— Мы позовём сюда Анну Ивановну. Знаешь, кто это?

— Нет, — Лиза отняла от лица руки и заинтересованно посмотрела на доктора.

— О! Это такая женщина, такая женщина. Лучший детский врач из всех, кого я когда-либо знал. Веришь?

— Не знаю. Я её никогда не видела.

— О как! — Свиридов удивленно обернулся на Алексея.

Тот молча пожал плечами.

Доктор повернулся к столу и взял телефонную трубку.

— Анна Ивановна… Зайдите, пожалуйста…

Анна Ивановна оказалась женщиной рослой, статной, лет сорока, со строгим лицом «учительницы». Трифонову даже захотелось подняться при её появлении, словно нашкодившему школьнику перед завучем. Однако, как вскорости выяснилось, это было не главным. Анна Ивановна обладала редким по красоте и душевности голосом. Стоило ей заговорить, и все сомнения сразу отпали.

Алексей, словно завороженный, смотрел и слушал, слушал и смотрел, как женщина беседует с девочкой, как та отвечает, как они обе встают и вместе уходят из кабинета. Из ступора его вывело только «напутственное»:

— Анна Ивановна, как только закончите, сразу ко мне.

— Всенепременно, Павел Антонович. Всенепременно…

Дверь за врачом закрылась.

Трифонов поднял руку и вытер внезапно вспотевший лоб.

— Что? Проняло? — засмеялся Свиридов.

— Не то слово, — выдохнул Алексей.

— Ну, вот и ладушки. Сейчас твою племяшку обследуют, и всё будет понятно. Что у неё, как лечить, где. Ну, а пока… — доктор развернулся к стенду с приборами. — Займёмся пока делами. Часа два у нас есть…

Опасения насчет Павла оказались напрасными. Он не стал ничего скрывать от приятеля. Наоборот, рассказал о своём РЗМ-18 даже больше того, на что рассчитывал Трифонов. И об устройстве прибора, и как он работает, и какие возникают проблемы на разных режимах. В целом, разговор получился достаточно продуктивным. Обещанные Свиридовым два часа пролетели как один миг. Содержательная беседа прервалась лишь с появлением Анны Ивановны.

Женщина примерно с минуту что-то тихо рассказывала Павлу, потом положила на стол выписки и вышла из кабинета. Свиридов принялся вдумчиво изучать бумаги. Он изучал их долго. Минут, наверное, пять

— Ну? Что там? — не выдержал Алексей.

Доктор поднял глаза. Лицо у него было мрачным.

— Плохо, Лёш. Всё очень и очень плохо.

— Да что конкретно-то?

Свиридов взъерошил волосы, встал и молча прошёлся по кабинету.

— Судя по томографии и анализам, у Лизы последняя стадия, — хмуро проговорил он, дойдя до окна и повернувшись к Трифонову. — Главный очаг — правое легкое. Ещё обнаружены метастазы в печени, почках, мышцах… словом, везде. Какая-то скоротечная форма. Если бы ты не привез её к нам, жить ей… ну, в общем, не больше недели.

— И что теперь делать? — растерянно заморгал Алексей.

Ситуация казалась ему бредовой.

— Вот об этом-то я и хотел с тобой пообщаться.

Доктор вернулся к столу, вынул из ящика какие-то бланки и сунул их под нос гостю.

— Заполняй.

— Что это?

— Это разрешение на экспериментальный лечебный курс по протоколу «а семнадцать сорок четыре три». Ты, если я правильно понял, являешься сейчас её единственным родственником. Так?

— Ну-у, так.

— Значит, именно ты и должен давать разрешение. Дело всё в том, что ни лучевая, ни стандартная химиотерапия Лизе уже не поможет. Поздно.

— А что поможет?

— Понимаешь, — Свиридов почесал за ухом. — Я уже пятый год занимаюсь этим семнадцатым протоколом. С мышами и кроликами опытный период прошли. Сейчас методика опробуется на людях. Группа не слишком большая, но статистика есть. Побочные эффекты не наблюдаются. Ремиссия? Ну, о полном выздоровлении речи пока не идет, но на фоне приема препаратов прогноз, в общем и целом, стабильный…

— Сколько она сможет прожить? — перебил приятеля Трифонов.

— Не знаю, Лёш, — развел руками Свиридов. — Может, полгода. Может быть, больше. А может, и месяца не получится. Всё слишком индивидуально. Стандартный курс рассчитан на тридцать недель. Но даже в течение этого времени нет никаких гарантий.

— Хорошо. Я согласен. Показывай, где писать…

Бланк разрешения Алексей заполнил за пару минут. Данные самой девочки он не вписывал — только «фамилия, имя, отчество». Про остальное сказал: «Заполните сами. Ни полиса, ни свидетельства у нас нет». Павел не возражал. Забрал бумаги и спрятал их в специальную папку.

— Лиза пока побудет у нас. Отдельный бокс, круглосуточное наблюдение, курс сложный… Или ты возражаешь?

— Нет-нет. Конечно же, нет. Вот только…

— Что только?

— Можно я посмотрю, как она там?

— Почему нет? Прямо сейчас и посмотрим. Держи халат… Да, и бахилы надень… И маску… Вот. Теперь норма. Пошли…

Лизу они нашли в больничном стационаре. Девочку поместили в изолированный бокс, переодели в пижаму с цветочками, сейчас с ней занималась какая-то медсестра.

— Ну вот, смотри. Всё, как я говорил. Хотя, ты знаешь, некоторые и вправду не верят, думают, у нас тут какой-то концлагерь, и вообще…

Павел всё говорил, говорил, но Трифонов его просто не слышал.

Он молча смотрел сквозь стекло на сидящую на кровати девочку и пытался понять: зачем это всё? Почему он назвался её двоюродным дядей? Они же никакие не родственники, и он может в любую секунду от всего отказаться. Просто взять и уйти. Уйти и забыть. Словно бы ничего и не было…

— Ладно, Паш. Я, наверно, пойду.

— Дела? — понимающе хмыкнул Свиридов.

— Дела, — вздохнул Алексей…

Четверо суток подряд Трифонов практически не выходил из дома. Занимался исследованиями, работал с полученными у Михалыча образцами. Картинка не складывалась, но Алексей чувствовал — ответ где-то рядом, надо лишь отыскать его.

С отоплением проблем не было. Дров для печки хватало, а в сарае лежала целая куча угля, приобретенного ещё летом, на всякий случай, если, по необходимости, придется греться буржуйкой.

После прокатившейся в декабре волны сдвигов начали возникать трудности с электричеством. Общественные генераторы, работающие на природном газе, стояли без дела, поскольку газ в трубопроводах пропал повсеместно, а сжиженный стоил теперь в несколько раз дороже бензина. Последнего пока хватало, заправки работали, но многие полагали: всё это ненадолго. Тем более что ходили слухи о скором введении «новых» денег, пусть непроверенные, а иногда и просто дебильные, но, как известно, дыма без огня не бывает, поэтому население готовилось к будущему, как могло.

Все запасались топливом, продовольствием и переходили в расчетах друг с другом с «живых» денег на бартер. Сотовая связь пока что работала, но покрытие сужалось всё больше и больше. В интернете присутствовал только российский сегмент. Эфирное телевидение показывало всего шесть каналов, зато радио, в том числе, проводное, переживало настоящую реинкарнацию. До девяноста процентов контента составляли новостные программы. Люди слушали новости постоянно, с неослабевающим интересом. Любые сведения о происходящем в стране и мире были сейчас на вес золота. Жизнь вокруг менялась, словно в калейдоскопе. Куда-то исчезало привычное, а новое появляться не торопилось. А если и появлялось, то чаще всего со знаком минус.

За рубежом, если верить официальным источникам, творилось чёрт знает что. Старые связи и договоренности разрушались одна за другой, на первый план выходила голая сила. Кто сильней, тот и прав. Это правило было справедливо и раньше, но сегодня с него слетел всякий налёт дутого гуманизма. Европа всё глубже погружалась в цивилизационный кошмар. Соединенные Штаты распадались на части в режиме реального времени. Дикое поле на месте соседней Украины уже никого не удивляло и не волновало. В Азии сильные государства сменялись кровавыми режимами местечковых султанов, царьков и раджей. Про Африку и говорить нечего. Условные «хуту» резали условных «тутси» по всему континенту, с радостным упоением, словно это являлось единственной целью их существования на планете.