Ребека вздохнула, слегка поджав губы. Общая атмосфера была весьма забавной и… меланхоличной.

Женщина встала напротив магазина и принялась ждать, когда загорится зелёный человечек. Стоя чуть правее того светофора, что уже почти стал единым целым со зданием, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Быстро «отряхнувшись» от прогрессирующей паранойи, Ребека начала, сильнее поджимая губы, вспоминать прошедший день…

Ей хотелось бросить пакеты и взвыть, но покосившись вправо, она увидела молодую пару с коляской, которая разговаривала между собой на иностранном языке…

«…По-моему – это эстонский» – оборвано подумала про себя Ребека и воздержалась от возможности получить штраф, который ей обязательно выпишут если она завопит на всю улицу, без причины… Технически, причина была, но это никого не волновало.

Ребека мысленно, в полный рост подкралась к началу дня, когда на неё ни с того ни с сего навалилась сильнейшая апатия и тоска… Она не помнила ничего подобного раннее. После апатии, она была одержима мыслью о самоубийстве, в то время как тоска активно забивала в импровизированный гроб последние гвозди. Ребеке даже не удалось посмотреть на себя со стороны… а это, было не в её стиле.

Любящая семья, – не считая отца, которого, уже как шесть лет загнал в землю цирроз печени, – периодический отпуск в Италии или Франции, рисование и удачные пробы в писательстве. Казалось бы, всё очень даже хорошо… Но мысль о самоубийстве сегодня была ещё более заманчивой, чем в девять лет, когда отец избивал мать на глазах единственного ребёнка, всеми тупыми предметами в доме, которые хорошо и плохо лежали. Уже тогда, Ребека знала, что такое «суицид». Её мама об этом позаботилась… Тогда же Ребека узнала, что «Повторение – мать учения и насилия».

Женщина перевела взгляд со светофора на дом, который был виден только благодаря вертикальному газонному участку, который, в свою очередь, был огражден от внезапных посетителей и разделял собой два здания, одно из которых находилось слева от светофора и с улицы, давало о себе представление как смесь канцелярии и жилого дома. Дом же по правую сторону, выглядел так, словно его выдернули из какого-нибудь круизного норвежского городка…

Ребеку смутило большое растение, являющее собой что-то среднее между выкидышем плакучей ивы и дереном. Оно закрывало первый этаж дома… Расстояние между растением и домом равнялось обычной дороге, по которой любили ездить велосипедисты, бренчащие своими проклятыми звоночками. К несчастью, помимо противного звона, они часто издавали ушераздирающий лязг… Справа, через дорогу стоял фургон марки «Mercedes-Benz» с надписью на капоте «Leihwagen» тёмно-фиолетовыми буквами, которые были задокументированным подтверждением частой непогоды в этом городе… Надпись над лобовым стеклом: «AIM’S» большими оранжевыми буквами, поселили в Ребеке странную, тревожную мысль.

Она быстро зажмурилась и, как только открыла глаза, увидела зелёного человечка на светофоре… Только она сделала шаг, как человечек тут же потух и вместо него загорелся его красный аналог.

«Verdammt noch mal2…» – тихо прошипела Ребека.

Вместе с руганью, внутри неё что-то наконец активировалось и начала подступать… паника.

В последнее время её часто навещала странная паника. Она держалась умеренно и Ребека могла её скрыть… но только внешне. Досадным был тот факт, что не удавалось установить её источник. Пару раз, Ребеку с этим видела дочь, и тогда мать всерьёз задумалась о том, что дети видят больше взрослых. «Нежеланные свидетели» – думала Ребека в тот момент, когда малышка Астрид смотрела на неё прорезывающим взглядом… Потом, она ловила себя на мысли что не заметила параллель с собой же в детстве.

Её это озадачивало. Обычно она так себя не ведёт и всегда видит сходство там, где оно есть…

С приходом паники, Ребека заметила, что она сменяет тоску с апатией в чётко определённые часы. Походы к психологу, а оттуда к психотерапевту, не придали ситуации ясности и Ребеке пришлось смириться с неизвестно откуда взявшейся, эмоциональной аномалией…

…Ребека осмотрелась и не могла понять, почему раньше не видела здесь жёлтых и светло-голубых домов, которые плотной линией, огибали улицу слева и справа, до самой Imvisierstraße, где здания из жилых построек, перерастали в различные офисы, редакции, магазинчики и т.д.

…Ребека подумала о Норвегии. Отдыхая в Осло, в декабре две тысячи семнадцатого года, ей плотно засел в голову общий архитектурный настрой местных сооружений. Но здесь, в Розеделце, индустриальном приспешнике Франкфурта, похожие дома были скорее сюрреализмом, чем контрастом.

Вспомнив о Норвегии, Ребека снова увидела зелёного человечка и тут же сорвалась с места, мерно шурша пакетами.

Дойдя до середины пешеходного перехода, она на секунду задумалась и вспомнила что не осмотрела проезжую часть… К счастью, на улице было только три человека, включая её…

Два градуса тепла и дождь, снова дали о себе знать. Тело пробила лёгкая дрожь. Выдохнув, Ребека подняла глаза на растение… после чего, паника стала стремительно усиливаться, хотя до её предполагаемого источника, было не меньше восьмидесяти метров…

«Может быть я паникую из-за того, что мне придётся пройти мимо этого чтобы попасть в дом?..» – подумала про себя Ребека и дёрнулась, уже от неожиданности.

Позади, с правой стороны, послышался звук мотора. Ребека встала как вкопанная и выронила пакеты. Только через три секунды она поняла, что машина остановилась…

Раздался громкий хлопок. Женщина рухнула на спину, окрашивая асфальт собственной кровью и кашей из мозгов, вперемешку с раскрошившейся черепной костью.

Оставившая сквозное отверстие пуля, попала в столб светофора, чем спровоцировала короткий, но от того не менее жуткий, металлический звон…

…После которого, последовал вой автомобильной сигнализации и детская истерика.

1

21/07/2011

02:33AM

В Розеделцком клубе, который располагался в паре тройке кварталов от гетто, – на 100% заселённого выходцами из Средней Азии, – Матис Дётцер допивал свой последний джин на сегодня. Неважно, что новый день начался всего два с половиной часа назад. Матис знал, что такая моча с примесью ацетона, как джин, сегодня в него уже не залезет…

В клубе было достаточно людно. Достаточно, чтобы с кем-нибудь подраться, познакомиться, заняться незащищённым сексом или сделать всё выше перечисленное одновременно… с одним человеком.

«…Сегодня четверг. День, когда в клубе достаточно людей с крайне правыми взглядами…» – непринуждённо вспоминал Матис. Он даже знал парочку таких кадров, но сейчас, всерьёз он мог думать только о Дитфриде, Адалрике и Джорге.

Дитфрид… Мальчишка, которого Матис нашёл у себя рядом с диваном, на утро, после недельного запоя. Двенадцать лет назад он подумал, что это шутка, но прочитав записку от проститутки, имя которой он (не)благополучно забыл, Матис понял, что это не шутка, а его сын.

В тот же момент он мимолётом вспомнил про гору странных писем, прочитанных им после бутылки хорошего пива. Это мимолётное воспоминание тут же разбило в его голове мысль о том, что проститутки после неосмотрительности клиента, тут же рожают…

Вот, прошло двенадцать лет. День рождения у Дитфрида будет через девять дней, а Матис не знает, что ему делать. Обычно ему везло, тратить деньги на развлечения и при этом не утопать в долгах… Но, так было пока он жил один. С появлением «цветка жизни» понадобилось покупать грунт, горшок и удобрения…

Матис сделал маленький глоточек.

…За Дитфридом, примерно через год появился Адалрик, чья мать, Аделия a.k.a. «Мюнхенская шалава», родила Матису первого ребёнка от себя и второго в общем. В отличии от первой матери, которую Матис даже не запомнил, Аделия разговаривала с «отцом нежеланного ребёнка» как монахиня, порицающая двадцатилетнего сорванца, за то, что он кинул презерватив в открытое окно её монастыря.