Мистер Джон был вне себя от гнева, но мои слова изумили его. Он заморгал, потряс головой. Наконец голос вернулся к нему, и он прогремел:

– Я всегда ставил тебя в пример Джанин, говорил, что ты упорная, много работаешь и всегда добиваешься своего. Моя жена, да упокоит господь ее душу, вечно твердила, что тебе никогда не стать настоящей леди. Но я верил, что острые углы твоего характера сгладятся и ты сделаешься такой же утонченной и очаровательной, как и моя дочь. Я разочарован твоим безобразным поведением в отношении меня. Что подумает о тебе этот человек? – Он кивком указал на Квентина.

Я узнала в его словах отголоски старинной битвы между этикой и идеологией. Голова у меня разламывалась, амбар рухнул, от машины остались одни обломки, надо было разобраться, что делать с Квентином. Все смешалось: скульптура, будущее Артура, огромная сумма денег, которую я отвергла, но в глубине души отчаянно хотела получить. Я стояла посреди тюремной камеры с обнаженными нервами, всклокоченными волосами, источая мятный запах коровьего бальзама, потому что не могла оплатить визит к врачу. Не имело смысла настраивать против себя единственного представителя семейства Тайбер, который пришел бы мне на помощь, если бы я оказалась в безвыходной ситуации.

Я посмотрела Квентину в глаза и увидела, что в этот момент кажусь ему невероятной, красивой, сильной. Я глубоко вздохнула. Черт побери!

– Вы меня разочаровали, – обратилась я к мистеру Джону. – И позвольте мне сказать вам кое-что о Джанин. Я молю бога о том, чтобы никогда не стать похожей на нее. Она просто безжалостная сука.

Я не собиралась называть дочь мистера Джона сукой, особенно перед ее отцом. Это слово мне никогда не нравилось, и обычно я им не пользовалась. Но как и все остальное в этот день, оно просто сорвалось у меня с языка. Я показала свое настоящее лицо. Опасная, как змея, сумасшедшая Пауэлл, которая сожгла те немногие мосты, что соединяли ее с благополучием. Я замолчала, не находя больше слов. Гримаса боли исказила мое лицо.

В глазах мистера Джона показались слезы. Настоящие слезы.

– Ты разбила мне сердце, – негромко сказал он, искренне, но все же несколько театрально. Он развернулся и вышел.

Дверь в камеру осталась открытой. Когда мистер Джон исчез из поля зрения, я почувствовала, что меня бьет крупная дрожь. Я рухнула на железную скамейку и обхватила голову руками.

Квентин сел рядом со мной. Лицо его было задумчивым. Казалось, мы идем по галерее с незавершенными картинами из его и моей жизни, пытаясь найти единственный ключевой момент, наполняющий смыслом все то, что случилось с нами, который подскажет, что ответы на наши вопросы существуют. Мы оба буквально излучали энергию, возникшую из пережитого в детстве, наполняя ею камеру. И нам вдруг стало удивительно легко друг с другом.

– С вами все в порядке? – спросил Квентин. Его голос звучал сурово. Он полностью владел собой.

Я кивнула и выпрямилась.

– Мне здесь жить. Я должна найти общий язык с людьми, заботиться о тех, кто зависит от меня. Теперь это будет сложнее. Но я сделала свой выбор. К вам это не имеет отношения.

– Это неправда, но я ценю вашу попытку объясниться.

Я посмотрела на него. Дрожь не унималась. Никакой слабости. “Не выказывай слабости перед этим человеком”. Я знала, что Квентин Рикони был профессиональным военным, героем войны. Ему не требовалось доказывать силу характера, это очевидно. Но я хотела проявить себя перед ним. Я не могла сказать ему: “Уезжайте в Нью-Йорк и оставьте нас в покое”. Все зашло слишком далеко. Если бы я знала, что он думал обо мне на самом деле, я бы задрожала еще сильнее.

Или я могла просто протянуть к нему руки. “Я давно ждала тебя, несмотря ни на что”, – призналась бы я ему.

– Тайберы говорят, что Медведица стоит огромных денег, – прошептала Лиза, как только я переступила порог фермы. – Ты не можешь продать его, Урсула. Ты убьешь душу своего брата.

– Я знаю, – устало ответила я.

Когда Квентин заехал к нам во второй половине дня, его встречали человек шесть соседей и все пятеро моих квартирантов, чтобы поблагодарить за спасение мистера Бомонта. Но главным поводом собраться послужило любопытство. Всем хотелось поближе рассмотреть этого незнакомца, приехавшего бог знает откуда. Квентин стал новой местной достопримечательностью и положил начало очередной легенде.

– Я хочу потом рассказывать, что присутствовал при всем с самого начала, – заявил мне один из соседей.

Квентин немедленно подхватил меня под локоть, отвел в кухню и плотно прикрыл дверь.

– Мне нечего сказать этим людям, – рявкнул он. – И мне не нужна ничья благодарность.

Мы испытывали неловкость в обществе друг друга после сцены в тюремной камере. Квентин выглядел недовольным и расстроенным.

– Вам поздно думать о том, что вы хотите и чего не хотите, – мрачно парировала я. – Уже поползли слухи о том, зачем вы приехали, и о той сумме, которую вы готовы уплатить за Медведицу. Одна из моих квартиранток уже передала мне те слухи, что гуляют по городу.

– Они знают о цене? – удивился Квентин.

– Нет. Говорят только о том, что скульптура невероятно ценная. Очень скоро кто-нибудь расскажет Артуру об истинной цели вашего появления здесь. Вам придется быть очень милым с этой толпой и держать их подальше от моего брата, пока я не придумаю, что делать дальше. Эти люди хотят, чтобы вы ответили на их вопросы о судьбе вашего отца. Только и всего.

– Я не готов к роли экскурсовода. Карьера и жизнь моего отца закончились двадцать два года назад. Благодаря невероятной работе, проделанной моей матерью, о нем не забыли. И благодаря ей реклама в конце концов вышла за пределы разумного. Коллекционеры готовы заплатить огромные деньги за его работы. Вот и все. Нам с вами необходимо поговорить с Артуром, рассказать ему правду и подготовить к тому, что с Медведицей придется расстаться. Я уверен, что мне удастся убедить его отдать мне скульптуру. И тогда у вас больше не будет проблем с деньгами. Все, что вы любите – а я видел, что вы на самом деле любите свою ферму, – будет в безопасности.

Мне хотелось закричать ему в лицо: “Неужели вы не понимаете? Я не могу продать эту чертову скульптуру”, но он наверняка не понял бы меня.

– Я поговорю с братом, как только момент покажется мне подходящим. Но не сейчас. Вы не отдаете себе отчета в том, что происходит во дворе фермы. Эти люди принесли фотографии, где они сняты на фоне скульптуры. Они принесли их, чтобы показать вам. Сначала Медведица была для них всего лишь шуткой. Все говорили: “Этот сумасшедший Том Пауэлл поставил железное страшилище на своем пастбище!” Но с годами Медведица стала частью их жизни. Кому-то перед статуей сделали предложение, кто-то играл у ее постамента свадьбу, кого-то здесь крестили. Жители округа приводят сюда гостей, детей, внуков, чтобы они посмотрели на Медведицу. Мне иногда кажется, что именно дети очень хорошо ее понимают. Они влезают на нее, говорят с ней и уверяют взрослых, что Медведица им отвечает. Для этих людей вы часть того ореола, который окружает скульптуру. Они хотят побольше узнать о вас и вашей семье. Прошу вас, попытайтесь пойти им навстречу. Просто ответьте на их вопросы.

Квентин долго смотрел на меня сверху вниз и молчал. Он вел себя так, будто я только что рассказала ему сказку. Он даже представить не мог, что кто-то может так воспринимать работу его отца. Когда-то, еще ребенком, он тоже верил в фантазии, пока реальность не разрушила их.

– Это всего лишь железо, – наконец сказал Квентин, но все же отправился на пастбище к Медведице.

Толпа двинулась за ним следом.

Сын Ричарда Рикони держался сурово, резко, но не грубо. Он смотрел на скульптуру как на предмет, снабженный ценником. Я наблюдала за этой сценой с недоумением. Кто этот незнакомец, из-за которого моя жизнь уже начала меняться? Я заглянула в салон его машины и увидела несколько книг, лежавших на пассажирском сиденье. Приглядевшись, я поняла, что это зачитанные томики стихов, романы и книги по строительству.