Я по-своему закруглил эту фразу и повторил её раза два, вроде бы присматриваясь к ней со всех сторон.
А что дальше?
И тут из-за спины у Лали медленно выполз учебник, раскрытый как раз на нужной странице.
Вот это да!
Нет, что ни говорите, а Лали замечательная девочка. Другой такой во всей школе не сыскать!
Теперь только зрение поднапрячь, глаз не жалеть — и дело в шляпе! А глаза у меня в порядке. Конечно, не то что у Лали, но на зрение я не жалуюсь.
ВНУК КУЗНЕЦА
Вы, конечно, помните, что дедушка у Гиви кузнец. Наверное, думаете, что он огромный мужчина, косая сажень в плечах… Ничего подобного: сухонький, поджарый старичок. Но он с такой лёгкостью бьёт огромным молотом по наковальне, с такой лёгкостью валит с ног могучих волов, когда приходится менять им подковы, что от удивления только рот разеваешь. Непонятно, в кого только Гиви такой уродился?..
В это утро я ни свет ни заря зашёл в кузницу. Там не было ни души.
Я направился к Гиви домой. Звал, звал — никто не откликается.
Где-то за домом залилась лаем собака. Наверное, мамаша моего Ломгулы. Вот и между ними тоже не больше сходства, чем между Гиви и его дедушкой- кузнецом.
— Кто там? — слышу наконец из-за калитки.
— Это я, Кахабер Девдариани!
— Тебе Гиви, что ли? Его нету дома!
По голосу узнаю младшего брата Гиви — Гаджи.
— А где он? — бросаю в калитку, потому что хитрюгу Гаджи всё ещё не видно.
— С дедом ушёл… До вечера не вернутся.
— Покажись, если тебе не очень трудно. Дело у меня есть… — Я просунул нос в щель в калитке.
Неподалёку от калитки прислонены снопы сухой кукурузы. И вот оттуда-то вылезает маленький чертёнок— ну вылитый его дед: шустрый, жилистый. В руках у него садовый нож и длинный тонкий кол. Этот на год младше Гиви и ростом не вышел, но если такого потеряешь в непролазном лесу, он раньше тебя домой вернётся да ещё заблудившегося чёрта домой приведёт.
— Что за дело? — спрашивает, а сам продолжает палку свою стругать.
— Твой дед больше не работает кузнецом? Или как понимать?
— Кто тебе сказал?
— Кто сказал? — обозлился я. — А чего говорить? Вон на кузнице пудовый замок висит.
— А сегодня выходной. Забыл?
Чёрт возьми! Я и в самом деле забыл.
— Значит, отдыхает?
— А что? Не на тебя же ему любоваться.
— Это верно, чего на меня любоваться. Рабочий человек, ему и отдохнуть не грех, — согласился я.
С таким чертёнком лучше добром дело вести. Иначе его не уговорить.
— А что это ты мастеришь?
— Силки для птиц.
— Силки?! — решил я возмутиться. — Ты, как видно, собираешься уничтожать ни в чём не виновных и полезных птиц.
— А ты что, не ловил никогда птиц, что ли? — Похоже, он немного растерялся от моего вопроса.
— Кто? Я ловил птиц? Да я им дома и скворечники строю. Как по-твоему, если птицы в наших лесах переведутся, я за них щёлкать и заливаться буду и жуков-червяков уничтожать? А?
Гаджи пожал плечами и хотел что-то возразить, но я не дал ему и слова вымолвить.
— Ты, я вижу, птах несчастных не жалеешь. Небось и ласточкины гнёзда из-под крыш сбиваешь и неоперившихся птенцов живьём глотаешь?
Это я здорово придумал! От такого страшного обвинения даже он вздрогнул — перепугался. Но сбить с ног противника — половина дела, надо положить его на лопатки, припечатать к ковру.
— Я это пока что тебе говорю… Но не только тебе— я всем скажу, на всю деревню растрезвоню! — повысил я голос. — Ты разбойник и хулиган, и недолго тебе ещё безобразничать! Я с твоим вожатым поговорю, с классным руководителем. До директора школы дойду!..
— На что тебе сдался мой брат! — прервал он меня и хитро так прищурился.
— «На что, на что»! Соскучился я по нему, вот на что…
— Соскучился, говоришь? — И в сощуренных глазах у него чертенята запрыгали.
— Да, соскучился. Я ведь не такой бессердечный, как ты.
— И по дедушке тоже соскучился?
— Чего по нему скучать. Он мне не ровня… — слегка опешил я от его вопроса. — У меня дело, понимаешь?
— Что же ты Гиви ищешь? Разве он кузнечное дело знает? Ему дашь чего-нибудь от кузницы до дому донести, так он по дороге потеряет.
«Да-а, этот чертёнок почище меня вырастет!» — с уважением подумал я.
— Тут мне выковать кое-что надо, твоя помощь требуется, — сознался я наконец, решив, что с этим пострелёнком лучше действовать в открытую. — Я тут санки новые придумал.
— Санки есть санки. Что можно нового придумать? Летать-то они у тебя всё равно не станут.
— Полететь, конечно, не полетят, но техника сам знаешь, как вперёд шагнула, а санки какие были, такие и остались. Хорошо бы, подумалось мне, хоть чуточку их усовершенствовать…
— Ну и что ты придумал?
— Да пока решил хотя бы тормоз им приделать. Не то иной раз так разгонишься, что сам видишь — не к добру дело идёт, а никак не притормозить.
— Подожди тут! — сказал он мне и пошёл к дому. Пока он ходил, мне столько отличных выражений
в голову пришло, какими я мог бы отчитать-отругать его. Я раздумывал, выпалить ли ему всё, но он вдруг появился с ключом от кузницы в руках.
Мы развели огонь в горниле. Потом две полные
лопаты мокрого угля сверху насыпали. Я говорю ему: мол, угли- то мокрые, погасят огонь, а он уверяет, что мокрый уголь лучше горит.
Поставил меня к мехам:
— Качай!
Пфф! — зашипело под кучей угля.
Дым повалил такой чёрный, что нам друг друга не разглядеть.
— А говорил — погаснет!..
— Ещё немного… Ещё немного — и из-под горки угля пробились тонкие язычки пламени. Ещё немного, и запылал костёр.
Дым рассеялся. Я отыскал железку нужного мне размера и протянул её Гаджи:
— Надо бы её вот тут вот согнуть слегка и заточить.
Я взял железку длинными щипцами и сунул головкой в горн. Гаджи достал с полки молоток, а мне кивнул на молот и пояснил:
— Когда я положу раскалённое железо на наковальню и пристукну его молотком, ты следом за мной лупи молотом. Потом опять я, и опять ты. Так друг за дружкой и будем стучать: пам-бам, пам-бам. Понял?
— Оказывается, это плёвое дело! — воскликнул я и собрался было вынуть из горнила кусок железа, но… но я вытащил только щипцы. Изумлённый, я оглянулся, отложил щипцы и попытался заглянуть в сердцевину огня.
Гаджи засмеялся:
— Ты него ищешь?
— Как чего?
— Железку свою, что ли?
— А чего ещё, балда? — Я стал ворошить в огне ломиком.
— Брось, она же расплавилась. Лучше найди новую.
— Как это расплавилась?
— Так. Разве ты не знаешь, что сталь плавят.
Во второй раз мы уже не дали железу утечь из рук. Но долго колотили невпопад. Я то бил мимо, то по молотку Гаджи, а то и по пустой наковальне. А раз я так неловко хватил, что сломал молоток Гаджи.
— Заснул ты, что ли! — кричу ему. — Чего молоток не убираешь?
Но такого не очень-то окриком возьмёшь.
— Не шуми, — говорит. — Лучше разуй глаза.
Наконец, когда изогнутая серповидная железка была прикреплена к будущей рукоятке тормоза, я сказал «кузнецу», что собираюсь отвезти эти санки на выставку.
Он покачал головой.
— Чего ты? — возмутился я.
— Испытай их сперва здесь…
— Чего испытывать? Да на них если с крыши поедешь, они в воздухе притормозить сумеют!
— Но ты всё же попробуй.
Вот ведь какое у меня везение… Кругом все дети как дети, а мне непременно с этим дьяволёнком надо было связаться. Согласитесь, ведь ребёнок должен быть ребёнком? А этот… чёрт знает откуда такой!..
ЛАКОМКА-ВОРИШКА
Снег идёт…
Какого рожна я решил каждое утро заниматься? И в самый разгар зимних каникул. Хотя попробуй не занимайся, когда тебя собираются исключить из школы.