«Синдром патогенного изменения генов (генная болезнь) – вирусное заболевание, возникающее вследствие заражения человека вирусом GV98. Был искусственно создан при разработке генно-модификационных препаратов в 2098 году, распространение получил в 2100 году. Вирус поражает центральную нервную, сердечно-сосудистую, сенсорную, эндокринную и другие системы, что в конечном итоге приводит к летальному исходу.
Помимо активной формы протекания болезни существует скрытая, при которой человек долгое время может не испытывать никаких симптомов, но являться носителем вируса. Передача вируса происходит при непосредственном контакте с зараженным человеком – контактно-кровяным путем, а также через вертикальный механизм (от матери к ребенку).
При активной форме протекания заболевания инкубационный период длится от нескольких часов до одного-двух дней. Продромальный период характеризуется проявлением следующих симптомов: светочувствительность, галлюцинации, сильные боли в правом подреберье, тошнота, судороги и спазмы, гематурия, затруднение дыхания.
Вирус относится к группе…»
Девушка бросила читать. Подобные статьи ей попадались и в общем доступе. Ничего нового она не узнала. Эрика еще раз попробовала найти упоминания болезни, лекарства или людей, связанных с ней. Она просмотрела данные всех сотрудников, числящихся в фармакологическом отделении института, но ни один и близко не был связан ни с чем похожим. Стало ясно, что здесь она ничего не узнает. Но даже отсутствие информации уже было информацией. Можно было не сомневаться в том, что кто-то намеренно удалил все данные, а значит, определенно было что скрывать. Секретные лаборатории, в которых вывели вирус, были под контролем военных, потому что разработки генных модификаторов были первоначально задуманы для нужд армии, и уже гораздо позже их разновидности появились на общем рынке. Да даже без учета этого факта было понятно, что за удалением всех данных стоят военные – это чисто их метод. Военные – народ практичный, а значит, где-то на их серверах все данные должны быть в целости и сохранности. Здесь и начинаются трудности. Хоть КБИТ официально и курирует военную сеть, но каналы доступа есть только к их внешней сети, которая используется для взаимодействия между всеми отделами, передачи приказов, хранения базы данных с досье и подобных вещей. Нельзя сказать, что она плохо защищена, но при должной осторожности и сноровке некоторую информацию получить вполне возможно так же, как и из других. Но в отличие от всех остальных сетей, у военных есть еще одна – внутренняя, к которой у КБИТ нет никакого доступа. Эрика была уверена, что все необходимые данные содержатся именно там.
Девушка откинулась в своем рабочем кресле и прикрыла глаза, раздумывая над тем, какие вообще можно предпринять попытки хотя бы чисто теоретически. Можно было каким-то образом проникнуть на территорию военного штаба, взять в заложники человека, имеющего полный доступ к данным внутренней сети, чтобы не тратить время на взлом системы идентификации, скопировать необходимые данные с хэндбука, имеющего доступ к этой же сети, и уйти. Эрика даже улыбнулась несуразности этого плана. В реальности он бы выглядел скорее так: попытаться проникнуть на территорию военного штаба и быть убитым в процессе. Вторым, не менее, если не более невозможным, вариантом было каким-то образом узнать, где физически находятся сервера с данными внутренней сети военных, проникнуть туда и скопировать их напрямую, обходя всякую идентификацию, уйти оттуда и заняться расшифровкой уже в более спокойном месте. Здесь проблемы начинались уже с того, что никому еще не удавалось хотя бы примерно узнать, где находятся эти сервера, хоть подобные попытки периодически и предпринимаются. Других вариантов не было в принципе. Вопрос был в том, что ей делать дальше. Образец лекарства, который нашел Берт и который мог быть вовсе и не образцом, – это тоже забывать не стоит. Как и факт удаления всех данных о болезни и вакцине – это были лишь косвенные улики. По сути у нее сейчас не было никаких доказательств, только догадки и домыслы.
Можно ли поделиться этим с «Сопротивлением»? «Ребят, возможно, то лекарство, которое вы добываете, рискуя своей жизнью, просто подделка, но доказать я это не могу, так что просто живите теперь с этой мыслью. Всего доброго».
Ни к чему хорошему это не приведет. Хотя даже будь у нее доказательства, то распространение такой информации грозит еще более серьезными последствиями – восстания, потеря контроля, слом режима, а может, еще что похуже. Может ли она взять на себя такую ответственность? По телу пробежал холодок, а в голове настойчиво вертелось: нет, не может. Но одновременно с этим на ней лежит теперь и ответственность за «серых», которые живут в постоянном страхе не получить свою необходимую дозу лекарства и умереть. Что бы выбрали они? Продолжить существовать в обмане и угнетении или правду? Наверняка все бы выбрали правду… Или нет? Нельзя рассказать. Нельзя молчать. Голова начала раскалываться от боли – слишком сложный выбор стоял перед ней. Может, Берт был прав? Не стоило в это ввязываться. В этот момент мелькнуло даже чувство досады, что Берт вообще рассказал ей, но Эрика отогнала это прочь. Она всегда была сторонником правды. Так что произошло то, что должно было произойти. Механизм запущен, и все сейчас сомкнулось на ней, хочется ей этого или нет. Она должна рассказать. Но только когда у нее будет хоть какой-то план – быть голословной нельзя.
Допустим, лекарство и правда подделка. Вопрос в том, было ли оно всегда подделкой? Если всегда, то почему болезнь перестала убивать людей? А была ли болезнь? Если ее не было, то почему умирали люди? Значит, все-таки была. Значит, и лекарство было. Раньше болезнь была, и было лекарство. Сейчас лекарства нет… И болезни нет? Возможно, лекарство победило болезнь, и ложь состоит в том, что оно лишь сдерживает ее? Зачем лгать об этом? И тут в голове всплыли ее же слова, которые она произнесла накануне, во время той злополучной беседы с Бертом: «Просто это экономически выгодно – иметь миллионы единиц дешевой рабочей силы, у которой минимум прав и нет никакой социальной защиты. Дело только в этом».
Она всегда считала, что для «серых» делается слишком мало, всегда сочувствовала их положению, именно поэтому она стала агентом «Сопротивления», чтобы хоть как-то помогать им. Но одно дело держать их в изоляции из-за страха новой волны эпидемии и совсем другое – намеренно обманывать. Страшно представить масштабы этого заговора. Такое нельзя провернуть, держа все в тайне. Должно быть огромное количество посвященных людей, которые должны играть свою роль в этом лживом спектакле. Может, стоит вычислить одного из таких и добыть информацию у него? А разве это реальнее, чем предыдущие два «плана»? Вряд ли. Еще на примере сети НИИ она поняла, что подобную информацию ей не найти. Брать в заложники людей наугад? Бред. «Сопротивление» не станет этим заниматься.
Это был тупик. С какой стороны ни зайди. Хотя чему она удивляется? Если уже столько лет подобное даже мельком не всплыло наружу, то весь процесс отлажен и надежно охраняется. Интересно, а тогда в университете, когда она взломала военную сеть, могла ли она случайно наткнуться на что-нибудь такое, если бы не ушла так быстро? Маловероятно, если не искать целенаправленно.
Девушка задумчиво посмотрела на застывшее лицо КИРИ, и тут в голову пришла неожиданная мысль. Системы на базе КИРИ вошли в обиход всего пару лет назад и сразу получили огромную популярность. Все правительственные сети с поддержкой КБИТ тоже основаны на этой системе, и из-за этого было поставлено серверное оборудование абсолютно нового поколения с превосходящей мощностью, отказоустойчивостью и безопасностью. Все нынешние данные базируются именно на этих серверах. А что случилось с прошлыми? Стали бы военные утилизировать многомиллионное оборудование, хоть уже и устаревшее? Нет, оно скорее было списано и отправилось пылиться на склад. Это проверить было не так и сложно.
