Этот сон приснился утром в субботу. Не кошмар, но и приятным его не назвать. В нем было что-то тревожащее, пугающее, противоречивое и темное.

Я танцевала. На какой-то погруженной во тьму сцене или, может, подиуме… Лишь вдали одинокий прожектор прорезал мрак резким лучом, выхватывая пустоту, в которой плавали пылинки. Шаги, повороты, поддержка, изгибы, ритмичное дыхание, рваные движения, символизирующие сдерживаемую страсть. Шуршало легкое красное платье, короткое спереди, волочащееся по полу воланами сзади, чуть пружинили старые доски под туфлями на шпильке.

Кто-то был рядом. Лицо всегда оставалось в тени. Лозой обвивалась вокруг этого мужчины, ощущала крепкую хватку, сильные плечи, бедра, горячую кожу и дыхание, испытующий и жадный взгляд. А потом он вдруг исчез и я, кружась, полетела вниз, упала. Долго неподвижно лежала, и вдруг сверху из темноты на меня посыпались красные, как кровь, лепестки роз. Цветочный запах забил ноздри, я начала задыхаться и в этот момент проснулась.

Было около шести утра и, как ни пыталась, заснуть снова не смогла, поэтому поднялась и отправилась на кухню. Занялась круассанами.

— Ты чего так рано подорвалась? У тебя же выходной, — спросил Лекс, заходя на кухню и почесывая подбородок.

Небритый, заспанный, лохматый и слегка помятый после сна, парень заставил меня улыбнуться. Мысли о непонятном сне наконец-то оставили сознание. Отвлеклась от раскладывания ветчины на тесто, оглядывая обнаженный торс Романова, залипла взглядом на животе с дорожкой темных волос, убегающей под резинку пижамных штанов, которые сидели на бедрах неприлично низко.

— Да так. Не спится, — отрывисто пояснила, отворачиваясь.

Прокатившийся по телу жар тут же вытащил воспоминания о разговоре с Хвостовой тогда в парке. После той встречи я тщательно проанализировала ситуацию, свои чувства… Да, бессмысленно отрицать эту тягу к Лексу, но мы прежде всего друзья и, скорее всего, все пройдет, когда для меня начнется новый этап жизни, я перееду и приступлю к реализации «проекта» с другим мужчиной.

— Какие планы на день? — поинтересовался Романов, поставив на плиту чайник.

— Потратить аванс, — улыбнулась я.

Буквально вчера выпросила у начальницы аванс, разжалобив ту «семейными обстоятельствами». Требовалось купить подходящее платье, сделать прическу, привести в порядок лицо, ногти… Вряд ли полученной суммы хватит на все.

Задумавшись, я сворачивала треугольнички будущих круассанов. На душе вновь стало… муторно. Предчувствие? Растерянность? Злость? Страх? В любом случае, это не лучшие эмоции в данный момент, когда нужно собраться, чтобы вернуть себе свою жизнь.

— Давай пообедаем вместе, — предложил Лекс, усаживаясь за стол с чашкой растворимого кофе. Я поморщилась, глядя, как друг размешивает сахар, надула губы. Как ни пыталась приучить его к нормальному кофе, который готовила по пяти разным рецептам, его все равно тянет к этой жуткой дешевой бурде.

— Можно, — согласилась, переворошив в уме планы и маршруты. — Буду около двух ждать тебя на нашей лавочке.

Мы часто обедали вместе последние две недели. Меня как раз перестали воспринимать как бесправную рабыню, и старший менеджер любезно признала: я достойна поесть не в закутке подсобки за четверть часа, а уйти на сорок минут в кафе. Романов, узнав об этом, тут же набился в компанию, впрочем, была совсем не против. Мы ели в одном и том же месте на первом этаже центра, и всегда Лекс поднимал настроение, которое портилось уже в первые минуты рабочего дня, шутками, подколками, забавно таская еду из моей тарелки или подкладывая мне куски из своей.

— Пахнет вкусно, — довольно протянул Лекс, когда намывала сковороду. — Когда будут готовы?

Обернувшись, я коварно усмехнулась:

— Через двадцать минут. Но! Романов, обмен!

Темные брови нарочито сердито сошлись на переносице, но парня выдавали смешинки в серых глазах.

— Какой обмен?

— Давай сюда свою бурду, — протянула руку в перчатке, требуя кружку. — Иди-ка в душ, одевайся, а я пока сварю нормальный кофе. Будет тебе достойный завтрак.

— Риш, — Романов, простонав, закатил глаза, — это тоже нормальный кофе, он классный, ничего ты не понимаешь.

— Кружку, — предупреждающе улыбаясь, вновь потребовала я.

— Вот язва.

— Я блондинка. Мы все стервы, — парировала в ответ.

Покачав головой, больше разыгрывая недовольство, чем реально испытывая его, Лекс встал, приблизился. Вручив мне наполовину опустошенную кружку, он неожиданно притиснул меня к мойке, положил обе ладони на ее край, «запирая». Зашептал в ухо, тревожа щеку дыханием, вызывая приятные мурашки и волнение:

— Клянусь, что перестану пить эту бурду, как ты выражаешься, если ты поклянешься каждый день варить мне кофе. Ну или не каждый, я ж все-таки не тиран. Разрешаю и чай заваривать.

Я хихикнула.

— Романов, ты, по-моему, оборзел в край. Кажется, я перекормила тебя, — шутливо двинула ему локтем в бок, чтобы избавиться от странной и совсем не дружеской близости.

Он тут же обхватил мои плечи.

— Приручила, — поправил, усмехнувшись в ухо, обдав теплым выдохом, а после отпустил, отправился в душ.

Тряхнула головой, прогоняя пробежавшую по телу истому. Черт, все-таки очень не хватает танцев с ним, его объятий, ощущения крепких мышц, рук, поддерживающих, ласкающих. Зря отказалась продлевать абонемент.

… Если утро и день прошли интересно, жди тяжелого вечера. Этот как раз и был таким. Практически «рабочие» часы, ношение маски, от которых за время жизни с Решетниковым успела отвыкнуть. Но пора возвращать себе старые привычки: не «свои» платья, как вот это, красное, которое приобрела с прицелом на вкусы мужчин, описанных Дашкой, громкий легкомысленный смех, постановочные позы, улыбки, фразы, беспрестанный анализ флирта, расчет, который скрываешь за образом милой гламурной дурочки.

Впрочем, мне все стало ясно с первых же минут появления в этой компании.

Все задуманное мы с Хвостовой разыграли как по нотам, потом прошли в вип-зону, уселись за столик. Семеро мужчин, одинаково шумные, разбитные, уже слегка навеселе. Спутницы были у троих, включая и Дашиного Рафика. Я же присматривалась к двоим, Ильдару и Марату, согласно инструкции… Владельцы строительного бизнеса. Старше меня примерно вдвое. Слишком похотливый, раздевающий взгляд — им явно не нужна постоянная подруга. Комплекция у обоих такая, что тренажерный зал сильно скучает и давно зовет, но позиционируют себя альфа-самцами. Нет, наверное, тут можно было бы работать, но корпеть явно придется не один год, чтобы предприятие увенчалось успехом.

Вызовы не страшили меня, главное ведь — воля и практический, мудрый подход. Я не спасовала бы и здесь, но… это просто не мое. Не хочу.

Клуб был замечательный: элитный алкоголь и дорогие закуски, профессиональные, мастерски поставленные танцевальные и песенные номера, бесшумные и выдрессированные официанты, танцпол, дамская комната высшего класса… Потрясающее заведение, новое, прежде в нем не приходилось бывать. Сам процесс «поиска» вообще никогда не был для меня чем-то тягостным, изматывающим, как, например, для Даши. Я наслаждалась вниманием, четко срежиссированным общением и знакомством даже в том случае, если с самого начала было понятно: нет, не мой вариант, мимо. Мне нравились шум и движение, запах дорогих алкоголя и сигарет, яркость, эксклюзивность, шик, то, как преломляется жизнь в блеске бокалов, зеркальных и хромированных элементах декора, а также в глазах мужчины, которого ты уже раскусила и теперь направляешь по нужному руслу. В какой-то степени я все это любила, но сегодня… Было иначе. Что именно иначе, не понимала, и это беспокоило.

Такое впечатление, будто реальность оказалась чем-то инфицирована. Она по-прежнему воспринималась управляемой идиллией-квестом, но ежеминутно кололо осознание: все фальшь, все гниль, все пустота.

Хвостова чувствовала себя «под кайфом». Так она называла те вечера, когда и окружение, и мужчина рядом полностью удовлетворяли ее запросы и возносили на тот трон, где она была настоящей королевой. Две другие девушки, явно нашего с Дашей круга, такие же «охотницы», подчеркнуто меня игнорировали, вовсю скрашивали досуг своих мужчин, много и звонко смеялись и секретничали друг с другом.