Дитфрид механически перевернул страницу. Всепоглощающая дрожь уверенно подступала со спины.

«18/12/1996. Нюрнберг, Германия.

Сегодня Мирела очень долго плакала. Я сначала подумал, что из-за матери. Но она плакала из-за меня и извинялась. Она извинялась за Дитфрида и за то, что якобы испортила мне жизнь.

Ахуй и злость. Только это я смог испытать в тот момент. Благо, меня хватило только на утешения. Эта сука, что зовётся матерью Мирелы, довела свою дочь до нервного срыва. Эта ёбаная сука поплатится! Я сделаю с ней что-то гораздо более худшее, чем легионеры с христом. Такое уёбище не должно иметь детей, как и жнизь.»

Дрожь впиталась в организм Дитфрида, заставив его тело трястись и холодеть.

Трясущимися пальцами, Дитфрид перевернул страницу. Она оказалась вся в разводах… Дитфрид, с щелчком захлопнул рот.

«04/02/1997. Розеделц, Германия.

Эта книжка, которую я купил в киоске в Мюнхене, уже не помню где, стала моим дневником. Так вот, дневник, я вернулся.

Новости более чем ужасные. Да, как видишь, я переехал в домик, который хотел купить страницу назад. Я его купил. Да. Владелец почему-то сбросил цену после нового года, и я купил его.

Теперь здесь живут Матис и Дитфрид Дётцер. Мирела умерла. Она бросилась под грузовик, когда возвращалась с университета. Моя малышка Мирела, умерла. Из-за этой суки, которая никак не отреаигровала на смерть дочери. Она видимо уеж и н считаола её дочерью. Мирела, мо солнышко. Она сказала что сама дойдёт до дома, чтобы я не забирал её, когда у меня будет обеденный перерыв. Я не могу винить её, она просто солмалась. Моё маленькое слонышко сломалось и всме родным насрать. Никто с её стороны не захотел даже вид делать, что знает её. Монстры. УБлюдкпи монстры и ёбаные уроыд.

Я не заю, как мне в будущем сказать об этом Дитфриду. Я кажется с ума схожу. Но это неважно. Лишь бы сынок вырос и выжил. Мы не бедствуем, главное, мне много не пить, иначе будем бедствовать. Благо, хоть одно, тётя Саша жива, здорова и сочувствует смерти Мирелы. Хоть кому-то в этом ёбаном мире не насрать.»

Мальчик трясся всем телом и громко всхлипывал, оборванной задней мыслью надеясь, что задохнётся.

«04/02/1997. Розеделц, Германия.

Я понимаю, теперь, какого было Миреле, когда она плакала без остановки несколько часов подряд. Меня трясёт, но я хочу записать это.

Я был беспечным и то ещё будет. Да, я говорю это сейчас. Я чувствую что не выдерживаю и не смогу просто так бросить алкоголь.. дёрнул оещё попробовать опиаты, недавно. Это было первое что я съел, когда узнал, что произошло с Мирелой. С моим маленьким солынкшмо солнышком.

Так вот. Я сделаю всё, чтобы мой сынок ни в чём не нуждался. Буду я пьяницей, умру от передоза мне похуй. Дитфрид, мой хороший, он сплотил меня и Мирелу. Благодаря Дитфриду, я полюбил Мирелу. Ей я нравился и раньше, иначе бы мы не трахались, но лично я к ней чувств не испытывал. Я не хотел на что-то или кого-то отвлекаться во время учёбы или работы. Но Дитфрид всё иизменил.

Мирела, солнышко моё любимое. Я дал твою фотограцию нашему сыну. У меня есть ещё одна, такая же. Когда он подрастёт, я расскажу ему о тебе. Он должен знать про свою мать и как с ней обошлись.

Любимая, прости. Я виноват в том, что не уберёг тебя. Я недоатстатчоно уделял тебе времени, когда твоя мать доводила тебя. Прости, меня дорогая. Я не знаю, есть ли рай или призраки, но я надебсю ты обрела покой. Солнышко, мы любили, любим и будем любить тебя. Мы ни в чём тебя не виним.

Я люблю тебя, Мирела и не смогу полюбить ещё кого-нибудь так. Полюбить вообще. Я сделаю всё, ради нашего сына.

Тебя нет с нами уже две недели. Я сделаю как ты и скзала в тот вечер. Я оплачу кремацию.

Спи спокойно, радость моя. Ты дала сыну жизнь и имя. Я дам ему любовь, за нас обоих. Обещаю.

Я люблю тебя.»

Эта была последняя исписанная страница, но сама книжка едва находилась на половине.

Дитфрид стоял посреди отцовской комнаты как манекен. Его уши заложило от слёз, которые нескончаемым потоком выливались из глаз. Ледяными от ужаса руками, он перевернул страницу в некой слепой надежде…

…И вот она: Фотография его матери.

Дитфрид вынул её, выронив книжку. Точно такое же лицо, как и во сне. Те же глаза, лицо, волосы и взгляд…

Мальчика прошиб холодный пот, ноги круто подкосились… «…У неё был такой же взгляд, как и во сне. Эта улыбка…».

Дитфрид рухнул, сложившись как бумажная гирлянда. Всё ещё ничего не чувствуя, он смотрел на фотографию и плакал. Плакал также, как, наверное, плакал его отец, тогда, четырнадцать лет назад.

16.1

…Он потерял очень много крови…

…Но ведь шанс есть, верно?..

…Как и всегда, господин Дётцер, но на вашем месте, я бы побыл в одиночестве…

…Что?..

***

…Ты можешь слышать, сынок… Это радует… Скоро, тебе должно полегчать… Твоё сердце очень слабое, но моя кровь тебе поможет… должна помочь…

***

…Seconds from the end…

…What’s it gonna be?..

…Pull the trigger bitch…

17

Дитфрид медленно открыл глаза. Сейчас приложить едва воспринимаемые усилия оказалось проще. Он находился в больничной палате. Видимо, отец всё-таки успел его увезти.

Вокруг было темно, но тепло и тихо, в отличии от леса.

Парень не сразу заметил дремлющего отца, справа от себя… а вот отец, как осой разбуженный, бросился к койке, стоило Дитфриду двинуть глазными яблоками.

– Сынок… – занесся руки для объятий, Матис осёкся. Быстро сообразив, он нежно погладил сына по макушке, – …сынок… ты очнулся!..

Делая короткую паузу после каждого слова, Дитфрид спросил:

– Я, блять, в, больнице, что-ли?

Матис тихо посмеялся. Только это и нужно было парню.

– Да. – ответил Матис, поднимаясь, – Скорая подъехала к озеру и забрала нас…

Его прервал испуганный взгляд Дитфрида.

– …да, я знаю. – Матис заговорил очень тихо, – Я знаю, что сделал Адалрик. Но сейчас обсуждать это вредно. Ты только начал подавать признаки жизни.

– Он жив?!.. – не помня себя от стремительно подступающего страха, сдавленно пропищал Дитфрид.

– Нет-нет-нет. – замотал головой Матис, – С таким не живут.

Дитфрид судорожно выдохнул и нервно усмехнулся…

Матис поджал губы и осматривая сына с головы до пят, грустно сказал:

– Ладно, я поеду домой. Буду навещать тебя каждый день, пока не встанешь на ноги.

Стоя в нерешительности, Матис разомкнул губы и, дрожащим голосом, на прощание сказал:

– Я горжусь тобой, сынок.

…Дитфрид почувствовал ком в горле. Когда отец вышел, мальчик услышал вместе с отдаляющимися шагами, звук падения слёз, на свою больничную рубашку.

– …Стой!.. – едва слышно, пропищал он.

18

Дитфрид слушал мини-альбом «Evolve» группы Chelsea Grin.

Deathcore – так называл отец, этот жанр. Ревущие гитары вперемешку с нечеловеческим рыком разной степени низости.

«Прямо как на озере…».

– Можно? – раздалось за спиной.

Дитфрид испуганно обернулся.

– Д-да. – ответил он, нажимая на кнопку паузы.

Матис без, вероятно, прежней уверенности вошёл в комнату, прикрыв дверь.