– Вот как гуляем, ребята! Как в последний раз! Вспоминать еще будете, как вас Терентий Александров-то угощал! Играйте, касатики!
И купец бросил в воздух ассигнации.
Виктор сидел и, блаженно улыбаясь, ковырял стерлядь. В этот момент к нему подошла Роза и сказала:
– Пойдем со мной, барин, пойдем! Я тебе все о твоей судьбе и жизни расскажу… Не жалей денег! Что деньги, барин, пыль! А слова мои верные!
И посмотрела своими завораживающими глазами. Виктор улыбнулся и, шатаясь, пошел за красавицей следом. Они пришли в какую-то подсобную комнату.
– Садись!
Виктор послушно сел на табурет у стола. Она же села рядом на стуле и сказала:
– Дай руку. Нет, не эту. Ту.
Взяла ладонь и внимательно посмотрела на нее.
– Эх, барин… Жизнь твоя не простая… Дороги многие впереди ожидают тебя, и страны разные… Вижу войну, вижу боль, но пуля мимо тебя пройдет, и сабля тебя не ранит, и штык тебя минует, и взрывы не заденут…
Цыганка резко повернула стоявшую на столе керосинку и стало заметно светлее.
– Любовь есть у тебя в сердце, да не твоя она, барин… Ох, не твоя… Чужая она… Любит тебя вроде, а мужа нет… Или нет… Не четко видно…
– А ты, барин, вижу я, веры другой будешь, не христианской… Признавайся!
Виктор снова улыбнулся и по-доброму ей кивнул.
– Вижу все сама. Мусульманин ты! Звезда над головой твоей горит. Звезда. А у христиан крест…
Виктор не стал спорить.
– Все молчишь ты, барин, молчишь… Вижу женщинy ты любишь… Но не твоя она. А женишься ты потом на другой. И дети у тебя от той, другой будут… Мальчик и девочка… А сейчас ты мало в Бога веришь, лишь немного в сердце веры есть, но потом вернешься к Нему, увидишь Его, и узнаешь… Ангел твой сильный, просит за тебя… Из мира того…
Виктор впервые поднял тяжелую голову и посмотрел на цыганку:
– Старый ангел? С большой седой бородой?
– Старый… Старец, на святого похож… Как с иконы сошедший…
– Это дед… Я знаю… Он за меня, дурака, просит там… И снится мне, часто…
Роза вгляделась в руку Виктора и сказала:
– Вижу я, уедешь ты скоро из столицы… И поведет тебя дорога на Юг, в армию… Но послушай меня, не оставайся с ними до конца… Погибнут они, а как заканчиваться будет месяц уезжай от них… Уезжай далеко, где холод и морозы, там ждет тебя твой человек, сильный и влиятельный, и с ним поднимешься ты… И будет он тебе как фараон, а ты будешь ему, как Иосиф, помощником во всем… Но потом и он падет… И ты с ним… И он тебя предаст, и станет как новый фараон, и забудет о заслугах твоих прошлых… И на чужбине закончишь ты путь свой земной…
Вдруг в комнату вломились Рома и Павел.
– Ах, вот где наш романтичный трубадур, прижимает миловидную цыганочку, пока друзья отвернулись?
– Да нет, ребят, мне тут гадают…
– Хватит гадать! Мне выпить не с кем! – обиженно сказал Блинов.
– Пойдем, пойдем, Витюша! Друзей бросать нельзя!
Виктор расплатился с Розой за гадание и виновато ушел к друзьям, с которыми гулял всю ночь до утра.
Сцена 3
25 октября 1917 года в Петрограде началось вооружённое восстание, в результате которого было свергнуто Временное правительство. Его главными организаторами были Парвус, Ленин, Троцкий, Свердлов и другие большевики. Было плохо и нестабильно, а стало еще хуже… Мрак сгустился над многострадальной Россией.
Эти дни Виктор и его сослуживцы прожили, как в ужасном сне. Уличные бои, шальная стрельба, грабеж и мародерство царили на улицах города. Ненависть к офицерам росла день ото дня. 19 ноября исполняющий обязанности верховного главнокомандующего Русской армией Николай Николаевич Духонин отдал распоряжение об освобождении генералов, арестованных в связи с Корниловским выступлением. За этот шаг Духонин заплатил жизнью. На следующий день быховские узники бежали на Дон, а Духонина убили озверевшие матросы на станции Могилёв.
Павел, как обычно, пришел к Виктору к семи вечера. Усталый и небритый, с тусклым, мертвым выражением лица. Он снял фуражку и шинель и небрежно бросил их на стул.
– Выпить есть? – спросил Блинов вместо приветствия.
Слуцкий быстро принес водку и разлил её в рюмки.
– Коньяка нет. Да и водки мало. И закусь не ахти… Лишь галеты…
– Плевать!
Павел выпил не чокаясь. Вытер губы ладонью и сказал:
– Значит так. Мы уходим на Дон. Сегодня ночью. По слухам, там формируется Добровольческая армия, которая будет бороться с революционной нечистью.
Виктор поднял глаза и спросил:
– Кто едет?
– Я, Ромка, Сашка Савельев. Предлагаем тебе с нами ехать.
– Ясно. А кто формирует эту армию?
– Генерал Алексеев. Туда же устремился и Корнилов. Самые верные и надежные сыны России.
Виктор встал и прошелся по комнате. Был слышен лишь мягкий хруст его сапог. Он подошел к входной двери и внимательно посмотрел на прикрепленную к правому косяку мезузу – футлярчик, в котором висела древняя иудейская молитва. Инстинктивно он дотронулся до футляра и поцеловал свои пальцы. Павел сидел к нему спиной и ел галету.
– Добровольческая армия, говоришь… Царя нет… Керенского нет… Третья присяга, выходит… Все разрушено…
Павел вскочил на ноги и выпалил:
– Да как же ты не понимаешь? Россия же есть! Россия! Ей мы и должны быть верны!
– Что ты, я все понимаю… Все понимаю… А мои в Слуцке где-то… Давно уже писем нет от них… Мать болела в последнее время… Да и отец сдал… Как там старшая сестра с мужем? Младшие сестры на выданье… А я все служу и служу… Может, мне к ним, а Паш?
Павел не ответил. Он налил себе водки и выпил.
– Витька… Я понимаю… Ты не думай. Не каменное же сердце. Семья это святое… Я своих тоже давно не видел. Знаешь что? Может тебе домой надо заехать? Так поезжай, друг мой дорогой… Отдохни… Развейся, а там решишь сам, что лучше для тебя… А кстати, полковник-то Милентин с женой уехали уже в Екатеринодар. Вот, она тебе передала.
Павел протянул ему конверт с письмом. Виктор перевел взгляд на Павла и проронил:
– Я не знал. Не предупредила.
– Там не всё просто было… Видишь ли, он, оказывается, с Деникиным[5] дружен. Ну, и понял, что к чему… А она, думаю, узнала в последний момент.
– Ты, Паш, верный друг и хороший адъютант его высокоблагородия…
– Так что решил, капитан Слуцкий?
– Сколько времени в моем распоряжении?
– На сборы у тебя есть часа три точно. Так что времени полно. А галеты дрянь! Сыростью отдают. На посошок?
Виктор кивнул. Разлили и выпили молча. Павел встал. Он был очень доволен результатом своей миссии.
– Ну, не переживай. Мы еще вернемся в Петроград победителями, в парадной форме и при орденах, когда оркестр будет играть в нашу честь марш! А родителям напиши… И скажи, чтобы не волновались. Я тебя устрою. Будешь жить, как у Христа за пазухой! Или нет, лучше напиши, как у Моисея за пазухой… Им будет понятнее!
И Павел расхохотался.
– Честь имею. Будь готов!
Блинов надел фуражку, застегнул шинель и вышел.
Виктор рассеяно посмотрел на свою комнату и, не будучи уверенным с чего начать, решил нагреть воды и помыться. В чистоте ему всегда думалось лучше. И хотя уже вторую неделю горячей воды не было, привычка не оставляла его. Он поставил ведро на огонь, но тут в дверь постучали. Виктор открыл дверь. Перед ним стояла его соседка, добрая старушка Агафья Ивановна.
– Виктор Семенович, извините тысячу раз, что я Вас отвлекаю. Но тут такое дело. Вам письмо. Утром приходил почтальон. Звонил, звонил, стучал… Но Вас не было. Я и расписалась за Вас. Так что не серчайте на меня. Подумала, а вдруг что-то важное.
Слуцкий поблагодарил старушку и взял письмо из её рук. Закрыв дверь, он посмотрел на адрес отправителя. Письмо было от матери. Виктор сел на табурет в кухне и принялся читать долгожданное письмо. Аккуратный материнский почерк грел душу. Мать всегда писала Виктору на идишe. По-русски она умела только говорить, но не писать.
