Но крупногабаритный Шевроле всё равно слишком огромный — карета скорой помощи выезжает на встречку, проносится мимо на красный сигнал светофора и стремительно исчезает за ближайшим поворотом.

И хотя это совершенно глупо — подобное в огромном городе происходит десятки раз на дню — Торп чувствует, как сердце пропускает удар. Ведь скорая помощь сворачивает как раз на Пятьдесят Восьмое шоссе, ведущее к агентству его жены.

Нет, это полнейший бред. У него однозначно паранойя. На нужной улице расположено более двух сотен домов, в которых живут тысячи людей — вероятность, что скорая мчится именно в агентство настолько ничтожна, что думать об этом абсолютно глупо. Нужно немедленно прекратить себя накручивать, иначе можно загреметь в психиатрию с нервным срывом.

Но когда светофор наконец загорается зелёным, Ксавье позволяет себе то, чего никогда прежде не делал — многократно превышает скорость, утопив в пол педаль газа.

Мотор утробно рычит, и Шевроле слегка заносит на слишком резком повороте.

Черт, и как у Уэнсдэй получается так легко управлять автомобилем на бешеной скорости? И вдобавок параллельно пролистывать на телефоне занудные материалы очередного громкого дела.

Размышления об этом немного помогают отвлечься от тревожных мыслей, терзающих разум. К концу пути Ксавье почти удаётся успокоить сердечный ритм и отделаться от гнетущего чувства тревоги. Он даже слегка сбрасывает скорость, сочтя неразумным получить кучу штрафов за множество нарушений. И даже явственно представляет себе её недовольное выражение лица — крохотную морщинку между бровей, скептический взгляд чернильных глаз… Да, Уэнсдэй однозначно разозлится, что он рискнул оторвать её от работы. Но потом непременно смягчится и позволит заключить себя в объятия — потому что так бывает всегда.

Потому что её любовь также сильна, как его.

И как бы Аддамс не пыталась этого скрыть, он всё равно знает правду. Всегда знал.

Торп невольно улыбается самыми уголками губ и аккуратно сворачивает на нужную улицу.

И слабая улыбка мгновенно гаснет.

Скорая — та самая, которую он пропустил двадцатью минутами ранее — стоит на парковке агентства рядом с идеально отполированным чёрным Мазерати.

И прямо в эту секунду парамедик в тёмной форменной куртке захлопывает заднюю дверь.

Резко ударив по тормозам и бросив Шевроле прямо посреди дороги, Ксавье выскакивает из машины и подлетает к карете скорой помощи. Не успев вовремя затормозить, он резко врезается в человека в медицинской форме, едва не сбив того с ног. Но всё это воспринимается совершенно побочно — Ксавье отчаянно пытается заглянуть в салон скорой помощи, но прикрытые двери и массивная фигура парамедика заслоняют весь обзор.

— Матерь Божья, вы ещё кто?!

Торп не находит сил ответить — мощный всплеск паники уничтожает остатки разума.

И вдруг… Краем глаза он улавливает тонкую изящную руку, безвольно свисающую с каталки. Хрупкие бледные пальчики с чёрным маникюром испачканы кровью.

Сердце пропускает удар, чтобы через секунду зайтись в бешеном ритме.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Кто угодно… Только не она.

— Сэр, отойдите! — парамедик довольно грубо отталкивает его от кареты скорой помощи.

— Что с ней?! — голос сиюминутно срывается на крик. — Скажите немедленно! Блять, да пустите вы! Я её муж!

— Гипертонический криз. Вероятно, преэклампсия. Пока сказать трудно, нужна срочная госпитализация.

Парамедик говорит что-то ещё, но Ксавье едва понимает смысл его слов. Леденящий душу страх сковывает разум, не позволяя осознать происходящее — ему отчаянно кажется, что это нереально. Это просто кошмарный сон.

Да, точно. Это сон. Ущипнуть себя за руку — и пугающий морок растает без следа.

— Сэр, посмотрите на меня, — мужчина трясёт его за плечи, возвращая в жуткую реальность. Совершенно не отдавая отчёт в собственных действиях, Ксавье переводит на него растерянный взгляд. Первая вспышка панической ярости спадает, уступая место безвольному отчаянию. — Ждать нельзя, понимаете? Мы отвезём её в «Докторз». Знаете, где это?

Голос парамедика доносится словно сквозь плотный слой ваты.

Ксавье едва находит в себе силы, чтобы кивнуть.

— Хорошо. У нас в машине нет места. Сможете поехать за нами на своей?

Ещё один механический короткий кивок.

Перед глазами продолжает стоять одна-единственная картинка, въевшаяся в мозг калёным железом.

Хрупкое запястье, тонкие пальчики.

Уродливые багряные разводы крови.

Откуда кровь? Почему её так много?

— И не переживайте так раньше времени. Уверен, всё обойдётся, — сотрудник скорой ободряюще хлопает его по плечу.

Торп неловко переступает с ноги на ногу, впившись невидящим взглядом в белые дверцы, прямо за которыми в эту самую минуту… Нет. Нельзя об этом думать. Нельзя.

Он машинально проводит рукой по лицу и отступает на шаг назад. Потом на два.

Немного расслабляет галстук — кислород догорает в лёгких, во рту воцаряется сухость пустыни, в горле стоит мерзкий колючий комок — и Ксавье часто-часто моргает, пытаясь сфокусировать потерянный взгляд.

Но простые действия, производимые словно на автопилоте, ни на секунду не помогают. Сердце неистово стучит — бьётся в клетке из рёбер, будто попавшая в паутину муха. Руки и ноги становятся совершенно ватными, а всё тело прошибает холодный пот.

И страх.

Леденяще липкий страх от осознания, что это вовсе не дурной сон. Самые жуткие кошмары сбылись, воплотились в реальность.

Всё это действительно происходит на самом деле.

Парамедик чуть приоткрывает двери, чтобы забраться в машину — и Ксавье отводит глаза, отчаянно боясь увидеть что-то пострашнее тонкой руки Уэнсдэй, обагрённой кровью.

Нет.

Если он увидит что-то ещё, то жалкие остатки самообладания мгновенно рассыпятся, как карточный домик, и он рухнет на колени прямо посреди оживлённой улицы.

Нельзя. Никак нельзя допустить подобного.

Только не сейчас.

Он должен держать себя в руках.

Обязан ради жены и нерождённой дочери.

Из тотального ступора его вырывает надрывный вопль сирены — сверкая сине-красными проблесковыми маячками, карета скорой помощи резко срывается с места. Торпу приходится несколько раз сильно ударить ладонями по щекам, чтобы хоть немного привести себя в чувство. Лёгкие вспышки боли слегка отрезвляют объятый страхом разум.

Совсем немного — но этого хватает, чтобы вернуться к Шевроле и сесть за руль. Хорошо, что он не заглушил мотор. Иначе точно не смог бы выполнить простейший алгоритм действий, чтобы завести машину.

Все конечности бьёт лихорадочной дрожью, и Ксавье несколько раз промахивается ногой мимо нужной педали. Черт. Дерьмо.

Самообладание неизбежно подводит — и он с силой ударяет кулаком по рулю, словно пытаясь вложить в это движение всё отчаяние, захлестнувшее душу.

А потом ударяет ещё раз. И ещё.

На одной из разбитых костяшек выступает крохотная бисеринка крови. И как ни странно, именно эта маленькая багряная капля помогает разуму сбросить оковы растерянного ступора.

Торп наконец находит педаль газа, и Шевроле резко срывается с места.

Дорога до больницы проходит словно в тумане — и хотя ехать не больше десятка кварталов, ему кажется, что путь длится целую вечность. Ксавье пытается успокоить себя, пытается вспомнить слова парамедика — уверен, всё обойдётся — но жалкие попытки тщетны. Потому что в голове раз за разом, на ужасающе бесконечном повторе всплывают слова совсем другого человека.