— Я в Москве, ба, — негромко ответила я и зажмурилась, ожидая возмущенного возгласа. Так и произошло.

— В Москве? А что ты там делаешь? Господи, зачем?! А если твой отец узнает?! Это может быть небезопасно…

— Не узнает, ба. Никто ничего не узнает, просто появилось очень важное дело. Я тебе потом все объясню.

— А Игнат? Он знает? Боже, ты одна прилетела? Одна?!

— Со мной все хорошо, обещаю!

Бабушка волновалась. Я уже пожалела, что решила сказать ей правду. Ложь во спасение точно была бы лучше. Нужно было договориться с Деметрой, она бы меня прикрыла.

— Кора! Я очень переживаю. Я позвоню Игнату!

— Не надо никому звонить, все будет хорошо! Извини, ба, я перезвоню. У меня второй вызов.

Номер не определился, но я без раздумий ответила:

— Да.

— Здравствуй, Кора. — От звука его голоса у меня все тут же поплыло перед глазами. — Ты хотела меня видеть?

— Увы, неблагоприятная внешняя конъюнктура тоже сыграла свою роль. Проблемы с перерабатывающей установкой не дали выйти нам на полные мощности. Ну и все мы знаем о срыве соглашений с поставщиками в феврале. Во втором полугодии мы намерены полностью загрузить мощности НПЗ и стабилизировать производственную деятельность. Однако вынужден констатировать, что в первом полугодии выручка будет на четверть ниже, чем ожидалось…

Финдир суетился, сыпал цифрами, с какого-то хрена притащил непонятные графики. Он извивался как уж на сковородке уже сорок минут. Мне надоело, и я оборвал его бессмысленный лепет:

— Нет! Выручка должна быть такой, как мы ее утвердили на совете директоров в конце прошлого года. Никакие отговорки не принимаются.

За столом возникло шевеление, даже Сева наконец очнулся и убрал мобильный в карман. Четыре часа высидеть, не листая соцсети, для моего брата оказалось не под силу.

— Но позвольте, Герман Всеволодович, это невозможно. — Финдир сочувственно улыбнулся. — Если необходимо, я повторю…

— Никакая конъюнктура не мешает, если голова растет не из задницы, Петр Андреевич. — Я видел в серых глазах финдира плохо скрываемое раздражение. — Посмотрите отчеты конкурентов за первый квартал. Где они?! Установка не перерабатывала нефть всего три дня. В срыве контрактов виноваты не поставщики, а топ-менеджмент завода.

Теперь заерзали все, включая генерального и пока еще главного акционера.

— Я двадцать лет на этом заводе…

— Вы больше не соответствуете целям НПЗ. — Я не видел для себя смысла дальше выслушивать зарвавшегося старпера. Его время закончилось. — Вы уволены.

В зале совещаний повисла пауза. Петр смешно подпрыгнул на месте, выпучив глаза. Не ожидал, считал себя незаменимым, раз протирал штаны за школьной партой с Арсением. Я перевел взгляд на Солнцева — он сидел багровый от злости, но молчал.

— В… вы не можете! Не имеете права!

— Мне плевать. — Сева рядом задергался, но я не обращал на него внимания. — Завтра можете не приходить. И молитесь, Павлов, чтобы проверка после вашего ухода выявила только халатность, а не воровство.

— Здесь так не принято, Герман! — Солнцев не скрывал своего неудовольствия, когда совещание закончилось и мы вдвоем остались в зале. — Да, Петя профакапил выручку, но не один! Здесь так вопросы не решаются.

— Теперь решаются. Арсений, не бойся так за свои яйца, не хрустальные, не разобьются. Петя твой уже нахапал достаточно, без штанов не останется.

— Так нельзя, понимаешь? Наживешь здесь недоброжелателей. Дальше будет сложнее.

— Не будет. Врагов у меня и так много. Одним больше… — Я ухмыльнулся и включил, наконец, мобильный. — Мог бы заступиться за приятеля, Арсений. Но раз промолчал, так не дергайся. Ты в моей лодке…

Я осекся. Среди десятка сообщений глаз выцепил одно. Единственное важное.

«Она утром вылетела в Москву. Она услышала нечто важное от двух незнакомых русских. Подробностей не знаю. Позвони».

— Случилось чего? Да ты побелел весь! — Солнцев изумленно покосился на телефон, который я тут же спрятал. Внутри словно кто-то поджег костер, я дернул ворот рубашки — воздуха катастрофически не хватало.

Кора. Снова. Всегда.

Она никуда от меня не уходила. Была рядом все эти гребаные семь месяцев. Ни одна женщина не смогла приблизиться, а эта залезла под кожу, ей даже не пришлось стараться. Я сам ее впустил в себя. И день за днем она медленно, по чуть-чуть меня убивала.

Только вера, что она в безопасности, придавала жизни хоть какой-то смысл.

— Герман? — Ее отец, к счастью, понятия не имел о планах дочери. Иначе уже носился бы вокруг с поросячьим визгом.

— Дела. Ищи нового финдира, Арсений.

Перезвонил я уже из отеля со своей «Нокии», которую, к счастью, взял с собой в Самару. Короткий разговор мало что дал, только время прилета ее рейса.

Зачем?! Я не понимал, что случилось. Что могло заставить ее, наплевав на осторожность, броситься в Москву? Я не мог придумать ни одной причины. И главное, я не в Москве, не рядом.

До приземления самолета оставалось всего сорок минут. Первой мыслью было нагнуть Саенко, но вовремя от этой идеи отказался. Ему не надо знать, раз Кора сама ему ничего не рассказала.

— Через час максимум ты должен быть в Шарике, встретишь и аккуратно проводишь нашу общую знакомую. Рейс из Лондона. И чтобы ни один ее волос не упал, Глеб.

— Чисто проследить? — Глеб, к счастью, понял сразу. — И тебе доложить?

— Сам к ней не лезь.

— Похищать больше не надо?

— Узнаю, что дотронулся до нее, — голову сниму. Выясни, куда она поехала, и позвони мне. И проверь, одна ли прилетела.

— Все сделаю, Аид.

Глеб отключился, пообещав все сделать как следует. Я не сомневался, что он будет стараться, но мне этого мало. Поэтому я сделал еще один звонок.

В дверь номера постучали, и я нехотя пошел открывать. На пороге стоял брат. Злой, бледный и напуганный.

— Какого ты творишь?! — Он влетел в коридор с такой скоростью, словно бежал от кого-то. — Сдалась тебе эта выручка! Не мог подождать, когда завод полностью станет нашим?

— К тому моменту в нем ничего не останется, брат. Медлить нельзя. Здесь нет священных коров, Сева.

Осталось всего полчаса, и она будет в Москве. Зачем ты сюда летишь, Кора? Что такого ты могла узнать?!

— Я это понимаю, но все-таки… — Брат снова заюлил, и я без сожаления выставил его за дверь. С ним я разберусь потом.

Воспоминания безжалостны: они выбирают только все самое лучшее, любимое и больше недосягаемое.

Кора. Наивная девочка с глазами цвета вишни, которая очень любит цветы. И решила, что любит меня.

Она хоть помнит обо мне? Вряд ли.

От простого и понятного ответа на душе стало еще хуже. Хотя думал, что давно смирился, что этот свет не для меня.

Глеб позвонил ровно через час.

— Все нормально, прилетела одна, за ней никто не шел. Взяла такси, еду за ней в центр. Девчонка расцвела, Аид. Похищение пошло ей на пользу.

— Веди ее до конца. — Воображение уже рисовало нежный овал, пухлые губы и глаза, которые мне снились чуть ли не каждую ночь. И длинные цвета спелой пшеницы волосы. Я судорожно вздохнул.

— Ты в норме?

Я не ответил, нажал на отбой и снова принялся ждать, прокручивая в голове самые невероятные причины ее появления в Москве. Впрочем, что бы она ни придумала, вечером улетит обратно. Никто не должен знать, что она вообще здесь была. Слишком рано. Ее еще здесь помнят.

Глеб удивил. Я даже растерялся. И обрадовался, как пацан.

— Меня?! Она прие… она ищет меня?! — Голос охрип от волнения. Я не узнавал себя.

— Устроила мне допрос малышка. — Глеб хохотнул. — Спросила, где ты, когда вернешься в город. Видать, ради тебя на родину примчалась. Номер свой оставила, я пообещал ей сказать, как узнаю про тебя. Продиктовать?

— У меня есть, — машинально ответил, но сразу исправился: — Говори.