- А скажите, Елизавета Андреевна, каковы отношения у Ольги с Прохором Милорадовичем? – Алексей Михайлович чуть склонил голову к плечу, тем самым невольно выдавая, что вопрос задан отнюдь не из праздного любопытства.

Я удивлённо приподняла брови. Оленька и Прохор – мои родственники, они живут в одном доме, регулярно встречаются в столовой, пересекаются на семейных концертах и спектаклях, но, пожалуй, этим все их отношения и ограничиваются. Я даже не уверена, что они хоть раз общались о чём-либо более существенном, чем погода за окном, качество поданных блюд и состояние здоровья домашних.

- Прохор Милорадович равнодушен к Оленьке, - я пожала плечами, - впрочем, то же самое можно сказать и обо всех других барышнях.

- Вот как?

- Да. У Прохора очень строгая матушка, которая тщательно следит за тем, чтобы сын не связался с какой-нибудь бесприданницей или же алчной охотницей за деньгами.

Уголки губ Алексея Михайловича дрогнули, выдавая улыбку:

- Полагаю, сам Прохор Милорадович сказочно богат?

Я не удержалась, прыснула, тут же прижав ладошку к губам:

- Да какое там! Папенька Прохора, Милорад Кондратьевич, всё состояние в карты спустил, уцелело лишь то, что Елена Степановна в банк успела положить, но там немного, тысячи три, не более.

Господин Корсаров задумчиво постучал пальцами по перилам, около которых стоял:

- А Ольга богата?

Я грустно вздохнула:

- Нет, Олюшка классическая бесприданница. Она умница, красавица, блестяще воспитана, но, увы, средств у неё нет.

- Платьице, однако, из дорогой ткани.

- Так это я его Олюшке подарила, ей такой оттенок голубого идёт, а меня он бледнит, - я смутилась, покраснела и замолчала. Ну вот, теперь господин следователь непременно решит, что я хорошую девушку в свои обноски наряжаю, а я ведь никого не хотела обидеть, от чистого сердца платье отдала, и одевала-то его всего один раз, на большой приём по случаю сбора всех ближних и дальних родственников!

Алексей Михайлович насторожился, его лунный лис, коего прекрасно видело Око двойного дна, навострил уши и чуть оскалился:

- Значит, Ольга была в Вашем платье?

К чему это он клонит, интересно?

Я покачала головой:

- Нет, платье Олино, я его всего один раз надевала.

- И кто это видел?

Мои щёки опалил неукротимый жар стыда, я опустила голову, не в силах вынести взора господина следователя, прошелестела чуть слышно:

- Все… У нас приём был большой, тётушка устроила по случаю приезда всех и дальних, и ближних родственников.

- Значит, это платье на Вас видели все, - пробормотал господин Корсаров и задумчиво потёр подбородок, - интересно.

Я растерянно огляделась по сторонам, пытаясь найти связь между платьем, приездом родных и Олиным падением, но так ничего путного и не надумала. Досадно, право слово, неужели уничижительные высказывания о девичьей неразумности – правда?

- И что же Вам интересно? Может, сделаете милость, объясните такой неразумной мне, что тут происходит? – в голосе отчётливо зазвенело возмущение и детская обида. Браво, Лизанька, теперь господин следователь решит, что ты не только дурочка, но ещё и абсолютно невыдержанная особа! Продолжай в том же духе, и очень скоро Алексей Михайлович пожалеет, что согласился взять тебя в свои помощницы!

К моему искреннему облегчению, сердиться на меня господин Корсаров не спешил, моя эскапада никакого впечатления на него не произвела, всего лишь позабавила чуть-чуть, пробудив золотистые искорки на дне тёмных, как мой любимый горячий шоколад, глаз. Да, что ни говори, а Алексей Михайлович очень привлекательный мужчина! Я качнула головой, обрывая думы, абсолютно не подобающие барышне, у коей жених есть и совсем скоро, даже года не пройдёт, будет свадьба.

- Если Вы позволите, сударыня, я пока ничего рассказывать не буду, - господин Корсаров, истинный следователь, каждую минуту исключительно о деле думает, чуть смущённо усмехнулся, - не люблю, знаете ли, строить предположения на пустом месте. Вот соберу побольше фактов, тогда всё самым обстоятельным образом Вам и расскажу.

Угу, знаю я такие обещания, меня дядюшки уж которую неделю таким образом на охоту с собой берут и в мужском седле ездить дают. Нет, всё-таки, что ни говори, а нас, барышень, равными себе мужчины не признают, сколько бы в Европе эти, как их там, на суфле похоже, а, вспомнила, суфлежистки не протестовали и волнения не устраивали. Что поделать, времена, когда женщины стояли во главе семьи, самостоятельно решая все вопросы и распоряжаясь всем и каждым в роду, если и были когда, то канули в небытие. Сейчас наша главная задача – воспроизводить наследников, дабы мужчина мог передать свой капитал сыну, а тот продолжил эпохальный процесс накопления семейных ценностей. Скука смертная!

- Не обижайтесь, Елизавета Андреевна, - моей руки коснулись тёплые, чуть шершавые пальцы, а виноватые нотки в пьянящем, словно вишнёвая наливочка, голосе пролились целебным бальзамом на моё ущемлённое самолюбие, - давайте лучше ещё раз всё осмотрим. Вдруг найдётся то, что сможет нам объяснить, что же здесь произошло.

Я обиженно дёрнула плечом:

- А чего тут непонятного? Оступилась в темноте и упала, расшибла голову. Такое бывает, знаете ли, даже с самыми осторожными.

- Я в этом даже не сомневаюсь, - Алексей Михайлович усмехнулся, помедлил, словно раздумывая, говорить или нет, а потом негромко добавил, - только вот Ольга не сама упала, её толкнули, причём довольно сильно.

- Как?! – ахнула я, не в силах поверить в услышанное.

Алексей

Не знаю, то ли тоска действительно считается одним из семи смертных грехов, то ли я до смерти Лики натворить успел немало, то ли подаренный цыганкой (попадись она мне только, паразитка!) амулет перестал работать, но удача отвернулась от меня окончательно и бесповоротно, зато неприятности посыпались на мою буйную головушку как горох из прохудившегося мешка. Не успел я свыкнуться с мыслью, что меня зашвырнуло в начало двадцатого века, как тут же пришлось принимать участие в расследовании жестокого убийства. Только я более-менее разобрался в этом запутанном деле и определился, в какую сторону нужно копать, как тут же произошли одно за другим ещё два преступления. Конечно, мне не привыкать параллельно над тремя делами работать, в то время, когда я следователем был, всякое случалось, но тут к хлопотам служебным примешивается раздрай в жизни личной! Сердце, которое, как мне казалось, умерло вместе с Ликой, внезапно ожило. Оно, конечно, и неплохо, только вот испытываю я отнюдь не нежную платоническую любовь в духе печального Вертера, не обычный охотничий азарт Казановы, не рыцарское преклонение перед Дамой Сердца, а самую настоящую страсть, вулканическую смесь вожделения, желания защищать, интереса, симпатии и даже ревности с чем-то ещё, что я упрямо не хотел раскапывать и пристально изучать, ведь этим чем-то могла оказаться любовь. А влюбляться в Елизавету Андреевну мне совершенно точно не стоит, потому что, во-первых, это слишком больно (плавали, знаем), во-вторых, барышня занята и, в-третьих, нас с ней разделяет куча преград, начиная от разницы во взглядах и происхождении и заканчивая временем. Я её старше, я из будущего и совершенно точно не планирую оставаться в прошлом. Не горю желанием участвовать ни в русско-японской, ни в Первой мировой войне, ни, тем более, в Гражданской. Лично мне войн по самую крышечку уже хватило.

Все эти доводы против отношений с Елизаветой Андреевной с момента нашего самого первого с ней поцелуя я успел повторить уже раз десять, не меньше, и с каждым разом они действовали всё хуже и хуже. Меня чертовски влечёт к этой девчонке, а её равнодушие ранит, словно раскалённые кусочки снаряда. Конечно, я не трепетная девица, готовая разразиться слезами по всякому ерундовому поводу, но, блин, как же меня бесит, когда Елизавета Андреевна начинает смотреть на меня как на предмет мебели или, что ещё хуже, коллегу, с которым нет и не может быть ничего личного! Вот так и получилось, что у меня и по службе завал, и на личном фронте атас полнейший. Ну что ж, по старой, проверенной временем традиции приступим к решению дел служебных, а когда эмоции схлынут, можно будет и чувствам ревизию провести.