Я осталась одна на лестничной клетке.
– А мы идем гулять! – Маша вышла из квартиры с бабушкой и Шариком. – Приезжай к нам еще. Ты хорошая, мне понравилась, – девочка подбежала и обняла меня.
– Машенька, пойдем! – Бабушка стояла в лифте и тихо улыбалась своим мыслям. Маша подбежала и поцеловала бабушку. Двери лифта снова закрылись.
– Ребят, десять вечера. Собираем вещи и в подразделение. Еще машину мыть. – Командир подошел и дал мне красное «Мальборо» из пачки. – Отзванивайся, время закрытия – 22:00.
На следующий день в небольшой квартирке на окраине Москвы маленькая белокурая девочка выбежала мне навстречу.
– Катя, а ты к нам до вечера же? – Я стояла в дверях квартиры своей лучшей подруги. Уставшая после суток, но веселая: я же на день рождения приехала.
Ее пятилетняя дочка обнимала меня за шею и взахлеб рассказывала про книжку, которую они сейчас читают с папой.
Мне навстречу вышли ее родители. Мои ровесники. Обоим около двадцати пяти, высшее образование, хорошо оплачиваемая работа. По вечерам – бассейн и спорт, по выходным – театр, выставки, прогулки. Отпуск – путешествие к морю.
Те, чью жизнь я еще вчера считала нормой.
Отец девочки схватил ее на руки и поднял к потолку.
– Дай же переодеться крестной, Марусь.
К горлу подступил комок.
Что для каждого из нас норма? И есть ли она вообще?
Глава 3
Мы незнаем, что происходит в голове у наших близких
Раздается хруст дерева и скрежет железа. Дверь отлетает в сторону. Мы вбегаем в квартиру. Коридор. Куда дальше? Я и Док – в комнату, Командир и Рыжий – на кухню.
Нам с Доком повезло. Как в каком-то постановочном кадре: посередине комнаты стоит стул, на люстре висит веревка. Она пуста.
Четыре утра
– Смотри, как мозги красиво лежат. – Огромный, как скала, мужчина сидит на корточках возле бездыханного женского тела. Он подстрижен машинкой, и с высоты окна его голова напоминает зимний холм: такой же седой и с мелкой растительностью.
На козырьке подъезда лежит женщина. На вид ей лет шестьдесят. Окно, из которого она прыгнула, находится на четырнадцатом этаже. Поэтому удивительно, что мозг так сохранился. Черепная коробка просто треснула, и он выпал. Целехонький, хоть анатомию изучай.
«Ну вот, докатилась. Привет, профдеформация», – проносится в голове в ответ на эти мысли.
Шею ломит. Это уже тринадцатый или четырнадцатый вызов за сутки. Поспать удалось пару часов суммарно. И вот четыре утра. В это время всегда что-то происходит: кто-то в кого-то врезается на трассе, кто-то прыгает из окна или идет в туалет и падает. Критическое время для города.
Надеваю каску, перчатки, беру в руки трупный мешок и перекидываю ногу через подоконник окна, выходящего на козырек.
Там уже Косой и Док. Мы аккуратно упаковываем тело в мешок. Берем за руки и за ноги и перекладываем в черный, не пропускающий свет, огромный полиэтиленовый пакет. Дальше дело доходит до мозга.
– Как думаешь, его в отдельный пакет, наверное, вначале надо? – Я беру мозг в руки.
– Нет, полиция сказала, чтобы вместе упаковывали. – Зеленоглазый застегивает трупный мешок от ног к голове, оставляя только место, куда я кладу ничем не испорченный мозг.
– Все-таки это удивительно. С такой высоты, а мозг, смотри-ка, целехонький. Как будто так и задумано. – Косой застегивает мешок наглухо.
Мы спускаем тело женщины при помощи веревок и альпинистского снаряжения на асфальт перед домом. Спускаемся сами и укладываем его в труповозку.
Водитель машины дремлет, прислонившись к стеклу. Один из перевозчиков нам помогает. Он выше Дока, абсолютно лыс, а когда зевает, обнажает несколько золотых зубов.
– И чего им не спится? – Он снова зевает во весь рот. Закрывает дверь грузового отсека и уходит к водителю, пожимая по дороге Доку и Косому руки. – Надеюсь, больше не пересечемся.
Командир стоит в стороне и беседует с беременной женщиной. Рядом с ними стоит бригада скорой помощи.
Женщине на вид лет 30–35. Наскоро наброшенная куртка, пижамные штаны и кроссовки на голую ногу. Она держит за руку маленькую девочку. Та трет себе глазки и практически спит стоя.
– Кто это? – спрашиваю Командира, когда он подходит к нам с подписанными документами.
– Дочь.
– Дочь? Я думала, она одинокая. Непонятно…
– Вот и она не понимает, почему и зачем. Благополучная семья: дом, муж, дети, достаток. И тут ни с того ни с сего… У каждого из нас свои тайны. Мы никогда толком не знаем людей, с которыми живем под одной крышей. – Командир снимает свой подшлемник и поправляет легкий ежик на голове.
Мимо нас проходят двое полицейских, которые дали нам разрешение на то, чтобы снять тело. Они ржут. Нет! Не смеются! Они ржут! Ржут в голос!
Между нами и скорой, где сидит дочь женщины, которая недавно выпрыгнула из окна четырнадцатого этажа, несколько метров. Медики отпаивают ее валерьянкой. И уговаривают поехать в больницу, чтобы не было проблем с беременностью. Судя по тому, что невысокая женщина уже похожа на шарик со всех сторон, кроме спины, срок беременности большой. А они ржут!
– Можно ржать потише? – Я не выдерживаю.
– Брось! Каждому свое. – Док останавливает мою попытку подойти к ним.
Двое круглых, одетых в синие дутые куртки полицейских на меня не реагируют. Они доходят до своей машины, достают пирожки и начинают их есть. Точнее, жрать.
– Слушай, скоро косичку будем тебе завязывать. – Док пытается сменить тему и рукой проходится по Командирской голове.
– Ага! Только попробуйте. – Начинается привычная перепалка между ними.
Я складываю вещи в багажник. И тут понимаю, что на козырьке забыла фонарь.
Залезаю, чтобы его забрать, и застываю. Над спящим субботним городом постепенно начинает всходить солнце. Нежно-розовые оттенки окрашивают горизонт. А в открытой карете скорой помощи сидит беременная женщина и смотрит в одну точку. Полицейские дожирают свои пирожки.
Мать и сын
– Вы дверь ломаете, мы с Косым через окно по лестнице, – прорычала рация. Командир надел каску и полез по трехколенке, приставленной к стене дома, в окно третьего этажа.
Мы с Доком в это время ломаем «хулиганом» с кувалдой дверь в небольшом кирпичном доме на севере Москвы.
Рядом с нами стоят двое молодых людей. Один постоянно крутит в руках свой Vertu с небольшими рубинами. Он то стоит рядом с нами, то убегает на улицу. Второй ходит по лестничной клетке и набирает, набирает номер телефона. На том конце только длинные гудки.
– Долго она не выходит на связь?
– Около получаса. У нас брат неделю назад погиб. Я только сегодня вышел на работу. С ней всё время сидел. Она вроде нормальная уже была. – Мужчина без Vertu, молодой голубоглазый блондин в розовой рубашке, джинсах и мокасинах на голую ногу, еще и еще раз набирает номер телефона.
Пока вставляем «хулиган» между косяком и полотном двери, думаю: «Мокасины классные, новая коллекция Baldinini, надо будет Димке такие на день рождения подарить. Тьфу ты, блин!»
– Зачем ты ее там оставил одну?! – Мужчина с Vertu снова появляется рядом с нами и начинает вырывать телефон у своего брата. Он старше, на нем костюм от Prada: серый, добротный, с зауженными брюками.
Огромный бородатый врач реанимации начинает их растаскивать.
• Успокоились, оба! Какие лекарства есть в квартире? – Кажется, что он может просто перешибить двух тоненьких молодых людей своей огромной черной бородищей.
• Успокоительные какие-то. Феназепам, что ли. – Серый костюм оставляет брата, тот сползает по стенке и начинает тихо рыдать.
• Вошли в окно! На полу женщина! Пульс есть! – взрывается рация. И в этот момент дверь поддается, косяк ломается. Дверь отгибается, щелкает замок, полотно двери уходит в сторону.