полотна, рев — и машина двинулась с места.
Сначала ее разгон по земле показался более ленивым, чем у винтомоторных
самолетов, затем она пошла с заметно большим ускорением, вот переднее колесо
оторвалось от бетона — машина мчится по аэродрому с поднятым носом, на
основных колесах. Еще секунда — и Гринчик в воздухе.
Плавно, спокойно, выдержав немного самолет над самой землей, он полого
уходит вверх.
Это произошло 24 апреля 1946 года, в 11 часов 12 минут утра. Дата в истории
нашей авиации памятная.
Кажется, пока все в порядке.
Машина делает два широких, размашистых круга в районе аэродрома и, прицелившись издалека, заходит на посадку. Вот она уже из еле видимой точки
превращается в горизонтальную черточку, затем как бы проявляются колеса
шасси, видны уже выпущенные в посадочное положение закрылки, поблескивает
плексиглас фонаря кабины.
К границе аэродрома самолет подходит на высоте в два-три метра. Отличный
расчет! Резко обрывается шум двигателей, самолет проносится немного над
землей, плавно касается бетона колесами и, свистя, катится по полосе.
Первый вылет опытного, и не просто опытного, а знаменующего начало
целой новой эпохи в авиации самолета выполнен!
«Эта дырка» все-таки полетела, и, кажется, полетела неплохо.
И сразу же на стоянках, ангарных крышах, повсюду, где затаив дыхание
(конечно же затаив дыхание!) стояло едва ли не все население аэродрома, поднимается немыслимый галдеж. Напряжение истекших двадцати минут
требует выхода. Разумеется, таких слов, как «историческое событие» или
«выдающееся достижение», никто не говорит: они здесь не в моде, 111 Однако мы достаточно знаем друг друга, чтобы вполне точно почувствовать
общее настроение. Сегодня оно — иначе не назовешь — торжественное.
Но на этом события дня не кончились.
Прошло всего несколько часов, и все повторилось снова. На старт вывели
реактивный самолет Як-15, созданный конструкторским коллективом, руководимым А. С. Яковлевым. В этой машине была полностью сохранена
основа конструкции прославленного винтомоторного истребителя Як-3, и только
вместо мотора с винтом установлен реактивный двигатель. Это не сулило
достижения особенно высоких скоростей, но давало возможность получить
отличный переходный самолет, на котором освоение новой, реактивной техники
механиками да и самими летчиками строевых частей облегчалось наличием
многих привычных элементов.
Не знаю, был ли вылет «Як-пятнадцатого» в тот же самый день запланирован
заранее, или тут сыграл роль некоего катализатора событий вылет «МиГ-девятого».
Так или иначе, вскоре после полета Гринчика, в 13 часов 56 минут, летчик-испытатель М. И. Иванов столь же успешно оторвал от земли еще один опытный
реактивный самолет.
Да, это был большой день нашей авиации!
. .А вечером состоялся банкет. Правда, то, что мы столь светски именовали
банкетом, сильно отличалось от общепринятого представления о нем: ни
шикарных ресторанных залов, ни блестящих люстр, ни импозантного метрдотеля
не было. Наши традиционные празднования первых вылетов или иных
значительных событий летной жизни происходили в той же тесной комнатушке, в которой мы обычно обедали. Официантки Настя и Лена делали в подобных
случаях все от них зависящее, чтобы сервировка имела возможно более
шикарный вид, но для этого явно не хватало реквизита, а главное — ни малейшей
потребности в каком-либо шике никто из присутствующих никогда не ощущал.
Во главе стола сидели виновники торжества. Гринчик успел съездить домой
и переодеться в свой выходной темно-серый костюм с двумя орденами Ленина и
двумя орденами Отечественной войны на лацканах пиджака, Его смеющееся лицо
выражало такую жиз-
112
ненную силу, что казалось, этого человека хватит на сто лет.
Михаил Иванович Иванов был в обычном рабочем костюме; его полет
проходил уже во второй половине дня, и к началу банкета он едва успел
разделаться с неизбежными послеполетными процедурами: разбором, ответами
на вопросы инженеров, заполнением (обязательно на свежую память!) документации. Он тоже был именинником сегодня. И его лицо, конечно, сияло, так же, как и физиономии всех двадцати — двадцати пяти присутствовавших, набившихся в рассчитанное на десять человек помещение.
* * *
Реактивные самолеты начали летать. Почти каждый день то один из них, то
другой поднимался в воздух. Летные данные новых машин, особенно «МиГ-девятого», как и следовало ожидать, резко отличались от всего, к чему мы
постепенно, по крохам добрались за эти годы.
В одном из полетов Гринчик достиг рекордного по тому времени значения
скорости — более девятисот километров в час — и числа М порядка 0,78 *.
Возможности самолета на этом не были исчерпаны. Имело смысл
попробовать максимальные скорости на различных высотах, чтобы нащупать
наивыгоднейшую из них.
Однако дальнейшее продвижение задерживалось многочисленными мелкими
доводками и улучшениями конструкции, целесообразность и даже необходимость
которых выявлялись почти после каждого полета. Особенно много пришлось
повозиться с выяснением причин и устранением тряски — противного мелкого
зуда, от которого дрожала приборная доска, дрожали стенки кабины, фонарь над
головой летчика, ручка управления в его руках — словом, все, что он видел и
ощущал физически, а также (это подтверждали показания приборов) то, чего он в
полете ни видеть, ни чувствовать не мог.
— Отличная машина! — говорил нам Леша. — Но полетаешь на ней полчаса, а потом до вечера мере-
* Числом М называется отношение скорости полета к скорости звука. Оно характеризует как
бы степень приближения к звуковому барьеру. М=0,78 означает, таким образок, что скорость
полета составляла 78 процентов от скорости звука.,
113
щится, будто аж глаза в своих впадинах вибрируют!
Весь опыт, знания, инженерная интуиция работников КБ Микояна и
Гуревича и, конечно, зрелый испытательский талант А. Н. Гринчика и
работавшей с ним бригады понадобились для того, чтобы разобраться в причине
этих чертовых, столь некстати возникших (самолетные дефекты, как и
человеческие болезни, обладают удивительным свойством возникать всегда
некстати) загадочных вибраций.
В конце концов оказалось, что вырывающаяся из двигателей реактивная
струя, обтекая жароупорный экран на днище кормовой части фюзеляжа, раскачивает его, а вслед за ним — и всю конструкцию самолета.
Усиление крепления экрана вылечило машину, но пока до этого дошли, прошло немало времени, в течение которого и летчика и самолет успело как
следует потрясти.
* * *
Я улетал на несколько дней в Ленинград. Кому не радостно лишний раз
повидаться с родными, поговорить с друзьями юности, наконец просто побывать
в родном городе!
Коренных ленинградцев часто обвиняют в необъективно восторженном
отношении к своему городу (впрочем, те же обвинения принято предъявлять
киевлянам, одесситам и уроженцам многих других городов), но что же делать, если Ленинград действительно так хорош!
Хорош, если смотреть на него с земли, хорош с моря, хорош и с воздуха.
Строгие линии его магистралей, ртутная сетка дельты Невы, залив с черточкой
морского канала — словно одна из прямых ленинградских улиц, разбежавшись, не сумела остановиться и продолжила свой стремительный бег по воде, — где
еще можно увидеть что-нибудь подобное!
С воздуха лучше, чем откуда-либо, видно, как
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова..
Будто Пушкин силой своего гения сумел подняться ввысь и с высоты
птичьего полета бросить восхищенный взгляд на столь близкий его сердцу