– Садись давай, ужин стынет, - женщина командует, и я с благодарностью плюхаюсь на табурет.

Так хотя бы она не видит моего возбуждения, иначе поганой метлой отправит куда подальше. И желательно подальше от Натали.

Святая женщина, Капитолина Аполлинарьевна, ставит передо мной тарелку с пюре и котлетами, подрезает свежие огурчики и садится напротив. Я без стеснения уплетаю все, а она спокойно улыбается, наблюдая за мной.

– Спасибо вам большое, очень вкусно. А Наташа обычно у вас ужинает?

– Она ест у себя дома, я уже отнесла ей ужин.

Женщина улыбается уголками губ, но до глаз веселье не доходит. Смотрит на меня испытующе, словно что-то хочет сказать. Проглатываю все, что засунул в рот, и смотрю на нее в ожидании.

– Если ты ее еще раз обидишь, она не оправится больше. - Говорит тихо, а по ощущениям - надо мной взорвалась бомба, осколками сдирает кожу и мясо.

– Я здесь не для того, чтобы обидеть ее, - говорю серьезно и принимаю холодный взгляд женщины.

И она, и Наташа имеют полное право злиться на меня и ненавидеть. Но в отличие от девушки, у Бабы Капы тут другое. Страх.

Она только что потеряла сына. Потеряет внучку - и все, больше не останется ничего, за что держаться, за что хватать руками, одна пустота. Она боится, что я снова достану гребаное оружие и начну палить из него по единственному дорогому для нее человеку.

– И зачем же ты здесь, Ярослав? - спрашивает спокойно, но я чувствую настороженные нотки.

– Исправить ошибки.

– Как исправлять-то будешь? - хмыкает она.

– Не знаю. Честно. Знаю другое - люблю ее. Мертвый я без нее, понимаете? Накосячил тогда и намудрил в башке своей болезной кучу дряни. Думал, что делаю как лучше, но так и не понял, кому лучше? Ни ей, ни себе. Сдох на целый год, будто не дышал. Грудину рвало от боли и тоски. Когда понял, что не смогу без нее, много времени прошло, а извинения - это просто слова, набор букв, что они дадут? Мне нужно не ее прощение, а она сама. Пусть ненавидит, только рядом будет. Моя она, моя, - разрываю нутро на куски, но выкладываю перед бабушкой Наташи всего себя с потрохами.

– Болит у нее до сих пор, Ярик. Сильно болит, - бабушка понуро опустила голову. - Целый год болело. Хоть улыбалась и говорила, что отлегло, знаю, что брехня это все. Только ты один можешь все исправить, она в твоих руках. И нужен ты ей ничуть не меньше, чем она тебе. А сейчас, когда она потеряла отца, в особенности.

Чем больше Баба Капа говорила, тем сильнее меня рвало изнутри, тянуло резиной в разные стороны. Не показалось, значит. Успел. Не упустил последний шанс.

– Накосячить боюсь, Баб Кап, посоветуйте что-нибудь.

– Э-э, нет милок. Тут ты уже сам, я тебе не советчик. Если помочь надо будет, помогу. Но дорогу подсказывать не буду. Помни самое главное - не ошибается тот, кто не ничего не делает. Ошибайся, но делай что-то, обязательно делай, Ярослав. Иначе зачем все это?

– Понял вас. Принял, - сказал серьезно и кивнул.

– И еще, Ярослав, если что… я тебя со света сживу.

Сверкнула колдовскими глазами, а у меня аж живот от страха свело. Ох, вот дела. Шутки в сторону, официальное уведомление: если я обижу Натали, сотрут меня в порошок и не найдут никогда. Буду кормить рыбок на дне местного Лимана.

Всю ночь ворочаюсь на кровати. То простыня колется, то жарко, то по телу будто стадо блох пробежало и разогнало чесотку. Как вату катаю события вчерашнего дня и нашу близость. В поле! Дикость!

Потрясающая, невероятно сладкая, сводящая с ума, вынесшая меня за границы вселенной, дикость. Вспышки, моменты, касания, трение тел, царапины на моей нежной коже от его щетины. Поцелуи, мои стоны, его нежные слова и песня. Ох уж эта песня, которая дала старт этой гонке. Сильная, рельефная спина, в которую я впивалась ногтями, мои чувства, горящие огнем. Кровь гонит все это по моим венам, а мне хочется двойную дозу.

Провожу подушечкой большого пальца по губам, размазываю вкус, который впитался в кожу, смешался с моим запахом, запечатался. Прикрываю глаза и тихонько постанываю. И как держаться рядом с ним теперь? Куда бежать, где спрятаться?

Не смогу игнорировать - уже понятно, хоть отпирайся, хоть нет. Он - буря. Сносит всю ментальную защиту, как закрыться от него?

Кручу эти мысли до самого утра. Ищу решение, но нахожу только картинки, как он сдирает с меня трусики, оставляя на бедрах красные полосы, и снова рычу в темноту.

Смотрю на стол, на котором стоит букет диких ромашек и распространяет аромат. Туманов, рвущий ромашки в поле - что-то за гранью фантастики. Он городской парень, который-то и в поле наверняка оказался впервые, поэтому букет - символ того, что все изменилось.

Засыпаю, только когда начинает светать, часа четыре утра, не больше. Проваливаюсь в черноту и выныриваю оттуда через пару часов. Смотрю на часы - шесть утра. Выспалась называется.

Что ты делаешь со мной, Туманов? Уезжай, пожалуйста.

Нет.

Останься хотя бы на день, на час. А лучше навсегда. Поселись под моей кожей, внутри меня, по-другому не выживу.

Со злостью срываю с себя простыню, надеваю шорты и футболку. Не могу больше лежать и крутить мысли на репите. Выхожу из дома и машу бабушке, которая как раз вышла из дома, и бреду через огороды к небольшому утесу, с которого можно спуститься к морю.

Местные тут не особо любят плавать. Мелко. Детворе - самое то, а взрослые больше на берегу тусят, жарят шашлык, загорают. В раннее время тут можно встретить только редких рыбаков. И вдали, на косе, парни обычно катают на виндсерфе. Дауншифтеры. Ни забот, ни проблем. Один день - вот и вся жизнь. Ипотеки, кредиты, брачные договора, офисная работа - слова для них из прошлой, серой жизни.

Позицию их не разделяю, но и не осуждаю. Они приезжают сюда, как только море чуть-чуть теплеет. Съезжаются из разных уголков страны и оседают в палаточных городках посреди пустырей и редких сосен. Со многими мы знакомы. С местными у них нет проблем, так как ведут себя адекватно и никогда не гадят.

Спускаюсь к пляжу и прохожу мимо Сергея Палыча, который каждое утро ловит тут рыбу.

– Доброе утро, - тихо здороваюсь и вяло улыбаюсь. Знаю, что если крикну громко, в ответ от него могу услышать трехэтажный мат и обвинения в том, что распугала всю рыбу.

– О, Наталья, приветствую! А ты чего одна, где ваш зэк?

– Какой зэк? - я остановилась, как вкопанная, и широко открыла рот.

– Ну, тот, который живет у Капитолины.

– С чего вы взяли, что он зэк? - удивилась я.

– Размалеванный. Ты видела его грудки? - Палыч фыркает и корчит недовольную физиономию, а я начинаю тихо смеяться.

– Сейчас мода такая, дядь Сереж. Все татуировки бьют. Тут, там. Тем более, он москвич, сделайте скидку парню, - говорю так, как будто “москвич” - это болезнь.

– Не сидел, значит? - мужчина даже расстроился.

– Нет, не сидел, - покачав головой, я отправилась дальше.

Взяла в руки шлепки и босыми ногами пошла по прохладной воде. На улице переживания притупились, и напряжение потихоньку ушло. Брела долго, дошла до самой косы, а здесь ребята развалились на ракушке.

– Привет, - я помахала им рукой, - чего не катаете?

Три парня и одна девушка обернулись на мой голос:

– О, Натали! Прекрасная пора, очей очарование, - воскликнул Стас, подорвался и поцеловал мне руку. - Нынче день выдался совершенно безветренный.

Я так и не смогла понять: нравлюсь Стасу или он так общается со всеми девчонками. Загорелый, высокий. Не знаю настоящий цвет его волос, потому что они выгорели на солнце много лет назад. Парень уезжает зимовать на Бали, но каждую весну возвращается сюда и оседает на полгода, до первых заморозков. Понятия не имею, чем он занимается и занимается ли вообще.

– Наташик, садись с нами, - Света, пухленькая блондинка, похлопала по дырявому пледу рядом с собой. - Присоединись к созерцанию прекрасного.