— Не знаю и знать не хочу, — Аддамс небрежно отмахивается от назойливой подруги.

— Ты выглядишь усталой… — похоже, Энид решает зайти с другого конца.

— Голова болит. От тебя.

— Тебе нужно отдохнуть. Например, погулять на свежем воздухе… с моими детьми.

Какая предсказуемая уловка.

Уэнсдэй закатывает глаза.

— Постарайся придумать что-то оригинальнее. Ты совершенно не умеешь манипулировать.

— Это означает «да»? — лицо блондинки озаряет широкая сияющая улыбка. — Ты спасешь мне жизнь! Ты же не хочешь, чтобы я потеряла работу, и близнецы умерли от голода?

— На Аякса ты совсем не надеешься? — уголки вишневых губ чуть приподнимаются в ироничной усмешке.

— Он должен получить повышение, если сделка пройдёт успешно… — Синклер неопределённо пожимает плечами, задумчиво проворачивая обручальное кольцо на безымянном пальце. — Но я все ещё мечтаю о той квартире в Вест-Виллидж…{?}[Один из престижных районов Манхэттена.] И я все ещё хочу третьего ребенка, но в нашем крохотном доме даже с двумя детьми слишком тесно. Поэтому мне очень нужна эта работа.

Уэнсдэй снова недовольно поджимает губы. Ей категорически претят подобные разговоры о банальных проблемах семейства Петрополусов, но Энид с завидным упорством посвящает её в свои маленькие тайны на протяжении целых двенадцати лет.

В такие моменты Аддамс невольно удивляется собственной выдержке.

Слушать неумолкающую трескотню — то ещё удовольствие.

Но она почему-то слушает и даже иногда дает рациональные советы — совершенно кошмарные, по мнению Синклер.

— Ладно… — Уэнсдэй тяжело вздыхает, массируя неприятно ноющие виски кончиками пальцев. — Привози своих гибридов.

— Ой, а они уже здесь! — Энид радостно подпрыгивает на месте и быстро мчится к двери. Словно она ни на секунду не сомневалась в своем даре убеждения. — Мальчики, заходите.

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.)]

Черт бы её побрал.

Массивная дверь из чёрного дерева распахивается, и на пороге детективного агентства появляются двое совершенно одинаковых мальчиков лет шести. Совершенно одинаковые бирюзовые шапочки, надвинутые до самых бровей, совершенно одинаковые огромные небесно-голубые глаза, совершенно одинаковые молочно-белые курточки.

Хотя нет, не совсем одинаковые — на груди одного из близнецов расплылось пятно от зажатого в пухлой ручке апельсинового сока с трубочкой. Сокрушенно вздохнув, Энид опускается на колени перед сыном и, достав из кармана упаковку влажных салфеток, пытается оттереть ярко-оранжевое безобразие — но в итоге лишь сильнее размазывает. Махнув рукой на заведомо бесполезное занятие, она подскакивает на ноги и, ловко схватив детские ладошки, тянет близнецов к тяжелому письменному столу.

— Райан. Рей. Вы побудете немного с тетей Уэнсдэй, пока мама наводит красоту. Ведите себя прилично.

— Никогда больше так меня не называй, — Аддамс раздраженно хмурит брови, медленно, но верно приближаясь к точке кипения.

— Ладно, как скажешь… — Энид беззаботно пожимает плечами, явно даже не пытаясь принять к сведению услышанное, и быстро склоняется к сыновьям, по очереди чмокнув каждого в макушку. — Главное, не позволяй им снимать шапки. В прошлый раз Райан заморозил брата на целых шесть часов, а няню — на десять. Да, мой маленький проказник?

Петрополус-младший ехидно поглядывает на мать, всем своим видом демонстрируя тотальное отсутствие раскаяния в содеянном.

Похоже, два часа в обществе мелких негодников обещают стать настоящим филиалом Ада на земле.

Аддамс хмурится сильнее — хотя куда уж сильнее — и отбрасывает назад неизменные тугие косы, теперь доходящие до поясницы.

Взяв с сыновей обещание вести себя подобающе, жутко довольная Синклер удаляется за дверь также поспешно, как и появилась.

Уэнсдэй снова опускает пристальный взгляд на разложенные по столу бумаги, стараясь игнорировать нарастающую головную боль.

— Что нам делать? — тут же пытливо вопрошает один из близнецов — тот, что с пятном от сока.

— Что угодно. Главное, делайте это молча, — небрежно бросает Аддамс, не поднимая головы.

Свою фатальную ошибку она осознает уже через полминуты, когда слышит негромкий скрип стеклянной дверцы шкафа. И следом — металлический звон медицинских инструментов.

Похоже, чертовы отпрыски Петрополусов добрались до набора для вскрытия.

— Если будешь трогать это, можешь случайно отрезать себе палец, — равнодушно сообщает Уэнсдэй, мельком взглянув на то, как более смелый из близнецов осторожно извлекает из кожаного чехла массивную листовую пилу{?}[Хирургический инструмент, используемый для распила костей.].

— А это? — второй мальчик в мгновение ока подскакивает к блестящей печатной машинке и на пробу зажимает клавишу пробела.

— А если будешь трогать это, я могу отрезать тебе палец.

Пухлые розоватые губы начинают нервно подрагивать, а спустя мгновение ребенок разражается оглушительным воплем и мощным потоком слез.

Oh merda.

Похоже, коммуницировать с недоразвитым подобием человека гораздо сложнее, чем ей прежде казалось.

— Почему ты плачешь? — ровным тоном спрашивает Аддамс, впившись в ревущего мальчика непроницаемым немигающим взглядом.

— Потому что… потому что… — он несколько секунд хватает ртом воздух, а потом вдруг принимается верещать ещё оглушительнее. — Потому что мне страааашно!

— Умолкни сейчас же, — шипит донельзя раздраженная Уэнсдэй с неприкрытой угрозой в голосе.

Но ледяная интонация, способная мгновенно привести в ступор даже матерых офицеров полиции, абсолютно не действует на миниатюрный детский мозг. Сын Энид отчаянно вопит во весь голос и трет маленькие пухлые щеки крохотными кулачками, размазывая слёзы по всему лицу.

Сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в ледяную воду, она решительно отодвигает стул и поднимается на ноги. Но при первой же попытке приблизиться к Райану — или как там его — мальчик отшатывается назад, как от огня. И сиюминутно забирается на чёрный диван прямо с ногами, пачкая дорогую кожаную обивку подошвой нелепых ярко-голубых кроссовок.

— Не надо… не надо отрезать мне палец… — всхлипывает он, забившись в самый дальний угол и глядя на Аддамс с выражением панического ужаса.

— Я не собираюсь ничего тебе отрезать, — не слишком убедительно возражает она, по миллиметру сокращая расстояние между ними.

Возможно, если действовать аккуратно, ей удастся относительно безболезненно стащить с дивана это несносное чудовище. Но в следующую секунду Райан резко вскакивает на ноги и, пошатнувшись на мягком сиденье, машинально цепляется рукой за прибитую над ним полку. От этого движения изящная статуэтка из муранского стекла в виде древнегреческой богини Артемиды стремительно летит на пол и разлетается на мелкие осколки.

— Вот же дерьмо, — невольно вырывается у Уэнсдэй.

Обычно она не допускает нецензурных выражений в своей речи, будучи твердо убежденной, что они ограничивают словарный запас человека, но теперь… Маленькие демоны за считанные секунды доводят её до белого каления — Аддамс чувствует, как обычно бледные скулы вспыхивают гневным румянцем.

Если проклятые дети останутся живы к моменту возвращения их матери, это станет восьмым чудом света.

— Дерьмо… — осторожно, словно пробуя на вкус новое слово, повторяет второй близнец откуда-то позади. — Дерьмо.