Эдмунд стоял напротив портрета, в задумчивости кусая ноготь на указательном пальце. Хранитель усмехнулся в усы, но, спохватившись, вновь принял безразличный вид.

– Ваше Величество? Двадцать процентов – это по нынешним временам очень выгодный займ. Тем более запрашиваемая сумма вполне по казне. Мы могли бы поторговаться, но, на мой взгляд и так…

– Кто она? – оторвав на секунду взгляд от портрета, спросил король.

– Вы о ком? – Хранитель заметил заинтересованность Эдмунда и продолжил свою игру. – Ах, эта! Да дочь какого-то герцога… Не припомню, какого! Ваше Величество, так что с займом?

– Кто она?! – повторил свой вопрос король. Голос его был раздражённый, но глаза рассеянно добры и полны нежности.

– Я, право, не думал, Ваше Величество, что… Но я непременно найду, если уж… – Хранитель ковырялся в бумагах, выскальзывающих из рук. – Вот! Эле… Не разобрать… Тут на аквитанском языке. Эленора вроде… – Он протянул королю письмо, – Вот… письмо от её отца, Герцога Латрианского.

– Элеонора, – тихо почти пропел Эдмунд, вновь обратившись к портрету.

С холста на него смотрела юная голубоглазая девица. Бледная кожа её, если не была приукрашена художником, выгодно оттенялась чёрными, как уголь, волосами. Глаза, наполненные откровенностью и непорочностью, поглощающая глубина чёрных локонов, полноватые губы в лёгком изгибе скромной улыбки, тонкая шея – что же сражает мужчин наповал? Кто знает, как объяснить то, что случается с ними, когда они теряют голову от одного облика женщины?

– Я еду в Латриан, Чарлиз!

– Простите, Ваше Величество, – поклонился Хранитель, – Могу я узнать, зачем?

– Я хочу её видеть, готовьте корабль.

– Но Ваше Величество! Вы собрали на следующей неделе совет старейшин. Двадцать четыре представителя из всех…

– Перенеси.

– Могу я предложить Вашему Величеству другой вариант? Я отправлю Ваш корабль за Эленор в Латриан…

– Элеонорой, – недовольно поправил Хранителя король.

– Что, простите?

– Её имя Элеонора. Элеонора! Не Эленор!

– Да, Ваше Величество, конечно! Элеонора. Корабль за ней отправим, и она к концу следующей недели будет здесь. Раз отец сам предлагает её в жёны, отказа быть не может. А Вы уж там посмотрите, может, и ездить-то незачем было. Эти художники насочиняют такого… Да и отправите к отцу обратно.

– Да! Ты прав! Так и сделай, – Эдмунд потёр руки, улыбаясь своим мыслям. – На охоту со мной поедешь?

– Ваше Величество!.. – Хранитель развёл руки, в каждой из которых было по пачке писем.

– Да-да! – Эдмунд рассмеялся, – Дела! Если бы не ты, дорогой Чарлиз! Если бы не ты!

В приподнятом расположении духа король стремительно вышел из тронного зала. Хранитель довольно усмехнулся: «Если бы не я! Конечно. Такой молодой, а уже упрямый!».

Свернув бумаги в трубку, он сунул их подмышку и трижды хлопнул в ладоши. Потайная дверь, скрытая тяжёлой портьерой, открылась, и из неё вышел молодой монах в голубой рясе. Он почтительно склонил голову, не отходя от двери. Хранитель сам подошёл к нему и, приблизив губы к самому уху монаха, зашептал распоряжения о подготовке корабля, апартаментов для гостьи, нарядов и прочих мелочах и важных нюансах, способных расположить короля к браку. Уж если Хранитель за что брался, то делал всё на совесть и всегда доводил дело до конца.

Совет старейшин подошёл к концу, и из тронного зала, пятясь спиной и кланяясь, выходили посланники графств. Последним вышел Хранитель Большого Ключа. Двери за ним закрылись.

– Отправляйтесь по домам, на этом всё! Подорожные грамоты возьмёте у капитана стражи. Доброго пути! Говер да сопроводит вас!

Когда посланники начали расходиться, Хранитель увидел монаха, стоящего у противоположной стены. Тот еле заметно кивнул ему и показал оттопыренный мизинец, не поднимая руки. Увидев тайный знак, Чарлиз понял, что дело сделано, и Элеонору доставили во дворец, препроводили в комнаты и подготовили ко встрече с королём. Глубоко вздохнув, Чарлиз вернулся в тронный зал.

– Ваше Величество! – Хранитель поклонился.

Эдмунд снял с пышной шевелюры корону и, не найдя взглядом пажа с подушкой, положил её на трон, собираясь удалиться в свои покои.

– Что такое, Чарлиз? – устало произнёс король.

– Если вы не утомились, может, взглянете на Эленор?

– Эленор? – Эдмунд замер на полушаге, – Элеонору, ты хотел сказать?

– О! Простите, Ваше Величество! Никак не запомню. Да, она ожидает аудиенции в гостевых комнатах. Прикажите привести?

– Нет-нет, я сам… Проводи меня.

Хранитель, повинуясь, повёл Эдмунда в комнату, где в ожидании встречи скромно сидела девушка. У дверей гостевой Чарлиз на секунду замер и, распахнув двери, громко произнёс:

– Король Фортресса Эдмунд Вильгемонт!

Эдмунд, отстранив Хранителя, вошёл в комнату. Чарлиз попятился и закрыл за королём дверь, оставив Эдмунда и гостью наедине.

У приоткрытого окна спиной к дверям стояла она. Её чёрные волосы слегка трепал нежный ветерок. Эдмунд сделал несколько робких шагов к точёному стану Элеоноры. Она стояла неподвижно. Король подошёл совсем близко, протянул руку к плечу девушки, но дотронуться не посмел. Он убрал руку и чуть слышно произнёс:

– Я очень рад, что вы…

Но закончить он не смог. Элеонора медленно повернулась, король взглянул ей в лицо и отступил назад. Тогда, когда перед ним был её портрет, он и представить себе не мог, насколько тот придворный художник был бездарен. Перед ним был ангел – наверное, ни один художник мира не в силах передать такую неземную красоту. Элеонора посмотрела в глаза Эдмунду, и он растерянно потупил взор. Девушка сделала реверанс и протянула руку королю. На её ладони лежал небольшой золотой медальон с выгравированной диковинной птицей.

– Это вам, – промолвила она чуть слышно, и её голос наполнил красотой всю комнату.

Эдмунд поклонился и принял подарок Элеоноры, боясь коснуться её ладони.

– Он будет хранить вас в самые трудные минуты, – продолжила девушка.

Король крепко сжал медальон в руке, прислонил к груди и поклонился снова в знак благодарности.

Об этой первой встрече вспоминал сейчас Эдмунд. Позади кафедрального собора, сидя на мраморной скамье у трёх могил, на одной из которых ещё не просохла земля, он так же, как тогда, держал на груди медальон, подаренный Элеонорой.

– Вот так, девочки мои… И мама ваша к вам отправилась. Оставила нас с Льенаром, чтобы приглядывать за вами. Ну, на всё Воля Говера. Элеонора, ты тоже присматривай за нами, чтоб мы тут не начудили здесь с Льенаром, а вы, девочки, позаботьтесь о матери. Для неё там всё в новинку, а вы уж освоились, наверное.

Эдмунд закашлялся, проглатывая слёзы, но не удержался и разрыдался, закрывая рот ладонью.

– Элеонора! Как я без тебя? – рычал он, закусывая руку. – Зачем мне всё это? Замок этот, что я для тебя построил! Видеть его не могу! Со всеми этими парками и прудами, огромными зеркалами, в которых до сих пор живёт твоё отражение… Я же для тебя старался!.. Ничего не жалел. Ничего. А ты… ты ушла…

Неслышно подойдя, рядом с ним бесшумно опустился на скамью монах с красным глазом Говера на рясе. Эдмунд не обернулся на него. Молча они сидели на скамье некоторое время. Наконец король заговорил.

– Я и сам знаю всё, что ты можешь сказать, Веко. И про Говера, и про Волю его, и что ей там лучше, что измучилась она здесь.

– Говер… Он отец нам всем. Теперь и ты отец. И сын твой нуждается в тебе, как ты в Говере. Иди к нему. Я только спрошу тебя о Севелине. Что она сказала?

– Сказала, что до утра Элеонора не доживёт. Так и вышло.

– А Льенар?

– С ним всё будет хорошо, – король встал и положил руку на плечо монаха, – Если я узнаю… Правда, пока не знаю, как… Но если я узнаю, что это не предсказание, а что-то ещё… – и он так сжал плечо старика, что тот взвизгнул.

Эдмунд зашагал к калитке погоста, крикнув: «Хранителя в мою трапезную!». Тут же из-за розового куста выскочил монах и стремглав побежал исполнять приказ.