«Точно горн глашатаев в призыве взвопил…» Точно горн глашатаев в призыве взвопил, Разговелась в надрыве кудлатая звонница, — Замирай пред визжащими глотками пил Части света шестой грозовая бессонница! Отбивай, пономарь, государев указ, Бей по меди глаголющей! Хлестче! Хлестче! Кратно тысяче множится брошенный глас: «Посягнувших карать! Не смирившихся вешать!» Неоседлую тройку пускает в галоп Громовержца Ильи боевая громадина. Усмиряй непокорности нáтужный лоб Распаленной кокарды багряная градина! Отродясь не тягая тележьих колес, Спины не щадите, скорняжьи кобылы! Исходя слюнотечей, как бешеный пес, Обвисают измученных виселиц брылы. Простирается жнив обожженная гладь И таращатся вехи, что тощие сироты. Клокочи по острожным цепям сополать Издыхающих сумерек, полог откинутый! Как терзающий верою иезуит, Взмолись, помышляющий Божьего сана! Над мятежным раденьем расправой грозит, Точно перст, гневный посох царя Иоанна. «Параллели прильнули к Земле…» Параллели прильнули к Земле Равновымеренными крестами И несут нас на мокром весле, И отталкиваются – нами. Потерять бы потребность дышать И не знать, что несет в себе память, И уже никогда не бежать, И уже, оступившись, не падать. Выбить клинья задумчивых лиц Возрожденным из были рассветом, Чтоб в пыли летописных страниц Не читать нашим детям об этом. «Потянись за махровою каплею вишни…» Потянись за махровою каплею вишни На цыпочках розовость тотчас утративших, — То плод вызревающий в чаяньи ближних, Сад сей лелеющих и не обрящих. Выпусти кроткую жизнь из-под кожицы, Точно мизинец случайно поранивши, — Даже гонимая всюду безбожница Косточке брошенной станется вящей. «Ветер по полю рыщет…» Ветер по полю рыщет, Ищет себе покою Или, оборванным нищим, Я борозжу по полю? Ищу, – не понять, не выдать, — Пальцы пустив, что грабли, В ласковой пашни вымять, Дабы к корням прозябли. Лес, будто яма волчья, Тянет во глушь заблудших, — К тропкам прошедших полчищ, Падших в сраженьях лучших. Облак повис жердиной Над мельницей ветряною. Мельница клин журавлиный Цепляет рукой земною. В дубу краснолобый дятел, Как мох из избы колотит! Да нешто ль, дурак, ты спятил Беленить по такой погоде! – Ну что ж ты молчишь, старинный, Прогнал б желудевой шапкой! – Ступай-ка ты прочь, штанина, Покуда не дали палкой! «Поперек досок…»
Поперек досок Лежу неживой — Оторвал кусок От души ржаной. Хоть он сух да плох, Да «почем даешь!», — Полно брюхо Бог Отъедал на грош. Крикни, мать-земля, — Я стопу в сапог — От седин древлян До седьмых дорог. Знаю каждый шест, Помню всякий столб. От родимых мест — Топорищем в лоб! Отрезной ломоть, Об чем есть ступай! Кончил грядь полоть — Белый свет копай. Крикни, мать-земля, — Я плечо в ружье, — Упасет петля, Схоронит плужье. Расписная Русь — Обдирной полок — Я в тебя упрусь, Как в ворота рог. Как в хмелю, кулак Садану об стол! Подавай, дурак, Из-под всех подпол! Крикни, мать-земля, Хоть бы что, – в огонь Вздыбит Бога для Богатырский конь. И телега в прыть Сквозь высокий тын Сиганет пылить Оголтелый трын! На лихом кряжу Взвоет баба плач! Белый свет крошу, Как скворцам калач. «Пил я речку из Волги…» Пил я речку из Волги, Пил из Оки. След мой чуяли волки И русаки. В бор ходил я на лиса И шатуна, И до самого низа Опускалась луна. Дом бревенчатый ставил, Подрубал под венцы, Бога русского славил От креста в бубенцы. Бабу русскую сватал, Брал быка за рога И ступал куда брата Не ступала нога. Уходил – не вернуться, Как душа в монастырь. Брал, как чадо на руци, Оголтелый пустырь. Думал, выйдет дорога К самой верной из вех, И увижу я Бога, И изыдет мой грех. Также ширится Волга, Подступает Ока. Волчьи выцветет око На пути к сорока. Дом, что ставил, осядет Под осинную падь, Только мне распознать бы В старой женщине мать. |
