В правом углу вплотную к окну стоял небольшой крашеный стол, накрытый живописной клеёнкой. Над ним висели часы ходики (с кукушкой) и небольшая по размерам двухъярусная металлическая полочка. На ней стояли книги – ожидающие, молчаливые – по истории и философии. Будто погружённые в сон, они пристально наблюдали в этот момент за своим хозяином подобно отверстому оку. Нет, они ни о чём его не просили, ни к чему не призывали, ну разве что намёком – раскрыться им, чтобы затем, в этом понимании и созвучии, открыться ему. Но это было не их время… Рядом со столом стояли два деревянных стула. Слева стоял небольшой отечественный кухонный гарнитур и 3-конфорочная электрическая плита под маркой «Лысьва».
Хочу отметить, что квартиру Егор получил, работая на станции. Не то чтобы за какие-то заслуги, нет, всё согласно очереди – через профсоюзный комитет. Хотя это дело было довольно сложным, поскольку жилья для работников атомной станции катастрофически не хватало, так же как и общежитий. Эту жилищную проблему власти объясняли нехваткой рабочей силы, в основном строителей… Людям приходилось всячески приспосабливаться к существующим условиям жизни, в том числе и семье Сомовых – они жили короткое время (с ребёнком) в общежитии, на площади в девять квадратных метров.
Тихо помешивая ложечкой зелёный чай, налитый в любимую фарфоровую кружку, он о чём-то думал. Кстати, эту кружку ему подарила его мама, Елизавета Петровна, три года назад, когда он с семьёй в очередной раз навещал своих родителей в Томске. С тех пор они с кружкой – не разлей вода.
Егор был крепкий, приятный мужчина, ростом выше среднего, с небольшой сединой на висках (несмотря на молодость). По натуре он был спокойный и молчаливый. Красивое, чуть удлинённое лицо с голубыми глазами хранило, несмотря на внешнюю строгость, какую-то тайную его улыбку. Характер он имел лёгкий, а потому был отходчив и не мог подолгу ни на кого обижаться. Любил в людях порядочность и честность. Старался и сам быть таковым, воспитывая в себе многие положительные качества: правду, мужество, справедливость – и всё это не для показушности какой-то, а для немедленного участия этих качеств с силой души своей, готовясь словно к непременному скорому подвигу. Так уж он был воспитан, воспитан временем и семьёй. Сосредоточенность, глубокая задумчивость дополняли его образ, говоря о нём как о серьёзном, умном мужчине, не в подъём другим.
После каждого глотка ароматного чая он временами – не то от усталости, не то от удовольствия – на какие-то доли секунды закрывал глаза, думая в этот момент о чём-то важном и необходимом. Рядом с ним на столе лежала книга «Мастер и Маргарита», та самая, что дал почитать Юра Астапенко.
В жизни каждого человека бывают такие встречи, которые пролетают мимо, не запоминаются, как будто их и не было. А бывает так, что всего одна минута общения оставляет в человеке неизгладимый след. Этим общением он живёт, более того, дорожит. Временами вы начинаете о нём тосковать как о собеседнике, сопереживателе – втором полюсе, необходимом для возникновения магнитного поля, тех таинственных магнитных токов, которые дают желание жить, работать, любить и просто оставаться человеком. Общение (даже память о нём) становится частью жизни – вот ведь как странно! Встреча с Астапенко произвела на Егора какое-то удивительное впечатление, хотя и длилась всего несколько минут. Удивляло то, что он давно знал этого человека, а оказывается, совсем не знал, и это удивляло его больше всего. Он не знал, что так бывает, что так может быть. Возможно, что именно сейчас он думал именно об этом и о том, что мы совсем не знаем, что такое жизнь; если не замечаем простых, но очень важных для нас вещей. Он сидел и с какой-то теплотой, даже с нежностью, без всяких усилий припоминал их разговор.
«Что бы там ни говорили, а в жизни не бывает ничего случайного, в жизни всё закономерно, – подумал он, – значит, этот разговор должен был случиться – рано или поздно. Такова логика. Но ведь там, где есть причина, есть и следствие. Интересно, в чём же выражается эта встреча для Астапенко и в чём выражается она для меня? Да, интересно… Нет, более чем интересно! Или придерживаться всё же истины – чему быть, того не миновать.
Усевшись удобнее за столом и предвкушая блаженство, он открыл книгу…
У всех людей существует различное отношение к книге – от утилитарного до трепетного чувства, с каким истинный читатель, ощущая ритм своего сердца, раскрывает то или иное сочинение. Держа в руках роман Булгакова, Сомов испытывал не просто чувства, у него было такое ощущение, что он встретил спутника, который хочет подарить ему – просто так, безвозмездно – наибольшие радости жизни. Он ещё не прочитал ни строчки, а его уже волновала пытливая мысль и искания, познание прекрасного и великого.
«Высшая справедливость на земле заключается в том, – проговаривал в своём сознании Сомов, – что старшее поколение, несмотря ни на что, оставляет миру вечные ценности, среди которых значатся и книги. И в этом, наверное, есть человеческий подвиг. Ибо только они могут безошибочно распознать добро и зло, истину и ложь, красоту и безобразие».
В этот момент он как никогда понимал, что сейчас от него требуется только одно – это подружиться с автором и героями произведения, во всяком случае, найти с ними общий язык, чтобы с их помощью раскрыть в книге до конца вложенное в неё содержание. Чтобы оно засияло цветовой палитрой, зазвучало в нём «во весь голос», мобилизовав для этого все его способности к чарующей музыке слов.
«Книга должна быть исполнена читателем, – вспомнил он слова Марины Цветаевой, – как соната. – Знаки – ноты. И воля читателя – осуществить или исказить».
Он открыл одну страницу, вторую, третью… ещё… ещё… Представьте себе, что вы нырнули без подготовки на большую глубину! В один прекрасный момент вам не хватает кислорода, не хватает всяких сил – физических, умственных… «Ах, как нужна помощь старшего, умного!» – воскликнул однажды в своё время страстный книгочей Василий Шукшин. То же самое было и здесь, в эти минуты, когда Егору нужно было осмысление, нужна была помощь извне – с друзьями, товарищами, кем угодно, но чтобы по душам и чтобы доверительно. Сомов прекрасно понимал, что читать это произведение вот так, не подготовившись, неразумно: учитывая то, что оно написано автором в течение многих лет, причём в родовых муках, из глубины души, из измученного естества сути и сознания. Чтобы читать эту книгу, нужно иметь вдохновение или, по крайней мере, непреодолимое желание двигаться вперёд, к новым неведомым маршрутам. Удивительно, но в этот момент он почувствовал невероятный прилив сил и энергии; усталость и всякие признаки сна исчезли. Он встал и задумчиво, глядя в пол, заходил по кухне. Остановившись возле окна, он стал смотреть куда-то вдаль, понимая, что в его жизнь вошло что-то живое, горящее и чудесное, позволяющее задуматься над великим смыслом жизни. И это право было обусловлено уже самим существованием человека: тем, что он рождается, живёт, любит, страдает, мечтает. «Но ради чего всё это? – подумал он, устремив вдаль свой взгляд. – Неужели только ради каких-то материальных ценностей, власти и удовольствия? Казалось бы, в этом должен разобраться наш разум, человеческий разум, – продолжал он размышлять, – но возникает следующий вопрос: насколько он силён, этот разум, чтобы понять и разобраться в этом? Или всё же человеку, оставаясь диким животным с могучим инстинктом выживания, нужна помощь извне? «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам…» Если это так, то правда жизни такова, что жизнь для человека становится действительно проблемой. Ведь прежде чем просить, нужно верить: в кого-то или во что-то. Какая вера может заставить человека быть тем, кем он есть – человеком!»
Отойдя от окна, он снова сел за стол и бегло пролистал ещё несколько страниц, затем закрыл книгу, положив её тут же рядом, подумав при этом: «Нет, это не книга, это прямо какой-то Новый завет… Голова кругом, видно, читать это произведение нужно не спеша».
