– Джейми, хочешь пари?

– Пари?

– Да. Если приговор будет оправдательный, сразу после слушаний ты идешь со мной в бар.

У него даже глаза округлились от изумления.

– А если нет?

– Тогда я иду с тобой в бар, – улыбнулась Мариша.

– Э… Кхммм… А разница в чем? По-моему, я в выигрыше в обоих случаях?

– Нет. Если выиграю я, – она ткнула в него пальцем. – Я за тебя плачу.

Джейми понял, что девушка имела в виду, однако сдаваться не собирался. Протянул ей руку в латной перчатке и произнес, чуть склонив голову набок:

– Идет. Я в любом случае собирался пригласить тебя на свидание, так что…

Ей ужасно хотелось закатить глаза и фыркнуть на коллегу, но тут прозвенел третий звонок. Слушания начались, и они все-таки опоздали.

Примечание:

– Цолерианское белое* – очень редкое иномирное игристое вино, весьма ценимое судейскими, производится только в Аламоре.

– Климова! Вечно ты опаздываешь! – шепотом рыкнул Джейми и потащил Марину за собой в пространство.

Ей хотелось выкрикнуть, что когда-нибудь пристукнет самоуверенного гада, однако они уже очутились в центре освещенного круга, на обозрении у всего зала суда. И адвокат Климова, сделав каменное лицо, отодвинулась от прокурора в сторону.

Собственно, залом это можно было бы назвать только условно. Некое пространство, существующее параллельно множеству миров, нейтральное место, не подверженное изменениям. Ничейная земля.

Здесь не было ни потолков, стен, а присутствующие обязаны были явить истинную суть. Иначе сюда попасть просто невозможно. Это снаружи консервативная коллегия поддерживала привычную видимость здания, как две капли воды похожего на те, в которых они работали в своей человеческой жизни.

Секретарь суда укоризненно поднял бровь, взглянув на двух молодых опоздавших, выразительно вздохнул и объявил слушания открытыми.

На повестке дня дело Василия Павловича Мережкова.

Секретарь монотонно зачитывал сухие факты из биографии, дабы ввести присутствующих в курс дела, а Мариша тем временем незаметно оглядывалась вокруг. Ей приходилось бывать тут и раньше с Игорем Наумовичем, когда она была стажером, но в качестве зрителя. Отсюда, из круга истины все выглядело иначе. Отсюда ей было видно, что места судей пусты. Но это не значило, что их нет. Просто они очень далеко отсюда.

Случайно встретилась глазами со своим старым куратором, Игорь Наумович хмурился. Тут же поняла, что надо наконец собраться и вслушаться, что говорит секретарь. Историю своего подзащитного она знала наизусть, но все же, не самый подходящий момент отвлекаться по пустякам.

Вслушалась.

Честное слово, лучше б она этого не делала.

Подсудимый Мережков Василий Павлович, если просто перечислить, чего он наворотил в жизни, заслуживал расстрел на месте. И как же теперь его защищать? Получалось, вроде никак, но у Мариши бы план. Целая стратегия.

Украдкой взглянув направо, заметила снисходительно кривившего губы Сабчаковского. Его глаза говорили: девочка, у тебя нет шансов. Захотелось сказать уважаемому коллеге:

«Свалите в туман, сударь».

Собственно, она даже и сказала. Мысленно. И чуть не разинула рот от удивления – Сабчаковского, недоуменно заерзавшего на месте, заволокло серой дымкой. Мариша тут же уставилась в другую сторону, и сделала вид, что ни при чем. Ситуация привлекла внимание секретаря, в итоге раздосадованный Сабчаковский за нарушение порядка получил гневный взгляд и покашливание.

По счастью, никто не подумал обвинить в этом юную адвоката Климову, поскольку ранее в судебной практике такого замечено не было. Но ранее и адвокатов женщин тут не было. Однако инцидент сам собой исчерпался.

А дело есть дело.

Из сухо изложенных фактов вырисовывалась малоприятная картина.

Богатый уб… (условно олигарх), один из тех, кому все позволено. Родителей потерял в раннем возрасте, воспитывался бабушкой. Начинал с продажи компьютеров, вырос на мутной пене перестройки. Сила. Жестокость. Ум. Жажда власти. Поднимался быстро, партнеров подмял под себя, несогласных устранил. Так или иначе. Одним словом, хищник с большой буквы. Огромные деньги, множественные преступления, административные и уголовные. Путь наверх не усыпан розами.

Однако не за эти преступления его предстояло судить. Обычными правонарушениями должно заниматься обычное людское правосудие. Тут судили за другое, за то, что людскому правосудию неподвластно. На кону душа. И приговор ей будет короткий – можно или нельзя оправдать, простить, дать второй шанс.

Когда секретарь закончил зачитывать материалы дела и оглядел зал, первое слово было предоставлено обвинению. Облаченный в сияющие доспехи правосудия Джейми, колыхнул огненными крыльями, заполняя зал ощущением жаркого пустынного ветра, и бросил в сторону Мариши пронзительный взгляд.

Больше никакого дружелюбия. Она знала, бой пойдет не на жизнь, а на смерть. Причем, буквально – смерть ее подзащитного. Во всех смыслах.

 Прокурор заявил:

– Виновен. По совокупности преступлений требую высшей меры наказания.

Молчаливое одобрение зала. С ним были согласны практически все присутствовавшие. Она и не ожидала ничего иного. Марина видела, как напрягся и шевельнулся на своем месте Гершин. Мелькнула его хищная улыбка. Понятно, старого аллигатора захватил азарт.

Собралась, белые крылья чуть заметно качнулись, повеяло прохладой, надо же остудить обстановку после прокурорской демонстрации. Когда ей предоставили слово, проговорила, спокойно глядя перед собой:

– Настаиваю на детальной реконструкции событий.

Ропот пронесся по рядам обоих коллегий. Реконструкция – стандартная процедура, и в спорных случаях иногда применялась в судопроизводстве. Но детальная…

Это означало полностью перерыть все воспоминания подсудимого, свидетелей, потерпевших. Всех.

Секретарь скривился, но объявил:

– Принимается.

Как только отзвучали эти слова, всё в этом зале сделалось невидимым, а вместо освещенного круга возникла реанимационная палата частной кардиологической клиники.

На койке лежал мужчина лет сорока пяти. Бледный, почти восковой, короткие темные волосы слиплись от пота, синеватые губы чуть перекошены гримасой боли. Рядом попискивали приборы, фиксируя тяжелое состояние, вычерчивали на мониторах мерцающие дорожки.

Обширный инфаркт на почве пережитого стресса.

Больной не реагировал на внешние раздражители. Но это не означало, что он был без сознания. Если бы мозг милосердно отключился, дав ему просто умереть и уйти в небытие! Если бы…

Один из нюансов детальной реконструкции состоял в том, что все, на чьих глазах развертывались воспоминания подсудимого, переживал их буквально на своей шкуре. Таков эффект воздействия места, именовавшегося залом суда.

Почувствовать все изнутри и только после это вынести вердикт.

Наверное, потому детальную реконструкцию так редко и применяли.

Однако тому умирающему на больничной койке мужчине ничего не было известно ни о суде, ни тем более, о детальной реконструкции. Он просто мучился болью и горечью воспоминаний, раз за разом возвращаясь к моменту, с которого все началось.

Когда он впервые встретил ее.

Когда началась его настоящая жизнь, а часы судьбы начали отсчет, с каждой минутой приближая его сюда, к состоянию, которое хуже смерти.

В памяти все немного иначе, чем видно наблюдателю со стороны. И не совсем так воспринимается, как оно было в момент непосредственного участия.

Потому что в памяти через призму души.

Воспоминаний за жизнь сорокапятилетнего мужчины набирается много, они разные по ценности и силе воздействия. Иные проскальзывают замыленным пятном, а иные имеют такую власть, что их ничто не сотрет с годами. Власть погрузить душу в ту же радость или отчаяние, что ощущалась когда-то.