Я усмехнулся, пытаясь представить разгневанную красотку, и опять погладил бархатистое тёплое тельце, доверчиво прижавшееся ко мне. Спи спокойно, малышка, обижать тебя — моя привилегия, никому другому я этого не позволю. Я даже сам не заметил, как медленно погрузился в густые, наполненные чуть слышными вздохами и шепотками волны сна.

Падре Антонио говорил, что ни один поступок, добрый или худой, не остаётся без воздаяния. Если человек совершит что-то дурное, его обязательно ждёт кара, причём вдвое большая совершённого им проступка. Благое дело, по утверждению падре Антонио, также вознаграждается вдвойне, правда, в отличие от неприятностей, благие дары регулярно запаздывали. Однако в этот раз чудеса не заставили себя долго ждать.

Я проснулся от того, что Бернардо яростно тормошил меня за плечо.

— Чего тебе? — промычал я, вяло отмахиваясь от друга и делая попытку спрятать голову под подушку.

Бернардо, неслыханная дерзость, выдернул подушку и яростно замахал руками, указывая на дверь. Я насторожился и услышал сдержанный стук и голос отца:

— Диего, можно к тебе?

Отец?! И что ему надо, интересно?

— Да-да, входи! — крикнул я, приподнимаясь и повыше взбивая подушку. Пусть отец видит, что я ещё в постели, для светского щёголя выходить из комнаты раньше обеда — дурной тон.

— Ты ещё в постели? — отец укоризненно покачал головой и тут же встревоженно нахмурился. — Может, заболел?

— Нет, я прекрасно себя чувствую, — я не сдержавшись зевнул и с наслаждением потянулся. Спящая на подушке крыса дёрнула ушком и недовольно пискнула.

— Интересный у тебя крысёныш, — усмехнулся отец, с таким интересом глядя на крысу, словно впервые её увидел, — откуда?

— На корабле подобрал, — не стал лукавить я, уже привычно поглаживая крыску по бархатистой спинке. — И это крыска, а не крысёныш.

— Девочка, значит, — усмехнулся отец, не глядя подтягивая от стола стул и усаживаясь на него. — Диего, нам нужно с тобой серьёзно поговорить.

Оп-па, вот это новости с утра пораньше! Я вопросительно приподнял брови, но отец замолчал, смущённо теребя бороду. Мадонна, да что случилось-то? Отец влюбился и женился, пока я был в Испании? У него есть внебрачный сын? Отец решил стать сторонником коменданта?! Хотя нет, это уже полный бред, отец на такое никогда не пойдёт.

— Что случилось, отец?

Знаю, некрасиво отвлекать человека от раздумий, но меня уже буквально раздирает на части от любопытства!

— Скажи, сын, я действительно похож на старого дурака? — отец оставил в покое бороду и пристально посмотрел на меня.

Час от часу не легче!

— Что?! — недоверчиво переспросил я, надеясь, что ослышался.

— Я действительно стал старым дураком, которого презирает собственный сын?

Эм-м-м, кто-нибудь может мне объяснить, что здесь вообще происходит?! Крыска, почувствовав моё напряжение, проснулась и вся встопорщилась, угрожающе выгнув спину и злобно шипя на отца. Тише, маленькая, успокойся, не всё так плохо, как кажется на первый взгляд. Я накрыл растревоженную крыску ладонью, успокаивающе пробежался пальцами по спинке. Крыска протестующе запищала, вывернулась из-под руки и опять взбежала мне на плечо, с тревогой заглядывая мне в глаза.

— Всё хорошо, малышка, — шепнул я в отливающее розовым оттопыренное ушко, а затем твёрдо посмотрел на отца:

— Почему ты думаешь, что я тебя презираю?

— А зачем ещё ты мог прибегнуть к этому дурацкому маскараду? — фыркнул отец, передёрнув плечами.

У меня появилось стойкое ощущение, что мы говорим с отцом на разных языках.

— Я тебя не понимаю, отец, — я устало прикрыл глаза, в этот раз даже не притворяясь, меня действительно утомил этот бессмысленный несуразный разговор.

Отец укоризненно посопел, зачем-то передвинул стул, на котором сидел, кашлянул и сердито спросил:

— Ты что же, действительно считаешь, что, закрыв лицо маской и закутавшись в плащ, стал абсолютно неузнаваемым?! Напомню тебе, Диего, что ты мой сын! Я знаю тебя с того момента, как ты впервые открыл глаза и заорал так, что донья Лаура, жена дона Рамиреса, поперхнулась и замолчала на целых десять минут!

Теперь дураком почувствовал себя я. Чёрт, я даже подумать не мог, что отец узнает меня в костюме Зорро! А он узнал, но ничем, ни единым взглядом или вздохом не выдал меня другим почтенным сеньорам!

— Отец… — пролепетал я, пряча глаза и страстно мечтая провалиться сквозь землю.

Крыска, прекрасно почувствовавшая моё состояние, подозрительно принюхалась, а потом яростно расчихалась, тряся головой и смешно дёргая ушами.

— Похоже, твоя крыска защищает тебя, — отец великодушно сменил тему, — не знал, что грызуны могут быть настолько преданными хозяину.

О, знал бы ты, отец, что это за крыска! А может, сказать ему? Крыса повернулась ко мне и яростно сверкнула глазами. Кажется, прелестная сеньорита хотела бы сохранить своё инкогнито. Что ж, желание дамы закон для настоящего кабальеро.

— Да, милая крыска, — я неловко провёл рукой по крысиной спинке, нечаянно спихнув крыску с плеча на колени. Крысотка яростно пискнула и заползла под одеяло, кажется, я потерял последние крупицы уважения данной сеньориты.

— Диего, — отец побарабанил пальцами по колену, кашлянул и пристально посмотрел мне в глаза, — надеюсь, ты понимаешь, что чем меньше человек будет знать о том, кто скрывается под маской Зорро, тем будет лучше?

— Разумеется.

Ну об этом-то мне точно можно было не говорить, я же не маленький!

— Это касается и молодых прелестных сеньорит, которых много в нашем городе.

А, так вот куда клонит отец! Он переживает, как бы я в порыве любовной горячки не раскрылся перед какой-нибудь красоткой, повторив печальную участь потерявшего от любви голову Олоферна! Крыска, похоже, тоже догадалась, в какую сторону задул ветер, выцарапалась из-под одеяла и воинственно пискнула, кровожадно потирая лапки. Что-то мне подсказывает, что с таким бдительным стражем у прелестных сеньорит нет ни малейшего шанса…

— Не волнуйся, отец, — я коротко хохотнул, красочно представив крыску на поводке вместо охотничьей собаки, — я буду осторожен.

— Я тоже, — отец порывисто поднялся, а затем неожиданно крепко обнял меня, прошептав, — я горжусь тобой, мой мальчик.

У меня подозрительно защипало в носу, наверное, ночью немного просквозило, я кашлянул и нарочито бодро произнёс:

— После завтрака поеду к падре Антонио. Проведаю и заодно передам гостинцы из Испании.

— Неужели донна Лючия всё ещё не теряет надежды покорить эту неприступную твердыню? — усмехнулся отец, который, как и я, был не склонен к излишней сентиментальности и даже с родными предпочитал общаться исключительно по делу.

— Да, упорства ей не занимать, — улыбнулся я, вспомнив, с какими горящими отнюдь не благочестием глазами говорила почтенная донна о падре Антонио.

— Ну что ж, надеяться не запрещено, — пожал плечами отец, — как и верить.

— И любить, — добавил я, посмотрев на вскарабкавшуюся мне на колени крыску.

— И любить, — вздохнул отец, — хотя любовь чаще всего пытаются загнать в рамки всевозможных правил и запретов.

Я согласно кивнул и потянулся за одеждой. Бесшумно вошедший в комнату Бернардо, словно появившийся прямо из воздуха, с готовностью бросился мне помогать, вызвав у отца одобрительную улыбку, а у меня, наоборот, недовольную гримасу.

— Я тебе тысячу раз говорил, — начал я, но отец решительно перебил меня:

— Будет лучше, если все будут считать Бернардо обычным слугой. Не забывай, для таких людей, как комендант и его приспешники, дружба со слугами очень подозрительна и привлекает ненужное внимание.

Я резко втянул воздух через стиснутые зубы и неохотно кивнул, признавая правоту отца. Ничего, я добьюсь смещения коменданта, а если сильно повезёт, то на его место назначат Педро Гарсию. Он славный парень, по крайней мере, в детстве был таким.

Завтрак прошёл без особых приключений, если не считать того, что горничная, застилавшая мою постель, наткнулась на крыску и, истошно вопя, бросилась прямиком в столовую, чуть не сбив с ног стоящего у двери Бернардо.