– И как же поступали с этими гражданами?
– Была шкала, к сожалению, не дошедшая до наших дней, по ней определяли род наказания для будущего преступника.
– А могли убить заранее?
– Доподлинно неизвестно. Безусловно, такой метод пресечения преступления —нельзя исключать, но письменных свидетельств, что подобное происходило, у нас нет.
Они продолжили экскурсию в запасниках. Обнаружив стул, который, по мнению Панкрата, смог бы выдержать его вес, он уселся на него с тем особенным выражением лица, которое определяет путника, долгое время находящегося на ногах и теперь имеющего возможность позволить себе отдых. Виктор и Всеволод так увлеклись обсуждением, что не заметили, как остались вдвоем. Когда они вернулись к тому месту, где оставили главного редактора, то обнаружили его мирно спящим.
***
– Всеволод, – обратился к нему Надеждин на обратном пути, – Удовлетворите, мое любопытство.
– Да, конечно, давайте попробуем.
– Если это не слишком бестактный вопрос, а с чем связан столь необычный переход из профессии в профессию?
Всеволод поморщился, как, бывало, в детстве, когда родители высыпали ему на язык порошок антигриппина, из маленького пергаментного листочка. Первой ему на ум пришла привычная для такого рода вопросов фраза «В психиатрии, как и в истории, я изучаю прошлое», но помедлил, он ответил честно:
– У меня была девушка. Я очень сильно ее любил. За три дня до свадьбы ее нашли зверски убитой. Преступника вычислили, но взять не успели. Его пырнули ножом в пьяной драке. А мне не давала покоя мотивация маньяка.
– Прошу меня простить, я понятия не имел, что мой вопрос будет столь бестактным и болезненным для вас.
Панкрат Федорович всем своим видом показывал, что искренне сожалеет.
– Ничего страшного, с тех пор прошло много лет. И воспоминания не такие болезненные, как раньше.
До встречи с Ильей оставался еще целый час. Всеволоду повезло, он занял неожиданно освободившийся столик рядом с окном. Его слегка знобило. Психиатр не хотел себе в этом признаваться, но вопрос главного редактора выбил его из колеи. Он заказал фирменный облепиховый чай, большую пиццу и открыл записи. Сосредоточиться не получалось. Мысли разбегались. В голове сменялись образы: изуродованный труп Инны, бессилие на лице Ильи, когда он сообщал другу об убийстве невесты, умиротворенное, почти детское лицо, спящего Панкрата, пряничный дворик – место первого преступления.
Принесли заказ. Ягодный аромат напомнил ему детсадовский компот. Пицца обжигала язык.
Вспомнив о вышедшем днем пресс-релизе, он открыл сайт городской администрации. Смысл сводился к стандартным «Мы должны оставаться/сплотиться/держаться. Выражаем соболезнования. Прилагаем все усилия. Рассказывайте обо всем странном/подозрительном».
Насытившись, Всеволод откинулся на спинку стула и в ожидании Ильи прислушался к тому, о чем говорили за соседними столиками. Словно крутя ручку настройки старой радиолы, он переключался с одного разговора на другой.
Молодые, модно одетые девушки пили колу и обсуждали парней. Пожилая пара с одним заварным пирожным на двоих планировала, как они проведут выходные с внуками. Разношерстная компания мальчишек и девчонок не старше пятнадцати лет смаковала слухи об убийствах, но быстро переключилась на прохождение новой компьютерной игры.
Внимание Всеволода привлекла девушка. Она представилась психиатру черно-белым персонажем, вставленным в цветную киноленту. Он попробовал присмотреться к ней. Темный худи, макияж в стиле сериала Wednesday. На первый взгляд, ничего сверхъестественного: юность тоскует и не хочет разделять свои чувства с другими. Но с ней явно было что-то не так, а что именно, врач понять не мог. Сосредоточенный на внутренних ощущениях, Всеволод слегка подпрыгнул от неожиданности, когда на соседний стул сел Илья.
– Вот ты где, – сказал он, стаскивая последний слайс с тарелки, – Чего такой озадаченный? Я дико голодный, как до новостей, так и физически.
Они заказали фирменный чай на вынос, старший следователь предложил пройтись в поисках более тихого места, сославшись на то, что он целый день сидел в кабинете и надо бы размять кости.
Стемнело и повсюду зажглись уличные фонари. Машины плотными потоками двигались в обе стороны. Прохожие спешили по своим делам. Длинная улица была похожа на вернисаж из-за ярко освещенных витрин магазинов, ресторанов и кафе. Илья изучал приложение для путешественников. Всеволод терпеливо ждал.
– Ты знаешь, недалеко есть улица, на которой до сих пор сохранились газовые фонари. Судя по карте, там расположены кафе с отличными отзывами. Нам надо свернуть на следующем перекрестке, – Илья махнул в нужную строну, – и пройти триста метров прямо.
Дорогу разделяла большая каштановая аллея. Изредка в желтых пятнах газовых ламп появлялись одинокие прохожие и собачники. Друзья выбрали маленький семейный ресторанчик всего на три столика. Тихая шепелявая мелодия доносилась из старинного музыкального автомата с изрядно потертыми пластинками.
– Итак, – Всеволод воодушевлённо потер ладонь, – если твоя гипотеза верна – я нашел культ, последователи которого могут творить здесь весь этот мрак.
Врач попробовал взять трагическую паузу, но Илья, не отрывая взгляд от меню жестом предложил ему не останавливаться. Психиатр подробно изложил все, что узнал из дневной экскурсии. Подошел официант. Всеволод выбрал десерт и чай, следователь заказал крафтовое пиво, салат и большой кусок мяса.
– Есть одно серьезное отличие, – продолжил Всеволод, когда они снова остались одни, – в прошлый раз мы пытались предсказать на плане города и области место жертвоприношения, сейчас важно понять логику выбора того, кто в будущем, по мнению убийцы, совершит преступление.
– Я раскаиваюсь во всём, что сделаю, и клянусь, я не делал того, что сделал.
– В точку, но только на той стороне не Джон Эндертон, а, скорее, Элис Морган.
– Тем интереснее.
Официант, одетый на старомодный манер в белую рубашку, темно-зеленую жилетку из плотной шерсти, большой черный фартук и такого же цвета брюки принес заказ Всеволода и пиво Ильи. Панакота с клубничным вареньем таяла во рту, оставляя молочный вкус на языке. Темное пиво, в высоком холодном бокале, держало плотную пенку. Илья остановился только, когда выпил половину. Пытаясь восстановить дыхание, он поднял большой палец вверх. Всеволод, посмеиваясь, сделал знак другу, стереть с губ усы.
– Ты никогда не хотел остановиться, завести нормальную семью и оставить вот это все? – Всеволод неопределенно покрутил ложкой в воздухе.
– После шести неудачных романов и двух развалившихся браков, как-то начинаешь сомневаться в реальности семейного счастья.
– И тебя не мучает, что ты женат на маньяках, ворах и реальных пацанах?
– Это брак по расчету. Мне интересные дела – им зона.
Перед Ильей поставили большую тарелку с салатом. Мягкий авокадо, перемешанный со спелым манго и поджаренными очищенными королевскими креветками, сдобренный соусом розовым соусом.
– Здесь великолепная кухня. Удачно зашли, – констатировал следователь – Иногда, мне кажется, что изысканная еда – единственное удовольствие, которое мне осталось. В свое время мой первый наставник сказал: «Учись получать наслаждение от простых вещей: еды, выпивки, женщин. Иначе быстро сгоришь.»
– А что будет, если кому-то удастся уйти от наказания? Ты когда-нибудь думал об этом?
– Это что-то из серии сверхъестественного. Какой у тебя план?
– Мне предстоит классная неделя-другая в пыльных архивах. Надеюсь, управиться быстрее, но зависит от того, как много документов оцифровано.
– Не скучаешь?
– Есть немного, – откровенно признался Всеволод, – спокойно было. Сидишь, копаешься в летописях, ездишь на раскопки, никаких тебе треволнений – все понятно и все в прошлом.
Разделавшись с салатом, Илья приступил к основному блюду, поданному на массивной деревянной подложке. Мясо было прожарено до той верной степени, которая оставляет в куске все соки. Жир по краям прихватился коричневатой корочкой, но не высох, как это часто бывает, если приготовление заняло больше положенного времени. Крупная соль с душистым красным перцем, нарезанным мелкими кубиками, лежала рядом.