Внизу пока было тихо. То ли немцы одумались, то ли особую каверзность проявляли. На месте врага Тимофей бы точно напрямую к двери поостерегся бы сунуться, там ведь и колодец на этаж есть…

Да, немцы могли в любой момент появиться из цеха, а может, и еще откуда: едва ли тут единственный вертикальный колодец. Но делать было нечего, людей для охранения в опергруппе попросту не имелось. Приходилось громыхать сапогами вверх-вниз по металлическим ступеням и рисковать. Ну, немцы тоже обстановки не знают, может, обойдется.

Груз и опергруппа достигли минус второго. Тут Тимофея послали за транспортом.

За дюралевыми воротами было холодно и темно, стреляли, но не очень близко. Пригибаясь и держа автомат наготове, сержант Лавренко бежал к въездным воротам. Ноги подгибались, подошвы сапог норовили проскользнуть на прихваченной морозцем мостовой – отвык. Но вообще-то быть на свежем воздухе уже счастье.

Вот они, ворота и местная «караулка». Тимофей помигал в темноту улицы желтым светом, перебросил фильтр, дважды мигнул красным и отскочил под прикрытие стального столба. Мало ли кто пальнуть может. Нет, не стреляли, но и машин не было. Наверное, бежать придется. Хотя они еще завестись должны.

Тимофей попытался откатить ворота – то ли обессилил, то ли намертво примерзли. Уперся спиной… Вот черт, если осколком не шлепнет, так от натуги помрешь. Ага, пошли!

Со слухом по-прежнему было не особо хорошо, звук двигателя услышал с опозданием. Первым шел «опель-пежо».

– Живы?! – закричал из кабины Сашка. – Мы уж думали…

– Да хрен его знает, насколько живы, – признался Тимофей, запрыгивая на подножку. – Там того… сплошь жопа бетонная.

«Додж» шел следом, норовили во тьме к другому строению свернуть, но Тимофей перенаправил.

Часть груза была уже поднята, первая документация полетела в кузов. И тут бетон под ногами дрогнул. Все замерли.

– Работаем! – закричал Земляков. – Все по плану.

Из недр цехов густо перло сухой пылью и гарью. Лестница вибрировала, аварийное освещение погасло, света фонаря хватало на два метра. Тимофею казалось, что прямо в гущу воды бежит, только на зубах не булькает, а скрипит.

Прибытие двух резервно-погрузочных сил процесс заметно ускорило. Водители разом включились в работу, да и ближе к вольному небу все шло легче. Кузова машин быстро наполнялись, а тут еще одна тележка обнаружилась.

– А Иванова все нет, – сказал Тимофей, бахая на телегу очередной мешок.

– Да, нехорошо, – признал Земляков, наваливая следующий. – Надо идти глянуть.

– Давайте я сам посмотрю, товарищ старший лейтенант.

– Угу, а я сейчас догружу, сяду тут перекуривать, вас дожидаться, – сердито пообещал переводчик. – Товарищ капитан, командуйте и догружайтесь. Если что, сразу отъезжайте за ворота – и к штабу полка. Помните где?

– Женя, я не уверен, что… – начал капитан Жор, как все технические специалисты, не всегда умеющий хаотично переключаться между разноплановыми задачами.

– Да кто тут в чем уверен? Мы быстро! – пообещал Земляков, поправляя каску.

Спускаться вниз по лестнице было не особо весело: дышать стало ощутимо сложнее, кое-где от сотрясения перила разошлись, лязгали-покачивались.

– Если лестница обвалилась, так и вообще… – пробормотал старший лейтенант. – Собственно, и без этого как человека найдешь?

– Ну, хоть как глянем, – сказал Тимофей.

– Это, конечно, верно. Осторожно!

Ступени под ногами прогибались: сварка на стыках совсем разошлась. Последний пролет пришлось, как выразился столичный переводчик, «по-балетному порхать».

Насосную было не узнать: с потолка свисали куски бетона, едва удерживаемые жилами арматуры, откуда-то журчала вода, размывая пыль и обломки на полу, лучи фонарей гасли в пыльной пелене. Пыль и дым разъедали глаза. Оперативники одновременно раскашлялись, Земляков показал: «Противогазы надеваем».

Тимофей натянул пахучую резину, одно ухо больно придавило, пришлось ерзать маской. Старший лейтенант указал направление, махнул в сторону, куда сам пойдет. Да, нужно искать. Понятно, убило Иванова: вон какой завал. Но, может, в сторону отшвырнуло, тело-то нужно забрать…

Почти ощупью продвигался сержант Лавренко. Воды под ногами стало больше, аж водоворотами у сапог закручивалась. Огромные баки насосной сдвинуло с места, но многовато воды для баков. Похоже, из-под завала хлещет, оттуда, где выход в тоннель был. Вроде крепко строили, а подрыв вон чего наделал…

Тело Тимофей заметил случайно. Старший лейтенант полулежал, прислонившись спиной к смятой железной балке, ноги опирались на сухое, почти как у живого, но поза странная.

Тимофей приподнял хобот противогаза, закашлялся и заорал:

– Здесь он, товарищ старший лейтенант!

– А? – глухо откликнулись из дымной пыли.

Оказалось, Земляков и был-то метрах в пяти. Возник из пелены.

– Живой он?

– Вроде убило.

– Чего орете? – неожиданно внятно отозвался Иванов.

– Ты чего сидишь?! – возмутился Земляков, нагибаясь. – Мы там…

Тимофей уже осознал, почему старший лейтенант так сидит и почему странно руки на автомате держит. Оторвало ему кисть напрочь. Перетянул предплечье ремнем, тут силы и оставили.

– Твою ж мать… – дошло и до Землякова.

– Да. Не успел малость. Куском балки резануло, – так же ровно пояснил Иванов. – Уходите.

– Вот прямо щас! – взорвался Земляков. – Ты чего тупишь?! Сейчас тебя выдернем, через пять минут в операционной будешь.

– На хрен я безрукий нужен? – спокойно спросил Иванов.

– Вот дебил! Отдай автомат и железо! Уходим!

– Тебе нельзя. За бумагами и координатами мы шли, – прерывисто вздохнул раненый. – Думаешь, я сам прыгнуть не могу? Только незачем. Я на этой войне остаться хотел. Если бы руки были.

– Да ты… – начал Земляков.

Но сержант Лавренко его прервал в той манере, что воинской дисциплиной не одобряется, но иногда случается.

– Хорош болтать. Автомат я сохраню. А ты и одной рукой воюешь получше, чем я с полным комплектом. Жень, забирай его. Он от боли глупит.

– Вот, еще и Тимка на меня голос повышать будет, – пробормотал Иванов. – Совсем уже…

Тимофей выдернул «штурмгевер» из-под рук раненого, потянулся к ремню с остальным снаряжением.

– Сохраню все в целости.

– Я сам. – Старший лейтенант зашевелился, пытаясь расстегнуть ремень. – И сам прыгну. Я в сознании. Валите отсюда.

С его колен шлепнулось что-то странное.

Земляков осветил и взвыл:

– Вот же ладонь! Ты спятил?! Пришить же могут! Там все условия!

– Да какое тут…

Тимофей снял с раненого ремень с оружием, стянул бронежилет. Переводчик торопливо возился с какими-то бумагами, мял-крутил – оказалось, фунтик сворачивает. Положил в пакет оторванную кисть, завернул.

– Живей, Ваня! Тут каждая секунда на счету, а ты… Сам пойдешь?

– Сам. Я в полном сознании. Уходите, – четко сказал Иванов.

– Ладно. Все помнишь, это легко. Бумаги скажи, чтоб не выбрасывали! – Земляков ухватил сержанта за плечо, поволок в сторону. – Давай!

Иванов неловко полез здоровой рукой под телогрейку.

– Надо бы помочь… – начал Тимофей.

Но тут в дымной пыли что-то случилось. Похоже, Иванов просто исчез с того места, где сидел. Не, на прыжок это похоже не было. Это вообще ни на что не похоже.

– А он…

– Ушел. Куда и точно ли, только потом узнаем…

Земляков судорожно закашлялся, принялся опускать противогаз, махнул рукой в сторону лестниц. Да, следовало поспешить: черт с ним, с дымом – воды уже было выше колен, давно залила сапоги.

Прохлюпали до лифтов, полезли вверх. Лестничный пролет кренился, норовил сбросить назад. Земляков дотянулся до более устойчивых прутьев ограждения шахты, взобрался, протянул вниз автомат. Цепляясь за ремень оружия, Тимофей выбрался на основательное, сухое место. Здесь тянуло сквозняком, дым и пыль словно по трубе утягивало.