— Нет-нет, подожди… Ты всё неправильно поняла, — Петрополус окончательно теряется, беспомощно озираясь на работающий телевизор с такой надеждой, словно герой Хамфри Богарта вот-вот выберется из экрана и поможет ему подобрать слова. — Меня никто не присылал. Я сам решил тебя навестить. Ксавье даже не знает, что я здесь. И вообще-то он запретил тебе об этом рассказывать, но…
— Мне всё равно, — Аддамс бесцеремонно перебивает его и взвивается на ноги, отшвырнув в сторону пропахшее лекарствами одеяло. Слетевшее с дивана яблоко закатывается под больничную койку. — Я не хочу ничего о нём слышать. Живо проваливай отсюда.
— Чёрт, да послушай ты наконец! — он повышает голос на пару тонов, возмущённо всплеснув руками. — Всё это время Ксавье не приходил к тебе не потому, что не хотел. Он очень хотел тебя увидеть, просто… Понимаешь… Его арестовали.
Шокированная Уэнсдэй замирает на месте в статичной позе, разом растерявшись. Она чувствует, как глаза против воли широко распахиваются от удивления, а искусанные губы слегка приоткрываются. Приходится несколько раз моргнуть, чтобы дать себе время хоть немного переварить услышанное.
Oh merda. Торпа арестовали.
Но… Как? За что? Почему?
Подобного расклада она не предполагала, даже не могла подумать об этом. Такая мысль попросту не приходила в голову.
— Его обвиняют в убийстве Роуэна Ласлоу, — продолжает Аякс, отвечая на незаданные, но очевидные вопросы. — На самом деле мне мало что известно. Вроде как из трупа этого козла достали пулю и установили, что она была выпущена из пистолета, зарегистрированного на имя Ксавье. Шериф попытался замять дело, списать на самооборону, но ему не позволили.
— Почему? Кто не позволил? — в её голосе отчётливо слышится предательская дрожь. Oh merda. Кошмар. Аддамс машинально сжимает здоровую руку в кулак с такой силой, что заострённые ногти впиваются в ладонь, причиняя отрезвляющую боль.
— Да откуда ж мне знать… — Петрополус с досадой поджимает губы и сокрушенно вздыхает, пожав плечами. — За годы работы Ксавье много кому перешёл дорогу. Ты не хуже меня знаешь его сложный характер… Он часто сотрудничал с копами, был в полиции кем-то вроде гражданского консультанта. И успел нажить целую кучу врагов.
— Ясно. Не продолжай. Я поняла, — Уэнсдэй коротко кивает собственным мыслям и отступает на шаг назад, усевшись на широкий подлокотник дивана.
Она безуспешно старается разложить по полочкам полученную информацию, но в голове царит тотальный хаос. Шестерёнки в мозгу вращаются раздражающе медленно, и нормально сосредоточиться никак не получается. С одной стороны, ей не должно быть никакого дела до человека, который вполне осознанно подставил её под удар и даже не удосужился предупредить о возможной опасности. Но с другой…
— Что говорит адвокат? Какие прогнозы? — скороговоркой выпаливает Аддамс и резко вскидывает голову, впившись в лицо Петрополуса хирургически пристальным взглядом. Сердце неистово колотится в тесной клетке из рёбер в ожидании ответа.
— Да нихрена хорошего она не говорит, — тот снова морщит нос в гримасе досады напополам с презрением. — Адвокат государственный. Полная идиотка со скачанным из интернета дипломом. Вчера было слушание по поводу освобождения под залог, и мы проиграли. Суд отклонил ходатайство. У меня есть кое-какие сбережения, поэтому пытаюсь подыскать кого-то более толкового, но пока безуспешно.
— Но почему этим занимаешься ты? — она уже совсем не понимает происходящего. Всё это кажется каким-то парадоксальным абсурдом, бредом воспалённого сознания. — У него ведь есть влиятельный отец. Обеспеченная мать.
— О, знала бы ты их семейку… — Аякс возводит глаза к потолку и мотает головой из стороны в сторону. — С отцом Ксавье не общается уже лет восемь, да и раньше у них отношения были, мягко говоря, дерьмовые. Винсент хотел, чтобы он продолжал семейный бизнес, Ксавье отказался, и папаша вычеркнул его из завещания. А мамашу я вообще видел всего два раза. Она обеспеченная, да… Но алкоголичка. Не вылезает из швейцарских клиник, да только пользы от этого никакой… Вдобавок родители до сих пор грызутся из-за денег, а на детей им глубоко наплевать. В общем, на них надеяться нет смысла. А собственных сбережений у него практически нет. Разве что квартира и машина.
Oh merda. Трижды. Десятикратно.
Нет ничего удивительного, что несчастная Клеманс пыталась сбежать из змеиного гнезда и искала поддержки у единственного более-менее адекватного родственника. Вот только это не закончилось ничем хорошим.
Усилием воли Уэнсдэй заставляет себя отвлечься от неуместных воспоминаний о плачевной участи Мартен. Это лишнее. Той уже всё равно, а вот Ксавье… У него ещё есть шанс.
Как ни крути, а она ведь обязана ему жизнью — не выстрели он тогда в проклятого Ласлоу, она не сидела бы сейчас на мягком диване, а лежала бы под толстым слоем земли на кладбище по соседству с Клеманс.
Долг должен быть уплачен, и прощать Торпа за многочисленные промахи для этого совсем необязательно.
— У нас есть семейный адвокат. Валери Кинботт, она широко известна в определённых кругах, — решительно заявляет Аддамс и быстрым шагом направляется к прикроватной тумбочке, в верхнем ящике которой лежит мобильник. Вышеупомянутая адвокатша сколотила неплохое состояние на дяде Фестере, выиграв несколько громким дел с его участием. Она непременно справится с этой задачей. Или не справится никто. — Я позвоню ей и обо всём договорюсь. А ты пока поезжай к Торпу и заставь его уволить нынешнюю идиотку.
— Спасибо, Уэнс, — на лице Петрополуса расцветает широкая искренняя улыбка, но мгновением позже гаснет, сменившись прежним странно растерянным выражением. Насколько секунд он нерешительно переминается с ноги на ногу, а потом понижает голос до вкрадчивого шёпота и начинает говорить. — Но по правде сказать, это не всё. У меня есть очень серьёзная просьба. Ты вправе отказаться, и я не буду тебя за это осуждать, но если согласишься…
— Говори, — Уэнсдэй прекращает листать список контактов и обращает на Аякса цепкий немигающий взгляд угольных глаз.
— В общем… — он говорит так тихо, словно опасается быть подслушанным. — Не знаю, сообщили тебе уже или нет, но ты будешь выступать в суде в качестве свидетеля… Только ты одна. Ту вторую девчонку признали психически невменяемой.
Ах вот оно что.
Разрозненные детали пазла разом складываются в единую цельную картину.
Вот зачем был нужен бесячий мозгоправ в квадратных очках — его отправили, чтобы выяснить, способна ли она выступать на слушании. Очевидно, в итоге Штерн вынес положительный вердикт.
— Я знаю, что там произошло на самом деле. Ксавье мне всё рассказал ещё до ареста, — едва слышно бормочет Петрополус, нервно теребя пальцами язычок молнии на коричневой кожаной куртке. — Я знаю, что он правда убил этого урода голыми руками. И знаю, что это происходило на твоих глазах. Поэтому и хочу попросить… Если он тебе хоть немного дорог… Если тебе не всё равно, что с ним будет… Соври на суде, Уэнс. Скажи, что это была самооборона, что Ласлоу набросился сам, что он угрожал вашим жизням… Да что угодно. Пожалуйста. Ксавье такого не заслужил.
Аддамс молчит несколько секунд.
Перспектива уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний её нисколько не пугает — Кинботт, будучи настоящей акулой на адвокатском поприще, неоднократно отмазывала дядю Фестера и от более тяжких преступлений. Дело совсем не в этом. Просто Уэнсдэй чувствует себя полностью выбитой из колеи. За прошедшие дни ей начало казаться, что жизнь налаживается, что бездонная болотная трясина постепенно отпускает её, что нужно только потерпеть ещё немного — и всё вернётся на круги своя, а пережитый кошмар навсегда останется позади. И вот опять.
