– Самохин Фёдор Геннадьевич, – прочитала вслух Лера.

Марево над могилой всколыхнулось и приобрело очертания мужчины, похожего на гранитное изображение, только старше лет на двадцать. Та же военная форма и прямая осанка. Мужчина застыл и пристально смотрел в лицо Леры.

– Я живая, и я вас вижу, Фёдор Геннадьевич, – предвосхищая вопросы, первой заговорила девушка.

– Это странно, – коротко бросил мужчина.

– Странно то, что вы умерли, но не усопли, – в тон ему ответила Лера.

– Вы что, какая-то комиссия? – поднял бровь Самохин.

– Ага, комиссия по рассмотрению дел неупокоенных, – прыснула Зоя.

Мужчина, не понял юмора и серьёзно ответил, чётко выговаривая каждое слово:

– Я не могу жену бросить, она одна осталась. При жизни плачет, а как умрёт – покоя не найдёт. Всё дело в младшем сыне – оболтус он.

– Никита? – коротко, на военный манер, спросила Лера.

– Вы его знаете? – удивлённо поднял брови мужчина. Его кулаки сжались, и если бы тело имело краски, точно бы побелели. – Вот если бы я мог ему всё высказать! Да с ним и не говорить надо, а за шкирку взять и к матери притащить! – продолжил он.

– Мы здесь по другому поводу, – сменила тему Лера, – нам нужно знать, давали ли вы кому-то клятву, которую потом нарушили?

– Я? Я офицер! Я всегда держу своё слово! – хмуро и даже с обидой заявил Фёдор Геннадьевич.

– М-да, тупик, – произнесла вслух Лера.

– Спроси, может, его девушка любила какая-нибудь в молодости? Может, она подумала, что он ей поклялся? – предложила версию тётя Наташа, которой Зоя пересказывала весь разговор.

– Он слышит вас, – заметила Лера.

– А, ну, ясно, – засмущалась женщина, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

– А в чём дело? С чего вам копаться в моей личной жизни? – подозрительно прищурил глаза мужчина.

– Ваша внучка умирает, – начала было Лера, но он перебил её:

– У меня внучка есть?

– Да, и внук тоже, – заметила девушка. – Насколько мы смогли разобраться, история такая…

Самохин выслушал, помолчал, а после сплюнул сквозь зубы:

– Тряпка! Как был тряпкой, так и остался. Говорил я матери, три шкуры драть с него надо, а она жалела: как же – младшенький да бедненький! И вот итог! Родного ребёнка на смерть отписал! Да наши деды воевали, чтоб у каждого мальца было небо чистое над головой, а этот фашист…

– Подождите, это наши предположения! Для того чтобы понять, правы мы или нет, нужно узнать, давали ли вы клятву, которую не сдержали? – перебила Лера поток его брани.

– Я один раз в жизни давал клятву, но не нарушал. Галя сама меня бросила, – пожал плечами Фёдор Геннадьевич.

– Галя? Пожалуйста, расскажите поподробнее, – попросила Зоя.

– Да, чего говорить, молодой был, летёха. Невеста у меня была, Галя. Я ей предложение сделал, свадьбу должны были летом сыграть. А меня в командировку отправили на два месяца. Её с собой взять не разрешили – не жена по документам. Возвращаюсь, и в первый же день ко мне маменька её приходит с гадом этим, Валеркой. Это одной «шишки» сынок. Его к нам заслали, потому что в немилость у папеньки попал. Так вот, и говорит мне маменька её: «Не обессудь, Феденька, но беременна Галочка моя от Валеры… Прости и отпусти, не мути душу разборками».

– И что? Так и не пошли ничего узнавать? – спросила Лера.

– Почему не пошёл? Пошёл! Да только не поговорили мы толком. Она с порога орать начала, что я предатель и с генеральской дочкой шашни завёл. А я что? Меня к ней водителем поставили в командировке. Армия – дело такое: либо выполняй, либо в опалу.

– Объяснились? Удалось ей доказать? – ахнула Зоя.

– Нет, слушать меня не стала. Я вышел от неё, сел за руль, в злости разогнался да и цепанул обочину. Крутануло знатно – прямо в дерево. Чудо, что жив остался. Ногу переломал в нескольких местах. Оттуда без сознания в госпиталь отвезли. Полгода на вытяжке лежал – Галя ни разу так и не пришла ко мне. А как выписали, первым делом к ней. Маменька её дверь открыла и сказала, что дочка её замуж вышла и в область другую уехала. Меня тогда думали списать, потому как хромой, но пожалели. Вот при штабе и оставили.

– Теперь ясно, – Лера обернулась к Зое, – Галя всю жизнь с обидой прожила. Скорее всего, это наш случай.

– Чего ей на меня обижаться? Сама от другого понесла, – ответил Самохин и снова сплюнул.

– А если на минуту предположить, что это её мамаша подстроила? – спросила Зоя.

– Всё равно, у неё было много возможностей объясниться со мной, – пробурчал в ответ мужчина.

– Предлагаем вам поговорить с ней и всё выяснить. Если мы всё правильно поняли, сможете внучку свою спасти. А если это не она, вы ничего не теряете.

Фёдор Геннадьевич задумался и через некоторое время ответил:

– Только сначала с сыном поговорю.

– А как вы поговорите? Он не услышит, – растерялась Лера.

– Вот как с этой, – мужчина показал пальцем на тётю Наташу.

– А он нам поверит? – с сомнением спросила Лера.

– Поверит, я слова найду, – отрезал военный.

– Хорошо, но если не поверит, то не наша вина, договорились? – уточнила Лера.

– Договорились! Слово офицера! А как мы туда попадём? Погост никого не выпускает, – с сомнением сказал Фёдор Геннадьевич.

– Вам надо залезть на спину Зои, – огласила Лера заготовленный план.

– Чего?! Я офицер, я не буду кататься на женщинах, как Пиявка какая-то! – силуэт мужчины задрожал и начал медленно расплываться. Видно было, что Самохин очень рассержен.

– Фёдор Геннадьевич, – вкрадчиво заговорила тётя Наташа, пытаясь смотреть на него, но на самом деле получалось не совсем в нужную сторону, – это война… Война между силами жизни и беспощадной смертью! Костлявая занесла свою косу над беззащитным ребёнком. Настенька – белокурый ангел, испытывает невыносимые боли! Её мама выплакала все глаза. Она готова отдать всё, что есть, лишь бы спасти свою кровиночку. А вы, родной дед, побрезгуете единственным шансом на спасение? Представьте, что ноги вам оторвало, неужели не воспользуетесь плечом и спиной медсестры, если в руках ещё есть силы стрелять?

У Зои на глазах блеснули слёзы – так проникновенно, пылко и убедительно прозвучала речь тёти Наташи.

Фёдор Геннадьевич стыдливо отвёл глаза:

– Ради внучки и жены я готов!

Зоя подошла к нему вплотную и повернулась спиной. Ворча и ругаясь вполголоса, он сжался в комок, отскочил от земли и прыгнул на Зою, застыв между лопаток.

– Что-нибудь чувствуешь? – спросила Лера.

– Нет, ничего, – Зоя пожимала плечами, будто пыталась ощутить свою «ношу».

Лера с интересом разглядывала её спину: она первый раз видела молодую Пиявку. Больше было похоже, что у Зои вырос прозрачный горб.

– Не могли бы вы так не пялиться? Я чувствую себя неуютно, – раздался голос Фёдора Геннадьевича из Зоиного горба.

– Простите, не подумала, – ответила Лера, стыдливо опустив глаза.

Было уже совсем темно, когда вся компания двинулась обратно. Леру одолевали сомнения: «Что делать, если мы опоздали с возвращением и ворота закрыты? В калитку с Пиявкой не пройти. Велика вероятность, что голубые реки-вены, переплетающие забор, не пропустят. В ворота, по следам мёртвых, было бы больше шансов… А если ворота закрыты, то что будет, когда их откроют?»

Погружённые каждый в свои размышления, они вышли на центральную дорогу. Навстречу им двигалась знакомая долговязая фигура с фонариком в руке. Миша сегодня работал и теперь совершал обход территории.

Как только Зоя его увидела, то принялась махать рукой. Сторож на пару секунд остановился, вглядываясь, а потом уверенно пошёл им навстречу.

– Что вы здесь делаете? Кладбище уже закрыто, – пытался произнести Миша как можно суровее, но покраснел и засмущался от своей же напускной строгости. Он выглядел скорее мило чем грозно.

– Лера часики потеряла вчера, вот мы и пошли искать, – улыбнулась ему Зоя, – да слишком долго провозились.

– Надеюсь, нашли? – участливо спросил парень.