— И что сие означает? — спросил Феликс.

— Понятия не имею, — ответил Бальтазар. — Это было под дверным молотком. Забавно, правда: мой сын назначает мне свидание у тебя в гостях и вдобавок требует — не просит, а требует! — чтобы я не ночевал дома! Я сначала подумал, что он решил устроить пьянку и пригласить всех друзей, а престарелого отца сплавить куда подальше, но чтобы так в наглую?!

— А что, Себастьян тоже придет? — затаила дыхание Агнешка.

— Ну, раз написал, то обязательно придет. Попробует он у меня не прийти! Шутник выискался, записки он мне будет писать… «Отпусти прислугу!»

— Деда, а можно я его подожду?

— А уроки ты сделала?

— Сделала! — гордо кивнула Агнешка. — Могу показать!

— Покажи, — согласился Феликс, и когда девочка, промычав себе под нос что-то о старых занудах, оставила героев наедине, сказал: — Странно все это. И чем дальше, тем страньше… Так зачем тебе меч?

— На всякий случай. Ты же меня знаешь!

— Я-то тебя знаю, — задумчиво сказал Феликс. — А вот что подумает Ильза?

— Чихать я хотел на то, что подумает Ильза! — в сердцах бросил Бальтазар. — И вообще, я тебя не узнаю! Почему два друга не могут посидеть по-стариковски, вспомнить былые деньки и побряцать железом без оглядки на то, что подумает Ильза?!

— Посидеть по-стариковски, говоришь… — Феликс скептически посмотрел на выстроенные в боевом порядке стаканы, штопор и завернутый в бумагу сосуд знакомой формы. Надежды скоротать спокойный вечерок у камина таяли, как дым. От предчувствий заранее заныла печень.

— Не криви так морду, я вовсе не собираюсь напиваться и ломать мебель!

Вернулась Агнешка и, задрав нос, вручила дедушке пять тетрадок; одновременно в столовую заглянула Тельма и, без удержу кокетничая, уточнила, будет ли обедать сеньор Бальтазар. Тот двусмысленно облизнулся и заявил, что очень голоден; Феликс украдкой показал ему кулак. Ильза к обеду не вышла, сославшись на недомогание, Йозеф, как обычно, задержался на работе, Агнешка отобедала по возвращении из гимназии, и потому жаркое с трюфелями Феликс и Бальтазар дегустировали вдвоем, не забывая отдавать должное бутылочке хереса, пока Агнешка листала бестиарий, то и дело встревая с вопросами об очередных магических тварях.

После обеда, когда часы в прихожей пробили половину шестого, оба героя предались своим любимым занятиям: Феликс стал растапливать камин, а Бальтазар приступил к хирургической операции по вскрытию бутылки. Естественно, на то, чтобы наколоть щепок для растопки и развести огонь, потребовалось больше времени, чем на выдергивание пробки, и Бальтазар недовольно заворчал:

— Ну что ты там копаешься? Это же «Гленливет»!

— С каких это пор ты полюбил виски? — спросил Феликс, оттирая руки от сосновой смолы и возвращая на место каминную заслонку, за которой весело приплясывали язычки пламени. — Ты же всегда предпочитал коньяк!

— О, это целая история! — сказал Бальтазар, наливая янтарный напиток в стакан. — Когда я был молодой и глупый, то провел целый месяц в шотландском городке Ивернессе, залечивая сломанные ребра и отбивая привкус гнилой озерной воды этим сказочным нектаром…

Феликс подтащил два кресла и крошечный столик к камину, Бальтазар поставил бутылку на столик, вручил стакан Феликсу и, усевшись поудобнее, продолжил рассказ. Агнешка оккупировала скамеечку для ног, преданно внимая истории охоты молодого и глупого Бальтазара на водного дракона, а Феликс приступил к смакованию великолепного виски, пропуская байки приятеля мимо ушей до тех пор, пока испанец не поименовал свою несостоявшуюся жертву «первостатейной сукой». Тогда пришлось обратить внимание Бальтазара на связку поленьев и кочергу возле камина и пригрозить жестокой расправой за каждое крепкое словцо. Бальтазар, к удивлению Феликса, извинился и пообещал, что это больше не повторится.

Тепло от камина поднималось волнами, укутывая ноги словно пледом, и весело потрескивали поленья, стреляя искрами; Феликс блаженствовал. История Бальтазара лилась все так же плавно и размеренно, на ходу обрастая подробностями и перенося действие из Шотландии в Африку, а оттуда — в Индию и Афганистан. Драконоубийца как раз приступил к волнующему описанию перехода через Гиндукуш, когда в дверь постучали. Агнешка, завороженная байками о подвигах Бальтазара, вздрогнула, а Феликс отставил стакан и со стенаниями выбрался из кресла.

— Если это мой отпрыск, — сказал Бальтазар, — то давай его сюда!

Но это был не Себастьян.

Много лет тому назад, сразу по возвращении Бертольда из Китая, он читал в Школе курс теоретической алхимии. Читал он его очень недолго, пока Сигизмунд личным распоряжением не отменил лекции как «не имеющие практической ценности»; да и среди студентов эта странная дисциплина, где наука в равных пропорциях переплеталась с магией и шарлатанством, не пользовалась особой популярностью — но вопреки всему этому в памяти Феликса прочно застрял один эпизод: Бертольд своим хрипловатым баритоном рассказывает о веществах, которые сами по себе безвредны и не опасны, но будучи соединены вместе, трансмутируют в горючую и взрывчатую смесь. А причиной, по которой Феликс вспомнил этот, казалось бы, давно забытый эпизод из лекции по алхимии, стал его незваный гость номер два.

Для Феликса было не в тягость принимать у себя в гостях Бальтазара, пока тот соблюдал умеренность в возлияниях; а пребывая в снисходительно-терпеливом настроении, Феликс не отказался бы выслушать и даже согласно покивать очередному суесловию Огюстена; но оказывать гостеприимство Бальтазару и Огюстену одновременно?! Ситуация грозила выйти из-под контроля и полыхнуть не хуже тех вонючих химикалий, которые смешивал на лекциях Бертольд…

Лунообразный лик Огюстена утопал в пушистом воротнике песцовой шубы.

— Принимай гостей! — заявил он и шмыгнул носом.

Феликсу оставалось только посторониться и пропустить Огюстена в дом. Следом за вальяжным, пахнущим одеколоном и мандаринами французом в дверь собственного дома бочком протиснулся посиневший от холода Йозеф.

— Добрый вечер, папа, — пробормотал он, разматывая заиндевевший шарф. — Ильза наверху? — спросил он и, получив утвердительный ответ, направился к лестнице, попросив Тельму подать наверх горячего вина.

Огюстен тем временем принялся избавляться от шубы. В прихожей сразу стало тесно, и Тельма пару раз ойкнула, задетая размашистыми движениями француза. Как ни странно, но Огюстен во время этой процедуры молчал! Вместо обычных прибауток, хохмочек и язвительных выпадов раздавалось только его сосредоточенное сопение. Потом взгляд Огюстена упал на меч среди зонтов.

— Ага, — сказал он задумчиво и огладил лацканы сюртука. — И долго ты намереваешься держать меня в дверях? — спросил он без тени сарказма.

Слегка удивленный и заранее напрягшийся Феликс жестом пригласил его войти. Огюстен манерно поклонился и проследовал в столовую. Здесь он, по-прежнему храня молчание, прошелся вокруг стола, учтиво поздоровался с Агнешкой и Бальтазаром, внимательно посмотрел на портрет Эльги на каминной полке, после чего плюхнулся на софу и переплел пальчики-сардельки на животе.

«Не захворал ли он часом?» — обеспокоено подумал Феликс. Бальтазар настороженно потягивал виски, а Агнешка ерзала на месте, ожидая продолжения истории о кровожадных горцах и снежном человеке с перевала Кхебер. Слышно было, как тикают часы в прихожей. Пауза становилась неловкой.

— Выпить хочешь? — спросил Феликс.

— Хочу, — сказал Огюстен и достал из-за пазухи плоскую бутылочку с коньяком. — У тебя рюмок не будет?

Феликс открыл буфет и достал три пузатых бокала из резного хрусталя. Кажется, он начинал понимать, что происходит. Огюстен ждал подачи — любого, самого невинного вопроса, с которого можно будет начать разговор; катализатора, как назвал бы это Бертольд. Но раз Огюстен избрал такой окольный путь к началу разговора, то информация, которой он собирался поделиться, по всей видимости, действительно была небезынтересной.