– А что значит «брынза не такая»? Отравленная, что ли?

– Нет, товарищ старший лейтенант. Брынза как раз очень хорошая. Овечья, дорогая. Ее чабаны по специальному рецепту делают из самого свежего молока. А в здешних местах брынза чаще из коровьего молока, она попроще и пожелтее.

– Ага, значит, дед ее привез откуда-то? – начал догадываться старший лейтенант, оправдывая хвалебную рекомендацию своего артразведчика.

– Да. Но откуда ее сейчас привезешь? Мы за рекой, с рынками тут худо, – пояснил Тимофей. – Разве что заранее прикупил и на угощение хранил. Что немного странно.

– Согласен. Смотри-ка, Толич, как тебя ценят, даже особым сыром потчуют, – усмехнулся старший лейтенант. – Сходите-ка да проверьте этого деда, пока он еще чего не принес. Только осторожно, вдруг просто показалось, так тоже бывает.

– Щас расспросим. – Артразведчик скинул с плеча карабин. – Что-то мне этот дедок теперь тоже подозрительным кажется. Разговор этакий сладкий завел, вроде поповского.

– Сапоги у него не особо поповские, качественные сапоги, – сказал Тимофей. – Конечно, сапоги сами по себе не довод, я понимаю.

– Тут понимать нечего, тут проверять нужно. Но спокойно. Возьмите еще пару бойцов да побеседуйте с этим добрым дедушкой.

Офицер уже вернулся к карте.

Бойцы выбрались из траншеи.

– Если что, над головой пальнем, напугаем. Пусть в штаны наложит для начала, тогда разговорчивее станет. – Опытный Толич проверил карабин.

– Так чего сразу пугать, может, просто показалось, – засомневался Тимофей.

– Ты партизан, у тебя нюх! Мы же не собираемся с ходу его шлепнуть. Поговорим душевно, порасспросим… – Арт-разведчик окликнул еще двух бойцов: – Пошли-ка, хлопцы, одного хитрого деда проверим.

– Да вон он, вдоль дороги тащится, – углядел Лавренко уже знакомую спину в кожухе.

– Дедуля! Постой, спросить хотим! – громогласно окликнул Толич.

Дед глянул через плечо и вроде как не расслышал. Только сразу свернул к ближайшему саду.

– Подождите, пожалуйста! Разговор есть! – по-молдавски крикнул Тимофей.

Дед опять предпочел не услышать, ускорил шаг и перестал опираться на палку.

– Взбодрился старикан, – удивился один из бойцов. – Сейчас деру даст!

– Стой! – хором закричали ловцы таинственного разносчика брынзы.

Возможно, дед и был туговат на ухо, но с ногами у него был полный порядок: он длинными скачками пронесся к саду, с ходу перемахнул через плетень. Мелькнула отброшенная серая шапка, над плетнем тускло сверкнуло, донесся хлопок, другой…

«Пистолет!» – не сразу дошло до Тимофея, но он уже падал на землю, вскидывая автомат. Артиллеристы среагировали даже быстрее, залегли мгновенно. Из глубины сада хлопнуло еще раз, над головой Толича вздрогнул сухой прошлогодний чертополох.

– Да он нас сейчас положит! – завопил артразведчик, утыкаясь носом в траву. – Бей, ребята!

С перепугу и от неожиданности так врезали сразу с двух карабинов и пары автоматов, что сад аж зашелестел едва народившейся листвой. Старик не показывался, зато со всех сторон бежали встревоженные бойцы.

– Не набегай, славяне, там шпион с наганом, бьет точно! – заорали, предостерегая, артразведчики.

Сад был окружен. Со стороны домов выскочили самоходчики с ручным пулеметом. Одергивая друг друга, с разных сторон вошли в сад.

Старик лежал, обхватив одной рукой ствол сливы.

– Наповал срезали. – Толич поднял небольшой пистолет. – Вот тебе и дедушкина брынза.

– Да он вообще не дед! – сказал кто-то из самоходчиков. – Просто щетину седоватую отрастил и портки ветхие натянул.

– Так а шмакал как достоверно! Я ж честно поверил. – Артразведчик в сердцах сплюнул. – Теперь с той нежной брынзы запор случится.

Подошли офицеры, начали разбираться. Позже боец Лавренко имел пространную беседу с капитаном-особистом. Но обошлось. Понятно, к людям, побывавшим под немцами, отношение сохранялось осторожное, но тут дело было прозрачным.

– Бдительность – это правильно, – сказал особист. – Раскрыли шпиона, уничтожили – молодцы. Но в следующий раз желательно брать живьем.

– Я понимаю, товарищ капитан. Но кто знал, что у него пистолет? В следующий раз будем хитрее, – пообещал Тимофей.

– Вот именно, товарищ Лавренко. Ты хоть и не самый настоящий партизан, но бдительный глаз имеешь. Посматривай, ты тут не первый день, – намекнул контрразведчик.

Вечером на склад пришли артразведчики и начали приставать: как догадался? Не может быть, что по брынзе. Тимофей честно сказал, что по брынзе и по сапогам: слишком хорошая обувь, такую в селах только по большим праздникам надевают, да и то далеко не все. Бойцы не поверили, да оно и понятно: какой же партизан все секреты выдавать станет.

– Противник обеспокоен и сильно интересуется, – молвил Толич. – Засылает разведку, не жалеет отборной брынзы для отвода наших глаз. Ох ждут нашего наступления, ерзают и боятся.

– Раз ждут, значит, проломиться нам будет сложно, – справедливо сказал кто-то.

– Да как им не ждать? – удивился Толич. – Понятно, не просто так мы за этот плацдарм уцепились. А что ждут, так и хорошо. Боекомплект до ума доведем, танки перебросят – как дадим всеми дивизионами! Не те уже немцы, драпанут, только в Румынии и опомнятся, когда кальсоны стирать будут. У нас сейчас удар – о-го-го! Дай только сосредоточиться.

Все с этим согласились.

Но ошиблись бойцы: немцы опередили и ударили по плацдарму первыми.

Проснулся Тимофей от грохота. Блиндаж вздрагивал, подотчетные бобины норовили разъехаться и защемить охранника. Спросонок показалось, что бомбят, но это был артобстрел – мощный, работали десятки немецких батарей. Часов у рядового Лавренко не имелось, но по всему чувствовалось, что еще глубокая ночь[8].

Ошеломленный Тимофей, нашаривая каску, прислушался. Да, били густо, но по большей части по правой части плацдарма: в Пугаченах и Делакеу стоял сплошной грохот разрывов. Ближе к Шерпенам снаряды ложились пореже, но все равно, как осатанели фрицы.

Встревоженный боец Лавренко попытался улечься на свое ложе, но не лежалось. Сейчас немцы начали класть по прибрежной дороге – Тимофей точно чувствовал, куда бьют. Что вообще это все означает?!

Не выдержав, Тимофей перебежал в блиндаж к артразведчикам. Народу там было уже негусто, часть ушла на ПНП дивизиона.

– Чего, Партизан, разбудили гады фрицы?

– Не то слово. У нас такого ночами еще не было, – признался Тимофей. – А что это значит-то?

– Да черт его знает. Похоже, немец атаковать вознамерился.

Это было как-то непонятно. Конечно, Тимофей Лавренко не мог осознавать всю глубину замыслов дивизионного и корпусного командования, но все бойцы знали, что армия готовится к наступлению на Кишинев. Да, слегка припозднившемуся наступлению по причинам бездорожья и медленного накопления сил, но неминуемого. А если наоборот, если немцы решились наступать… Быть такого не может.

Но так оно и было. Минут через сорок, когда интенсивный артобстрел начал стихать, донеслись звуки активного боя с правого фланга.

А у Шерпен наступило тревожное затишье. Иной раз падали беспокоящие снаряды, по большей части немец метил по дороге. Изредка с неба доносилось тихое урчание двигателей легких румынских бомбардировщиков, эти тоже шли к Пугаченам, не отвлекались.

Тимофей нервничал. Сгрыз сухарь из личного НЗ, дважды ходил к артиллеристам, но те и сами ничего не знали. Однако ощущение, что эта активность немцев совершенно внезапна для всех, не проходило. Вот это было худо! Боец Лавренко стратегом не являлся, но точно знал: к действиям противника нужно быть готовым.

Забрезжил рассвет, и тут как взревело…

Дверь блиндажа, не особо бронированную, сколоченную из щелястых досок, пришлось заклинить лопаткой: близкими взрывами распахивало. Немецкая артиллерия неистовствовала, в небе постоянно висели фашистские бомбардировщики. Подобного Тимофей еще не переживал. В районе переправы творилось нечто жуткое, но сквозь хаос разрывов иной раз доносились выстрелы зениток, и на душе у рядового Лавренко становилось чуть легче.