Но.

Но где их столько взять, интересных книг? То есть книги-то, в смысле тексты, есть, но наши типографии не справятся. И никакой бумаги не хватит. Значит, что? Значит, нужны букинистические магазины. В Сосновке, ага. У нас на весь Чернозёмск один захудалый букинистический магазин, и книг в нём всего ничего. Интересные книги никто не сдаёт, а скучные не нужны. Но если всем народом перетрясти шкафов…

Вот так полным Маниловым, безосновательно предаваясь мечтам, я и прогулял полтора часа. Под конец прогулки заглянул и в магазин. Не тот, что будет, а тот, что есть.

Мдя…

После Стамбула, конечно, непривычно.

На меня смотрели с удивлением, как на говорящего барана, который вдруг зашёл в парикмахерскую и заказал шестимесячную завивку.

Для номенклатурных обитателей Сосновки отдельного магазина нет, да и нужды в том не видят, всё привозят из Чернозёмска. Нет, не всё, яйца, молоко, птицу, зелень и прочее покупают у местных, и сложились многолетние связи — кто где берёт. Торговля к обоюдной выгоде: местные продают по рыночной цене, но безо всяких хлопот, а городское начальство уверено в свежести продукции. Как водится, каждый считает, что его обирают: горожанин — что переплачивает, хозяин живности — что могли бы и надбавить за доставку на дом. У меня всем заправляет Вера Борисовна. Я было сказал ей, чтобы денег не жалела, но она ответила, что лишняя щедрость вредит: сельский человек считает щедрого горожанина дурачком, которого и обмануть не грех — выдать старые яйца за свежие, разбавить молоко водой, обвесить и обсчитать. А скупого горожанина селянин не любит, но уважает. Селянин сам скупой. Пока трезвый.

Я купил банку маринованных огурцов, чтобы поддержать кооперативную торговлю, и ушёл под тишину. Озадачились люди: что это с Чижиком случилось? Он же мильонщик, он только с базара питается, у Степанихи на днях петуха Вера Борисовна купила, а тут — огурцы!

А что огурцы, хороши огурцы. Мировая закуска.

Это да.

На том и порешат. Ну, я так думаю.

С банкою в руках я шёл по поселку, досадуя, что не взял авоську. Не сильно досадуя, скорее, веселясь. Отвык я от быта. Хорошо, что в кармане было три рубля. С четвертной было бы слишком уж по-барски, а три рубля — хорошая купюра. Нашенская.

Прошёл мимо милицейского поста. Милиция как раз не удивилась, милиция знает толк в маринованных огурцах.

Занёс в дом и поставил на кухонный стол.

— Миша, чего это ты? — спросила Вера Борисовна.

— Огурцов захотелось. Маринованных.

— Да у нас три банки в кладовке.

— Ну, будет четвёртая. Не пропадёт.

Вера Борисовна посмотрела на банку.

— Это семилукские.

— Хорошие?

— Из магазинных лучше и найти трудно. Но у нас домашние, а с домашними сравниться невозможно.

— Почему?

— Для себя-то не жалеешь ни пряностей, ни специй, и огурцы берёшь отборные. А заводу что главное? План. Числом поболее, ценою подешевле. И добро бы план, так ведь ещё и перевыполняют.

— А что плохого, — прикинулся простачком я. — Перевыполнить план — долг каждого работника.

— По рецептуре выдают, к примеру, на тысячу банок столько-то перца, столько-то укропа, столько-то уксуса и всего прочего. А работники цеха план перевыполняют, и вместо тысячи банок из того же сырья заготавливают полторы тысячи. Ну, и получается то, что получается.

Она не поленилась, сходила в кладовку и принесла банку домашней закрутки. Да уж. В домашней банке огурцы лежат плотно, не пошевелишься, а в магазинной плавают привольно, дети свободы, иллюстрируя задачу трёх тел.

— Да ничего, ничего, съедим и такое, — утешила меня Вера Борисовна.

Положим, я и сам всё это знал. Просто в очередной раз удостоверился, что и другие знают.

Вера Борисовна подала мне второй завтрак. Углеводный. Овсяная каша на молоке, триста калорий. Для восполнения потраченного гликогена. И потому после второго завтрака рекомендуется часок полежать.

Я и полежать не прочь. Дело несложное — полежать. У меня для этого и лежанка есть.

Лег. Рядом на столике — «Спидола».

Включил. По «Маяку» — ничего нового.

Выключил и задремал. Во сне гликоген особенно сильно восстанавливается, научный факт.

Привиделся мне парень лет двадцати, тащивший из многоэтажного дома к мусорке стопки книг, перевязанных бечевками.

— Что это делаешь? — спросил я его.

— Да вот… Бабкину квартиру расчищаю. Умерла бабка, квартиру мне оставила, а в ней, сам понимаешь, мусор…

— Это что — мусор?

— Ну!

Я посмотрел. Сиреневая стопка — собрание сочинений Тургенева, серая — Чехова.

— Хочешь — бери себе, — сказал парень. — Даром!

— А ты что, совсем без книг?

— Почему — совсем? Я не дикий. Оставил с полсотни, даже больше. Но эти-то читать кто будет? Только место занимают, да пыль собирают. Так берёшь, нет?

Тут я проснулся. За окном услышал «Панночку» — девочки приехали. Все четыре. Без бабушек.

— Как, Чижик, восстанавливаешься?

— Изо всех сил, да.

Я покатал Ми и Фа на санках, пока снега много, потом попробовали лепить снежную бабу — не лепится, снег сухой, а там и обед подоспел. Уха из нототении.

— Что-то ты не очень весёлый, Чижик, — сказала Лиса.

— Слабо весёлый, — подтвердила Пантера.

— Слабый до умеренного, — не согласился я. И рассказал сон.

— У нас тоже собрания сочинений в шкафу, — сказала Лиса. — И тоже никто не читает. Вот Вальтер Скотт: «Айвенго», «Квентин Дорвард», а остальное никто не осилил, ни родители, ни братцы.

— А ты?

— Это мальчуковый писатель, Вальтер Скотт. Я и «Квентина Дорварда» не прочитала. Страниц сорок разве, а потом решила — зачем мучиться? Но «Роб Рой» мне понравился. Я потом «Капитанскую дочку» воспринимала, как сочинение Пушкина на мотивы Вальтера Скотта.

— А сейчас?

— А сейчас и подавно. Любил Александр Сергеевич европейские сюжеты цап-царапать. Но это, конечно, секрет для школьников.

Мы ещё поговорили на литературные темы, сошлись на том, что для домашних библиотек у классиков лучше всего издавать избранное — один, два, много три тома. А полные собрания сочинений — это для библиотек, причём крупных библиотек. Говорили — будто планировали создать частное издательство. Или кооперативное. А что, вдруг и получится? Вот пойду на речку, поймаю волшебную щуку, она мне и по щучьему велению и устроит фокус-покус.

— Что от Андрея Николаевича слышно? — спросил я.

— Ничего, — ответила Ольга. — Звонил, сказал, что всё в порядке, а будет порядка ещё больше. Вот и думай, что это означает.

— Будем думать, — пообещал я.

На ночь девочки вернулись в город.

Нет, автомобиль не роскошь. Отсюда до городских квартир езды двадцать шесть минут, проверено. Средняя скорость — шестьдесят километров в час за городом и сорок по городу. На «троечках» стоят буржуинские придумки, ремни безопасности. И ещё детские креслица. «Вольво» выпускает. Их настоятельно посоветовал барон Шифферс, сам и установил. Гарантий креслице не даёт, но риска меньше. А вообще, купил бы ты что посолиднее «Жигулей».

«Волгу?» — спросил я. Можно и «Волгу», ответил Шифферс. Он себе как раз «Волгу» купил, не новую, двадцать первую, «китовый ус», но в хорошем состоянии. И довел её до совершенства — насколько это возможно. Красивая, да. Тихая. Двигается — будто плывет.

Но «ЗИМ» лучше. Это и Шифферс признаёт. Он теперь начальник, заведует автобазой номерного завода. Вот что значит идти своим путём. Зарплата двести пятьдесят, плюс премии, плюс плюшки. А что мы? Нет, я дело особое, а остальные? То-то.

Я чуть-чуть проехался с девочками, на выезде из Сосновки они меня высадили, и я смотрел им вслед, пока были видны огоньки. Движение сейчас редкое, люди свои машины берегут, а у казенного транспорта рабочий день закончился.

Вернулся в дом — ещё небольшая прогулка. Так и задумано.

Дома опять подсел к «Фестивалю». Вечером и ночью на средних волнах — как на стамбульском базаре. Всего много. Но я начал, конечно, с семичасового выпуска последних известий. Наших последних известий.