На третий день после странного исчезновения звезд с небосклона и связи с академгородком они решили возвращаться. И тут Сажин обнаружил, что возвращаться им практически не на чем. Энергетический баланс «попрыгунчика» оказался на нуле, и это была его вина. Ему так хотелось побыстрее уйти в поле — подальше от города, от людей, кроме того, он здорово поругался с Клайперсом, распорядителем полевых работ (тот категорически не хотел отпускать Сажина в поле одного, навязывая в напарники практикантку, — очевидно, Клайперсу сообщили о причинах перевода Сажина со Снежной Королевы на СнежаНу), что Павел даже не удосужился проверить энергетический запас «попрыгунчика». Второй его ошибкой был небольшой запас воды взятый с собой, — до сих пор он никогда не сталкивался с проблемой нехватки воды. На планетах, где ему пришлось работать по долгу службы, такой проблемы никогда не существовало. Там вода находилась сразу за бортом машины в виде льда или снега. Здесь тоже, куда ни глянь, простирались лед и снег. Но лучше, если бы это был песок…

Два дня «попрыгунчик» полз по ледяному щиту, питаясь от солнечных батарей, и его перегретый организм жадно поглощал и без того скудный запас воды. Сажин уже подумывал оставить его и двигаться пешком, но все никак не мог решиться. Непредвиденный случай разрешил сомнения. Проходя по ледяному откосу, «попрыгунчик» тяжело ухнул в снежницу — огромную каверну, припорошенную легким воздушным снегом, и сломал траки. Вдвоем с Юсикой они законсервировали «попрыгунчик», оставили ему на время сна литра два воды и ушли, прихватив с собой запас продовольствия и оставшуюся воду. Вчера вечером они выпили по последнему глотку. Но и это не было самым страшным. Даже при отсутствии воды, вконец обессиленные, обезвоженные и изможденные, они через два-три дня должны были выйти к городу. Но в выборе правильного маршрута Сажин, ориентировавшийся только по солнцу, уже не был уверен.

Сажин стащил с себя рюкзак, распахнул его и принялся перебирать продукты. В который раз он пожалел, что не прихватил из «попрыгунчика» все тубы с соком. Он достал пакет с консервированным мясом и протянул Юсике.

— Возьми, поешь, — проговорил он.

Юсика подняла голову и посмотрела на него пустым усталым взглядом. Увидев перед лицом пакет, она отрицательно покачала головой.

— Ешь! — приказал Сажин и насильно всучил ей пакет. Затем достал из рюкзака другой, зубами разорвал упаковку и со злостью принялся жевать. Мясо было теплым и сочным, но во рту сразу пересыхало, и он с трудом проталкивал куски в горло.

Когда Павел наконец расправился со своим пакетом, его охватила неудержимая икота. Так и хотелось набрать полные пригоршни снега и заесть сухой обед.

Сажин посмотрел на Юсику. Она с трудом пережевывала мясо, обсасывала его, а затем выплевывала на снег. Павел отвернулся. Наконец сзади зашуршала пустая обертка, и ее скомканная шелуха отлетела в сторону.

— Легче? — спросил Павел, бросив на спутницу косой взгляд.

Юсика угрюмо кивнула.

— Раздевайся, — приказал он. — Биотратт, конечно, хорошая штука, но не сейчас. Такое впечатление, что сосет влагу из тела, как насос.

— Я… — Юсика вдруг покраснела. — У меня нет купальника.

Сажин скрипнул зубами. Попался бы ему сейчас Клайперс, навязавший эту девчонку!

— А жить ты хочешь?! — гаркнул он ей в лицо. Юсика отшатнулась и испуганно заморгала. Было в ее взгляде что-то жалкое, какая-то детская мольба. Сажин отвернулся и принялся стаскивать с себя комбинезон.

— Я буду идти впереди и не оборачиваться, — буркнул он. — Кстати, можешь повязать комбинезон на бедра. Только внешней стороной. — Он запихнул свой комбинезон в рюкзак, встал и закинул его за плечи. — Готова?

— Сейчас… — Было слышно, как она раздевается, шурша одеждой. — Да.

— Тогда идем. — Павел глянул на солнце, определяя маршрут. — Будешь отставать, скажешь.

И они пошли. Первые шаги, как всегда после короткого отдыха, давались трудно, отзываясь болью в каждой мышце. Затем Юсика втянулась. Сажин шел не быстро, экономя силы и заботясь о том, чтобы она не отставала. Его широкая спина, которую даже объемный рюкзак не мог закрыть полностью, отливала каким-то странным серо-черным загаром. Не снежанским. А ноги были белыми. Юсика вспомнила, как Клайперс, определяя ее на практику к Сажину, старательно отводил глаза в сторону. Она же, расстроенная, что не попала в комплексную экспедицию, практически ничего не запомнила из наставлений, кроме того, что Сажина перевели на Снежану с какой-то другой планеты против его желания по причине психологического срыва, обрисованного Клайперсом весьма смутно и расплывчато, и ей вменялось в обязанность не столько вести работы, сколько просто находиться при Сажине, не давая ему остаться наедине с самим собой. Заранее предубежденные друг против друга, они познакомились с некоторой прохладцей и в дальнейшем контактов не искали, как не нашли их до сих пор.

Сажин шел размеренным тренированным шагом, изредка, не оборачиваясь, спрашивая у Юсики, не отстала ли она. Было нежарко, градусов двадцать, и легкий ветерок приятно холодил обнаженное тело. Однако уже через час ходьбы Сажин понял, что разделись они напрасно. Атмосфера Снежаны с нулевой влажностью высасывала из тела воду не хуже биотраттового комбинезона. Впрочем, Снежаны ли? Чем дальше они углублялись в снежную пустыню, тем назойливее становилось предположение, возникшее у него с первых минут исчезновения звезд. Казалось, что каким-то гигантским катаклизмом они перенесены со Снежаны на подобную ей планету в забытый богом уголок Вселенной и оставлены здесь его величеством Случаем для проведения жестокого эксперимента на выживаемость и сообразительность. Ничего общего со Снежаной, кроме аномального снега, Сажин здесь не находил. Солнце казалось больше, какое-то размытое, радужное, пятнами, снег на горизонте тоже радужный, зыбкий и плывущий, как кромка далеких холмов на Земле в летний полдень. Он хотел было остановиться, чтобы снова одеться, но передумал. До захода солнца оставалось совсем немного, а остановка означала потерю лишних минут, лишних метров пути.

Когда солнце село, Павел еще некоторое время шел, придерживаясь ориентира между двумя далекими снежными сопками. Но когда сумерки сгустились и ему пришлось до рези напрягать глаза, чтобы различить сопки, он остановился. Сзади в рюкзак потерянно ткнулась Юсика и сползла на снег. Сажин сбросил с себя рюкзак и сел.

— Воздух здесь такой сухой… — хрипло сказала Юсика. — У меня вся кожа потрескалась.

Сажин, не оборачиваясь, кивнул.

— Извини, — сказал он. — Наверное, нам лучше одеться. Он раскрыл рюкзак и попытался выбрать что-нибудь на ужин. Но не смог. В глазах появилась сильная резь, они слезились, и Павел не мог разобрать наклеек на пакетах. Он чертыхнулся и выбрал наугад два одинаковых.

— Возьми, — протянул он один пакет Юсике.

Она не ответила. Сажин обернулся. Так и не одевшись, Юсика спала на снегу, широко раскинув руки. Лицо ее почернело, заострилось, сухие потрескавшиеся губы были приоткрыты и беззвучно шевелились во сне.

Сажин вздохнул, поиграл в руках пакетами и зашвырнул их назад в рюкзак. Ужинать будут в завтрак… Да, и не забыть бы завтра надеть светофильтры — иммунитет от снежной слепоты ему прививали давно, и он, очевидно, уже кончился.

Павел посмотрел на Юсику. Какой-то порочный круг, и опять он в центре. Ему стало тоскливо и холодно. Неужели и этой девочке суждено…

Сажин решительно достал из аптечки в рюкзаке скальпель и, подойдя к Юсике, опустился перед ней на колени. Даже в темноте было видно, как она измождена. Резко очертились глазные впадины, скулы, ключицы, ребра; над запавшим животом выдвинулись бедра, а под маленькой острой грудью зримо вздрагивало сердце. Сажин сцепил зубы. Казалось, что-то сместилось в его сознании, и он вновь стоит на коленях на промерзшей, обледенелой земле и, прикрывая ладонями поникший почерневший цветок, пытается отогреть его дыханием. Как же он сможет жить, если и эта девушка… Он полоснул скальпелем по запястью и приложил руку к губам Юсики.