Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Зараз треба их на продовольствие поставить!

— А чего ждать? Доложи командиру, — советовали Мите.

Степан Ильич шагнул в круг, широко раскрыл руки и захватил в свои объятия ребят:

— Эх вы, други мои! Соколята!

Ребята зашумели, заговорили все разом:

— Дядя Степан! Мы шли, шли…

— Мы все лесом да лесом… Мы грибы ели…

— А вот наши девочки, дядя Степан! Это Лида и Нюра!

Васек радостно прижался к колючей щеке дяди Степана.

— Золотой ты хлопчик, ридна моя кровь! — заглядывая ему в глаза, повторял Степан Ильич.

Партизаны, стоя вокруг, с волнением глядели на эту встречу. Приход пионеров в лагерь был для всех радостным событием, напоминавшим о мирной жизни.

— Галстуки сохранили! Вот это пионеры!

— Эй, Сенька, сходи за нашей маткою! Она тут все глаза проглядела поджидая.

Но Оксана, заслышав шум в лагере, уже торопливо шла от речки. Митя бросился ей навстречу.

— Привел, привел, Оксана Николаевна! — закричал он еще издали, показывая на ребят. — Вот они!

Степан Ильич подтолкнул Васька:

— Беги, встречай! Ночи она не спала из-за вас…

Васек бросился вперед, но девочки опередили его:

— Тетечка! Тетечка!

Оксана тревожным, быстрым взглядом охватила ребят, большими теплыми руками прижала к себе их головы, ощупала острые плечи, торчащие лопатки, заглянула каждому в глаза:

— Птенчики вы мои бескрылые!

Партизаны смотрели на нее, крякали, вздыхали:

— Да… встретились, значит…

Оксана вдруг выпрямилась.

— Сенька, топи баню! Ножницы неси! — скомандовала она свежим, молодым голосом.

Партизаны засмеялись:

— Сейчас вам, ребята, санобработка будет!

Степан Ильич вошел в палатку с сияющим лицом:

— Прибыл Бурцев с ребятами!

Николай Михайлович улыбнулся:

— Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хорошенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно будет на самолете с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова?

— Неважно… Изрешетили хлопца — смотреть страшно.

— Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что?

— Макитрючка ничего. «Скоро, говорит, встану». Просит считать здоровой.

— Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчет Ульяны Леонтьевны? Устроили?

— Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку.

Николай Михайлович кивнул головой:

— Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко.

* * *

Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом.

После казни деда Михайло Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев ее, ребята обрадовались.

Генки не было: он ходил по лагерю — искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе:

— Сейчас, сейчас, Генка, придет твой Гнедко, не бойся!

— Не бачу я его… Може, убитый? — хмуро спросил Генка.

— Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый!

Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца.

— Гнедко!..

Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими черными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал.

— Михайлов внук плачет, — хмуро говорили партизаны.

— Не мешайте ему, не подходите, — останавливал Митя.

Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде.

Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка.

— На що звязали? — сердито сказал он Сеньке. — Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдет.

Сенька послушно распутал веревку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провел рукой по мягкой спине и заметил след от седла.

— Плохо седлаешь… Так спину коню можно натереть! — строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. — Овес даете?

— А як же! Все даем — и овес и хлебца даем, — торопливо уверил его Сенька.

Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось.

* * *

— Ешьте, ешьте! — угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвел на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: — Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это еще что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите — укрепимся хорошенько…

После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе теплое жилье. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершен крупный налет на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулеметы, винтовки, обмундирование.

— Неплохо Гитлер вооружил нас! — смеялся Митя.

Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков.

Еще в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васек Трубачев. Он всегда и во всем поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васек задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог.

— Приказ — это все! — подумав, сказал он Одинцову.

Генка вел себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили «отчаянно» просить командира оставить их в отряде.

— Я прямо заплачу, Мазин! — серьезно говорил Петька.

— Я тебе «заплачу»! Что ты, у тетеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира!

— Верно. Я лучше буду так смело говорить…

Мазин сделал гримасу:

— Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида.

Петька с огорчением разглядывал себя:

— А ты скажи, что мне пятнадцать лет.

— Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! — огрызался Мазин.

Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их.

— Рыжий — это, видать, командир. Весь отряд привел!

— А тот, с краю сидит, глазастый, — говорят, вместе с дедом Михайлом работал!

— Эх, война! Всех зацепила!

— Вот глядишь — дети совсем! А у них уж свои герои есть, — качал головой бородатый старик, натачивая пилу. — А в чем дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь.

— Воспитание советское… Строители будущего! В коммунизме будут жить! — откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастерке.

— Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! — с уважением сказал молодой хлопец.

— А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним?

— Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пасеке бывал, знаю.

У Бобика нашлись старые знакомые, но он держался около ребят и радостным визгом встречал Оксану. Он признавал в ней бывшую хозяйку.

* * *

После еды ребята долго плескались за дощатой перегородкой, где прямо на костре нагревался большой котел воды. Оксана стригла и мыла ребят сама. Она по очереди терла им спины мочалкой, густо намыливая трофейным мылом. Волосы быстро и искусно подравнивала большими садовыми ножницами. По просьбе Васька ему был оставлен небольшой чуб на лбу. Намылив одного, Оксана переходила к другому, потом ставила всех рядом и обливала из одного ведра. Ребята расшалились, бегали вокруг костра, боролись и хохотали до слез. Оксана с улыбкой глядела на их шалости, давая им повеселиться; потом, найдя, что достаточно, натягивала на каждого длинную мужскую рубашку:

59
{"b":"850674","o":1}