их отличия тонкие и еле уловимы под час. Гордиться можно успехом и не расценивать это как само собой разумеющееся. А вот гордыня, это уже один из смертельных грехов. Это возношение себя выше других. И мне кажется ты слегка переступил черту. — рассуждает мать.

— Может ты и права. Но как верить тому, кто тебя предал? — еще один довод моего разума на чаше весов.

— А что ты знаешь о предательстве? Может ты и здесь не до конца понимаешь произошедшего. Может не понял, не увидел или надумал сам. Судя по тому, на сколько я поняла эту девушку, она не способна на предательство. Может все же дело в доверии? И тут полностью моя вина. — устало вздыхает женщина.

— Я не понимаю тебя, мам! — возражаю я, но она велит молчать знаком руки.

— Да. Я виновата, что ты мало доверял людям. Я рассказала тебе об отце и его изменах. Ты не верил в отношения без обмана основываясь на моем горьком опыте. Но чушь несусветная, что учатся на чужих ошибках. Учатся на своих и только набив шишек можно получить бесценный опыт.

— Понимаю тебя и наверно ты права. Я не достаточно доверял ей. Я сомневался в ее искренности. Всему виной ее игра в стерву, хотя это был ее способ скрыть боль и обезопасить от большей боли. Но это не помогло. — признал таки я.

— Отлично, что ты понял. И дай ей шанс Глеб! Ты же любишь ее. А даже преступнику дают второй шанс, когда предлагают чистосердечное. Подумай сын. Что важнее — твои принципы или твое счастье. А судя по всему, счастлив ты будешь только с ней. Ты у меня однолюб. — заканчивает мама и замолкает.