Но когда спрашивают, не кажется ли нам, тут что- нибудь да не так.

— Кахабер Девдариани!

— Да.

— Мы ждём ответа.

— Нам кажется, Нина Васильевна, конечно, кажется…

— Так ты объясни, что же происходит на самом деле.

— Что происходит? — переспросил я.

— Да, что происходит на самом деле.

Призадумался я. То, что Земля вращается, знает

даже моя бабушка. Но неужели нам только кажется, что солнце всходит и заходит?

— Девдариани, что с тобой? Ты проглотил язык?

— В действительности, Нина Васильевна, солнце не всходит и не заходит…

— Верно. Как же объяснить такое явление?

— Нам всё кажется, Нина Васильевна.

Класс зашумел, захохотал, захихикал. Учительница разволновалась и давай меня ругать. У меня, как говорится, уши завяли от такого разговора, но я, признаться, не очень расстроился: давно уж привык к такому.

Повернулся и так взглянул на ребят, что они вмиг перестали хохотать, а те, кто ещё улыбался, стали отворачиваться от меня, прикрываясь ладонью.

Наконец выяснилось, что солнце не всходит и не заходит, а нам только так кажется, и всё из-за того же вращения Земли. Не везёт так не везёт: не проще ли было бы солнцу всходить и заходить, чем такой огромной Земле вращаться…

Так о чём же я говорил? Всё у меня перемешалось, потому-то меня часто называют безголовым — то и дело с одного на другое перескакиваю. Но я-то знаю, что дело не во мне, просто всё вокруг вверх тормашками…

Значит, рассказывал я, что отправился в виноградник к Гиви, свершить справедливую месть.

Если вам случалось когда-нибудь проходить через этот проулок, вы наверняка помните, как основательно ограждён этот виноградник. Туда и мышь не проберётся. Там ещё и живая изгородь из кустов трифоли и ряд тутовых деревьев, а в начале забора шелестит листьями ясень. На него-то я и запрыгиваю со стороны дороги, потом перебираюсь на другие ветви, ещё раз осматриваюсь повнимательней и прыгаю в виноградник.

И вот уже я в винограднике.

Виноград — это вам не алгебра с геометрией, тут я хорошо разбираюсь. И прямо скажу — такого сладкого, такого вкусного винограда я давно не ел!

Как смеет его хозяин грубо обходиться с рабочей скотиной! Разозлился я, не дай бог, как разозлился.

Только в самую силу вошёл и от всей души стал мстить лопоухому Гиви, вдруг слышу — писк какой- то или скулёж. У меня гроздь так и выпала из руки: чужая беда горше своей.

Прислушался я.

А за оградой или где-то у дороги кто-то тихонько поскуливает. Это точно. Похоже па писк котят, да не совсем.

Вытянул я шею и пошёл вдоль живой изгороди. В одном месте трифоль была опутана ежевикой. Там, в гуще кустарника, ползало что-то белое с чёрными пятнами.

Сначала я было подумал, что это крот, который вылез из-под земли и не может найти дорогу назад, Но пятнистых кротов не бывает.

Наверное, это щенок. Пятнистый щенок.

— Что ты тут делаешь? — вдруг услышал я за спиной.

Я вздрогнул. Разве так сразу поймут, что ты пришёл бороться с несправедливостью? Но тут, к счастью, я вспомнил, что сюда-то забрался за щенком.

За моей спиной стоял Гиви.

Я нарочно не оглянулся, только сказал громко:

— Ты же видишь, что я делаю!

— Нет, не вижу. Похоже, что под забором виноград ищешь. А на трифоли виноград не растёт.

Говори с таким олухом, втолкуй ему!

— Кому нужен твой зелёный виноград? У меня своего навалом!

— Да ну?!

Отец перед войной выкорчевал постаревшую лозу и посадил новую, но когда в доме не стало никакой еды, там посадили кукурузу и сою, а соя — она такая, что не только лозу, даже сорняк высушивает. И зачах наш виноградник. А теперь вот отчим главным образом по вину ударяет, а о винограднике не очень заботится.

— Чего «да ну»? Если у меня своего нет, то кругом вон его сколько! — наступал я на Гиви.

Гиви даже отошёл шага на два.

— Ты что это наделал, а, недотёпа? — крикнул я больше для того, чтобы взбодрить себя.

— Что? — Гиви переменился в лице.

— А то, что повалю вот тебя в эти колючки, тогда узнаешь!

Гиви попятился.

— Стой! — крикнул я.

— Что пристал? Я ничего тебе не сделал.

— Мне, говоришь, не сделал? Зато вон вчера чуть быка своего супонью не удушил, сегодня беспомощного щеночка в колючки забросил…

— Это не я, это мой брат.

— Какой ещё брат?

— Годжи…

— Ну и ну, хорош, на маленького сваливает…

— Ничего не сваливаю. Он маленький, но…

— Знаю я, что за фрукт твой Годжи, но ты всё- таки врёшь!

— Клянусь, я щенят даже пальцем не трогал!

— А почему Годжи говорит, что это ты велел ему выбросить щенка? — выдумал я, чтобы докопаться до правды.

— Ему дед велел. Пяти щенкам молока, говорит, не хватит. Лучше оставить трёх или двух… А я только одного…

— Ай молодец — только одного! Какой благородный! Говорю тебе, сейчас же вытащи щенка из колючек! Я бы на месте его матери так тебя хватил, ты бы у меня, как цапля, на одной ноге стоял!

Когда Гиви, оцарапавшись, вытащил щенка из кустов, я велел отнести его домой и сказал:

— Не думай, что это тебе так сойдёт. Мать его корми получше. А деду своему скажи, что свиноматка на ферме выкормила целых восемь поросят!..

— Ладно, скажу.

— Когда у этого щенка раскроются глаза, приведёшь его ко мне.

— Приведу.

— Ты, часом, меня не путаешь ли с кем-нибудь? Например, с Джимшером Долаберидзе?

— Ну что ты! Нет, конечно.

— Знаешь, надеюсь, что я, Каха, враг всякой несправедливости!

Сказал и шагнул к нему. А для острастки ещё сверкнул глазами.

— Знаю, Каха, всё знаю! — Он попятился и позеленел от страха.

Что мне оставалось делать? Набил карманы виноградом, несколько гроздьев кинул за пазуху. Не мог же я никак не проучить его.

Если таких, как Гиви, время от времени не учить как следует, неизвестно, что они ещё могут напридумывать.

Иду я из виноградника и думаю: что же мне делать, когда он мне щенка принесёт? Я же не такой бессердечный, как Гиви, чтобы швырнуть его в кусты, да ещё в плохую погоду, когда хозяин собаку из дома не выгонит…

Весь вчерашний день я прикидывал, какой быть конуре для собаки.

Строишь ли ты конуру или дворец, надо заранее рассчитать её размеры — высоту, ширину…

У нас большой клуб. С высоким потолком, ряды под наклоном к сцене. Инженеры ещё до начала строительства знали, сколько в нём будет собираться народу. Я же о своей конуре не знаю ничего.

Собаки бывают разные.

Я видал и совсем крошечных. Но у нашего соседа Филипе, например, пёс с телёнка. Попробуй заранее представить, каким вырастет мой щенок! А постройка — не башмак, который можно растянуть на колодке. Да и собаке под конуру росту не убавишь.

Думал, думал и наконец вспомнил одну поговорку: «Яблоко от яблони недалеко падает». Взял карандаш, двойной лист из тетради и линейку, чтобы снять мерку.

Подхожу к калитке Гиви. Зову.

Из-за соседней ограды с рычанием выскочил серый пёс и бросился к калитке.

— Что, опять тебя ничем не кормят? — спросил я его. — До каких пор ты будешь бегать по соседям?

«Гав-гав-гав!» — зашёлся пёс.

Гиви перестал раскачивать на качелях, привязанных к дереву, маленькую девочку, подошёл к калитке и высунул нос в щёлку:

— Что случилось, Каха? Я же щенка…

— Знаю, что ты хорошо смотришь за щенком, — прервал я его, — но у меня к тебе есть ещё одна просьба: измерь-ка мне эту собаку.

— Измерить собаку? — У него округлились глаза.

— Да. Чего удивился? Вот тебе линейка. Бери п мерь. Или ты никогда ещё не измерял собаку?

— А разве их измеряют?

— Значит, мы с тобой первые это придумали! — радостно воскликнул я.

Измерить собаку — не большое изобретение. Это я прекрасно понимал, но делал вид, что очень радуюсь.