Владислав Тодеску
Die Kante und das Kind
Предисловие
«Ужас приоткрывает ничто. В ужасе земля уходит из-под ног. Точнее: ужас уводит у нас землю из-под ног, потому что заставляет ускользать сущее в целом. Отсюда и мы сами – вот эти существующие люди – с общим провалом сущего тоже ускользаем сами от себя. Поэтому в принципе жутко делается не «тебе» и «мне», а «человеку». Только наше чистое бытие в потрясении этого провала, когда ему не на что опереться, всё ещё тут.»
© Мартин Хайдеггер
[Das Kind]
Этот город был прекрасен.
Даже после трёх минувших этапов, которые превратили город и, по совместительству, Землю, в груду мусора социальной и архитектурной мысли, Розеделц остался великолепной красоты фреской, изображающей индустриальное поселение homo sapiens всех рас, всевозможных сексуальных ориентаций и полов, носителей всех существующих мировоззрений и философско-политических взглядов.
Город идеально устроен, обустроен и развит со всех сторон… но тогда, почему он превратился в груду мусора? Почему уже который день после исполнения последнего, третьего этапа, на территории всех округов и районов не прекращается канонада машинных сэмплов импровизированного ада? Смерть и ужас исполняли роль федерального канцлера и президента, облачая новую формальность в непримечательные оттенки власти… Всё проходило как нельзя лучше.
Формальность пускала в ход Средства, работающие по принципу сломанного телефона и подрастающего ребёнка без мотивации. Ребёнка, страдающего от плохой памяти, не убирая при этом улыбки с лица.
Средства являли собой Цель, которая заключалась в сохранении приемлемой температуры для ребёнка, постоянно вырождающегося внутри Формальности.
До поры до времени, ребёнок варился в собственном соку, явив себя прекрасному городу спонтанно, заставив принимавшую роды, уронить всё, кроме взгляда на окровавленное тельце крохотной девочки.
Это тельце переливалось тёмно-розовым и бледно-серым. До оборота в полотенце, девочка походила на свою маму чаще, чем это когда-либо произойдёт в будущем…
Минуя мелочи, принимавшая роды женщина выкрала малышку, дабы сбросить с сердца колючий ком бесплодия. Она не понесла за это никакого наказания, т.к. у той, что рожала, изначально ожидался сын… и он появился. Закрыв собой всё вокруг для собственной матери, маленький мальчик, сам того, не зная и, так и не узнав позднее, прикрыл уход сестры в чужой дом.
Было ли это ужасно? Учитывая абсолютно все последствия… нет, не было. Даже в сравнении с другими случаями, достойными внимания людей за пределами, случай с разлукой у ещё неостывшей утробы был равнозначен наплыву облаков в обещанный синоптиками голубой небосвод, с ярко-желтым диском тепла по середине взгляда любого прохожего…
…Пока ноги долга, вопреки агонии? несли ребёнка по грани стебля берёзы карликовой, дитя уборщика улиц, в окровавленной куртке на всеобщее обозрение, точно надрыв…
ВЫРЕЗКИ
***
«В НЮРНБЕРГЕ МОЛОДАЯ ДЕВУШКА БРОСИЛАСЬ ПОД КОЛЁСА ГРУЗОВИКА. СО СЛОВ МАТЕРИ ПОГИБШЕЙ…»
***
«В РОЗЕДЕЛЦЕ РАЗОМ ВЫШЛИ ИЗ СТРОЯ ВСЕ РАДИОПРИЁМНИКИ. ЭТО…»
***
«В ОЛЬСБЕРГЕ! ИЗ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ КЛИНИКИ №1 СБЕЖАЛ ПАЦИЕНТ. УБИТЫ ДВА ЧЕЛОВЕКА…».
***
«В РОЗЕДЕЛЦЕ! ЗВЕРСКИ УБИТЫ МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА. ПОЛИЦИЯ СЧИТАЕТ…».
***
«ДЕНЬ СМЕРТИ В «Strichful». МОЛОДОЙ УБИЙЦА УСТРОИЛ ПОНОЖОВЩИНУ. ИЗВЕСТНО, ЧТО…»
Пролог. Спуск (Auftakt. Abstieg)
1
В посёлке Уэрзтерц было пасмурно. Восемнадцать жилых двух- и трёхэтажных зданий, покрывались бледно-серой пеленой из дождевых капель и тумана. Отсутствие домашних животных во дворах, укрепляло и без того плотную атмосферу заброшенности поселения.
Совсем неподалёку, массивная волна плохой погоды нещадно промывала город Розеделц, топя в импровизированных реках улицы и просёлочные дороги, делая и без того затруднительное передвижение, в принципе невозможным… Это, что касается города. В посёлке же, ситуация была менее апокалиптичной.
На юге посёлка находился маленький склон, высотой почти в три метра, куда стекало всё, что накапало на здешний асфальт и брусчатку. Природная водосточная канава, размером со стадион имени Рудольфа Харбига, принимала на себя потоки пыльных вод, создавая свою версию Staubbachfall… Об этом водопаде не выскажется Байрон, не напишет Гёте, но какая-нибудь ящерица, точно будет недовольна внезапными водными процедурами, которые станут фатальными, для её крохотного убежища…
Сейчас, наблюдать такое тривиальное, но всё равно красивое явление, могли бы порядка десяти человек.
На весь посёлок, сейчас были заняты только шесть домов. В трёх из них, жили мигранты из Эстонии, Албании и Беларуси. Остальные три, занимали семьи из Австрии, Нидерландов и один, был занят бывшим жителем Кёльна.
Дома с мигрантами располагались на юго-западе посёлка, в зоне, так и просящей название «Участок отщепенцев».
Никакой сегрегации или предубеждений! Просто так сложились обстоятельства и весь юг был скуплен переселенцами из восточной и юго-восточной Европы, в середине девяностых годов двадцатого века. У мигрантов (никогда) не было проблем с местным населением, которое составляло 40% от общего количества жителей на момент заселения юга и поныне, с погрешностью в 3-4%. Сегодня, все друг друга знали и не докучали новым соседям, вопросами разной степени тупости и неуместности… Да и по правде говоря, понятие «мигрант» здесь переставало быть актуальным уже спустя пятнадцать минут после заселения последнего приезжего…
2
По телевизору шёл сериал «Семнадцать мгновений весны», в немецкой озвучке. Ёаким Митт сидел на диване в тёмно-зелёной футболке и новых, синих джинсах, прищурив глаза и мерно сопя, в то время как его жена Вилма, в бежевом халате, лежала на разложенном кресле поодаль, в правом углу комнаты, прикрытая образовавшейся от плохой погоды, темнотой.
Женщина спала, так незаметно и неподвижно, что можно было подумать, что она умерла. Ёаким ловил себя на этой тревожной мысли несколько раз… и это лишь за последние пятнадцать минут.
Он позвал жену, но та не отозвалась. Мирно списав всё на глубокий сон, который является нормальным явлением для тех, кому за семьдесят, Ёаким посмотрел на погоду за окном и, нахмурившись, снова уставился в телевизор, игнорируя гул в ушах, который сопровождался звуком падающей в жидкость капли.
Актёр Вячеслав Тихонов о чём-то разговаривал с… Ёаким слегка прищурился, пытаясь вспомнить имя актёра и имя персонажа. Штурмуя память, старый эстонец не добился успеха. Так хорошо знакомое лицо, одного из так хорошо запомнившихся актёров, теперь стало незнакомым.
Пока двое шли по коридору мимо охранников, стоявших у двери в форме SS, Ёаким, используя кальку на мозговой штурм, пытался вспомнить хотя бы имя персонажа… Задним числом, он понимал, что имя актёра он уже не сможет произнести в своей голове никогда.
Ёаким почесал короткую щетину правой рукой, пока левая искала пульт. Тем временем, дождь вместе с ветром всё усиливался. Теперь, домашняя атмосфера защищённости от уличного ненастья, обзавелась брешью, впустив в идиллию недовольство, граничащее с бешенством, вызванным состоянием собственной памяти, которая, в свою очередь, обрастала пробоинами, как тело дезертира наполнялось пулями преданных им, бывших товарищей…
Пока Ёаким тихо и злобно сжимал и разжимал губы в немых ругательствах, Вилма Митт, лежавшая почти параллельно шкафу, всё ещё тихо, коснулась паркета пальцами правой руки. Левая рука, пока что, лежала на груди. Остальное тело, незаметно клонилось вправо…
Когда на улице раздался продолжительный рокот грома, Ёаким, со смесью злости и радости, пробурчал имя актёра, которого уже не надеялся вспомнить:
