И тут же я понял, что нужно сделать! «Надо порезать себе руку и посмотреть, что будет. И все… Там и определюсь, как поступить дальше. Точно! Так и сделаю» – решил я.

Как назло, мужик оказался не курящим, а только жующим. Нарезав сало с такой любовью, как будто он лично был знаком с этой хаврюшей при ее жизни, дядька вслед за вареными яйцами достал наконец-то из пакета царицу вагонного ланча – жареную курицу, обернутую алюминиевой фольгой. Это прямо какой-то символ вагона дальнего следования, естественно, помимо вагонного «короля» – стеклянного стакана с подстаканником… У меня иногда создается впечатление, что без жареной цыпочки проводник не пропустит тебя в вагон, даже с билетом на руках. Все это кулинарное богатство мой сосед аккуратно разложил на казенном вафельном полотенце со штампом принадлежности и принялся решать философскую задачу: что все-таки раньше появилось, курица или яйцо…

Я даже не предполагал, что можно съесть небольшой продуктовый ларек всего за пару часов. Если б проводился чемпионат мира по такой дисциплине, то этот человек явно очутился бы в четвертьфинале.

Я вышел в тамбур и решил немного постоять там – хоть место сменить, а то мысли совсем одолели. Затем вернулся в свое купе. Начинало темнеть… Пассажиры потихоньку готовились ко сну. Вот и мой сосед, закончив трапезу и предварительно позвонив дочке, чтоб встречала, тоже улегся на бок спиной ко мне и тут же захрапел. Везет же человеку, всего-то и надо для полного счастья – кусок хлеба и кувшин крепкого эля.

Потихоньку взяв со стола ножик, я шмыгнул в тамбур, прихватив с собой бумажные салфетки. Дождавшись, когда последний курильщик потушит сигарету о консервную банку, полную сморщенных окурков, быстро нанес себе небольшой порез на левой ладони, причем в том же месте, что и в первый раз. Порез оказался достаточно глубоким… Не учел я, однако, что дяденька любит пользоваться острым ножом для нарезки сала, натертого чесноком… Весь вагон сейчас знает его предпочтения в кулинарии, о чем и говорят радостные лица пассажиров с бровями, сведенными домиком.

Зажав рану салфеткой и тщательно вымыв нож, я вернулся на свое место. Тогда, в Турции, ждал где-то час до полного исчезновения шрама… Значит, и здесь надо выдержать такое же время.

Интересно, когда мы увидимся со Светой, о чем будем говорить? А может, она уже и забыла меня совсем? И встречать не придет… Так, выполняет свои служебные обязанности на автомате, и не более. А может, я сейчас действительно нахожусь в параллельной реальности? Тогда совсем паршиво. Ладонь побаливала… Я точно не мог вспомнить, но, по-моему, так же, как при первом порезе в Турции. Скоро все будет ясно… Осталось немного ждать.

Под стук колес и легкое покачивание вагона над стрелками я стал вспоминать наше блуждание по лабиринту. В такое время плацкарт полностью погружается в темноту, лишь только изредка, заслышав вдалеке приближающийся непрерывный звук зуммера автоматического шлагбаума, ждешь света уличных фонарей. Да и они всего лишь на пару секунд освещают внутреннее пространство своими бегающими наперегонки лучами света, которые словно проверяют – как там у вас, внутри, дела? Все ли в порядке? А вагон приветствует их в ответ изменяющимся стуком колес и легким подпрыгиванием на очередной стрелке. Потом плацкарт опять погружается во мрак, ожидая очередной встречи со своими старинными приятелями. Поезд мерно покачивался, и я на секунду закрыл глаза…

Когда я очнулся, никакого плацкарта больше не было. Он оказался иллюзией, как я и предполагал. А реальность представляла собой все тот же бесконечный египетский лабиринт, из которого мы с Али, как я отчетливо помнил, с таким трудом выбирались.

Но, по всей видимости, я помнил всего лишь собственный сон или видение. Наверное, это лабиринт уже начал сводить меня с ума, и я на несколько мгновений впал в состояние смутного бреда, в котором мне пригрезилось все дальнейшее: наше с Али возвращение, больница, общежитие, звонок Свете, Эрмитаж и поездка в Москву.

На самом же деле, к моему глубокому огорчению, мы все это время не покидали мистического лабиринта. Мы только что взорвали эти злосчастные серверы и пытались вернуться назад. Но лабиринт не выпускал нас. Возвращение оказалось намного труднее, чем начало пути и даже сама наша секретная миссия. А я-то, наивный, радовался, что самое страшное и ответственное позади! С отчаянием я подумал, как же все запутанно и сложно в этих параллельных мирах. Но, чтобы вернуться наконец к нормальной жизни, надо идти дальше. Осталось только выбраться наружу. Желательно живыми.

Мрак начинал давить все сильнее и сильнее. Причем медленно и постепенно. Даже при вдохе я чувствовал тяжесть черной субстанции, которая обволакивала с головы до ног, и поэтому передвигаться становилось все труднее.

Добравшись до помещения, где находился череп с пустыми глазницами, мы решили передохнуть. Я уселся на каменной плите напротив обладателя черепа. Все-таки правду говорят, что если долго находиться в темноте, то зрение привыкает, и через какое-то время можно, хотя и смутно, видеть. Тишина стояла могильная…

– Что смотришь? – неожиданно я услышал шелестящий тихий голос. – Хочешь, я тебе открою тайну создания?

– Кто здесь? Али, это ты?

– Нет никого. Египтянин ушел. Лабиринт увел его. Мы здесь одни с тобой. Не бойся ничего. Все это суета. Я могу поведать тебе о том, как все создано, есть ли границы сознания, есть ли предел.

– Но такого не может быть, – трясясь от страха, я уставился в пустые глазницы черепа.

– Может. Все может быть. Тебе стоит только захотеть, и я открою тебе истину, которой наградила меня Вселенная.

Ты узнаешь все… абсолютно все.

– Кто ты?

– Амвросий. Из греческого Ираклиона. Не удивляйся, что я говорю с тобой на твоем языке. Я знаю его в совершенстве, как знаю теперь все языки мира. Как знаю все тайны Вселенной, границы мироздания, глубинную суть жизни и смерти. Раньше, в далекие времена, в поисках ответов на свои вопросы, я исколесил весь мир. Пытался понять очертания границ. Но нить истины постоянно ускользала из моих рук, словно смеясь и предлагая продолжать поиски. Всю свою земную жизнь я посвятил этому. Некоторые считали меня сумасшедшим и избегали со мной встречи, другие, наоборот, готовы были носить на руках. Одни цари приветствовали меня и готовы были озолотить, другие гнали прочь, как прокаженного. Мне ничего не надо было. Только пшеничную лепешку да глоток воды. С крышей над головой. Я внимал всему, что происходило вокруг.

– Но зачем? Ведь все равно невозможно объять необъятное.

Нельзя знать абсолютно все.

– Да. Такие мысли всегда меня преследовали. И чем дальше я искал истину, тем больше убеждался в тщетности своих усилий и помыслов.

Вымолвив это, грек замолчал. Прошло несколько минут.

Я боялся пошевелиться, ожидая продолжения.

– Но от судьбы не убежишь, – череп опять прошелестел тихим звуком. – Уже на склоне лет я пришел сюда. Лабиринт противился мне и не хотел отворять врата, напустил на меня свой черный мрак и пытался запутать в своих хитросплетениях. Но я победил его. Он не смог сломить меня, мой рассудок не подчинился его темноте. Человек сильнее. Проведя здесь годы, я обследовал каждый уголок…

– Но как ты мог столько времени находиться без еды и питья? Это же невозможно!

– Жрецы приносили мне все самое необходимое и оставляли в определенном месте. Наивные. Они считали меня божеством лабиринта, даже статую установили. Потом искали мои останки, чтоб провести обряд захоронения, но лабиринт спрятал их. Так он отомстил мне за свое бессилие. Видел их творение? Пустое это все.

– Ничего себе! Разве такое может быть?

– Все может быть! И вот однажды, когда силы начали меня оставлять, и вера моя стала угасать, я обрел истину. Это произошло так неожиданно. Не постепенно, а сразу. Будто морская волна накрывает каменный утес. Я понял все. Понимаешь, все.