— Вот как?!—удивился Скорцени.— Не припомню. Мне приходится встречаться со столькими людьми!..

Как почти все дурно воспитанные люди, Скорцени плохо владел своим голосом: он кричал так, словно Швенд находился не рядом за столиком, а по крайней мере на той стороне шоссе, что проходило близ ресторана.

— Мы с вами довольно успешно сотрудничали по спасению дуче.

— Ах, да! Оберштурбанфюрер...

— Доктор Вендинг...

— Верно, черт бы побрал все на свете! Но, дорогой доктор, за это время вы не продвинулись на службе ни на шаг. Я был капитаном — стал полковником, а вы так и закисли в подполковниках!

— Кроме того, вы кавалер рыцарского креста и герой великой Германии.

— Черт побери, это верно! Германия имела трех героев: меня, генерала Роммеля и летчика Новотни. Генерала разбомбили союзники и этим спасли от петли, которую затянули бы на его шее мои ребята, чтобы он не ввязывался в заговоры против фюрера. Новотни сгорел над Берлином, сбитый советскими истребителями А я — живой И сам черт меня никогда не возьмет!

Скорцени засмеялся хриплым лающим смехом, и маленький черный крестик с серебряной каймой запрыгал у него на шее, постукивая о целлулоидный воротничок. Этот окопный воротничок избавлял Скорцени от необходимости следить за своим туалетом.

— Неужели вам даже орденок не сунули за ту операцию? — спросил Скорцени.

— Представьте себе,— развел руками Швенд.

— Никогда не думал, что в Германии может быть такая несправедливость. Вы пьете? Может, выпьем в честь наше-го прошлого сотрудничества?

— Немного вина. Кстати, у меня с собой неплохая кол-лекция вин.

— Вас там разбаловали в Италии винами. Что касается меня, то я употребляю коньяки, и только французские!

— К сожалению, придется забыть о французских коньяках,—сказал Швенд, намекая на то, что Франция уже вышла из-под власти фашистов.

— Го-го!—заржал Скорцени.— У нас в Италии есть некий герр Швенд, который может достать не только коньяки, но даже картины из Лувра. Кстати, вы привезли с собой герра Швенда?

— Он должен был встретиться с обергруппенфюрером Кальтенбруннером.

— А я не могу заменить Кальтенбруннера? — ощерился Скорцени, разливая «дюжарден».— Фюрер верит мне не меньше.

— Да, но в телеграмме было сказано...

— Послушайте, оберштурмбанфюрер, идите вы со своей телеграммой знаете куда! Где этот ваш проклятый Швенд, ради которого я должен был лезть на этот чертов перевал?

— Он перед вами!

— Вы что — считаете, что я уже опьянел от одной рюмки коньяка?

— Повторяю, я к вашим услугам.

— Вы — Швенд?..

— Да.

— И доктор Вендинг?..

— Правильно.

— И оберштурмбанфюрер СС?..

— Совершенно верно.

Скорцени откинулся на спинку стула и какое-то время молча вертел в руках бутылку «дюжардена». На этикетке были изображены ангел и черт,— обнявшись, они заглядывали в бутылку. Наморщив лоб, штандартенфюрер рассматривал черта, потом взглянул на собеседника:

— Никогда бы не подумал...

— Чего именно? — поинтересовался Швенд.

— Что такая интеллигентная физиономия может сделать что-нибудь путное.

— Благодарю за комплимент. Вы забыли, что эта «физиономия» нашла вам Муссолини.

— Однако же вы сказали тогда, что все это дело рук Швенда?

— Я — Швенд.

— В этой проклятой войне, наверно, никогда не будет конца неожиданностям. Выходит, я должен говорить с вами?

— Если вы имеете такие полномочия, разумеется. Хотя мне лично хотелось бы встретиться с герром Кальтенбруннером.

— Говорю же, что я за него!

— Собака должна получать еду из рук своего хозяина.

— Хо! Это звучит как афоризм. Между прочим, не вы ли покупали американское оружие осенью прошлого года?

— Впервые слышу.

— Не прикидывайтесь дурачком! Тысяча автоматов и пятьсот пулеметов из Триеста — ваши?

— Допустим.

— Ну, так знайте, что оружие предназначалось для моих ребят! Я должен был прорваться за Маас, чтобы захватить мосты и пропустить танки Зеппа Дитриха. Кроме того, мне очень хотелось стукнуть генерала Эйзенхауэра. Это был бы хороший рождественский подарок фюреру.

— И что же?

— Все поломали русские. Они, как всегда неожиданно и не вовремя, начали наступление, и нам пришлось убираться не только из Арденн, но даже с Рейна.

— Вы не скажете, где сейчас обергруппенфюрер Кальтенбруннер?

— В мышиной норе.

— Я вас не понимаю.

— Есть такой городок неподалеку отсюда — Альтаусзее. Фюрер решил сделать его центром Альпийского редута. Национального редута Германии. Слышали вы что-нибудь об этом редуте?

— Не помню что, но слышал. Кажется, читал в газете.

— Ну, так вот. Там будут собраны все лучшие силы Великогермании. Начальник редута Кальтенбруннер. Я — командир «эдельвейсов», личной охраны фюрера. Этот обер-шарлатан, ваш доктор Гйотль, уже там. Он прислал ящик с начинкой, которая вам хорошо известна. Мои ребята поставят ее в вашу машину.

— Что я должен делать?

— Такие вопросы задают только пятнадцатилетние девочки. На вас лежит ответственность за создание национального редута Германии.

— На мне?

— А вы думали! Мы привезли в Альпы только свои мундиры и всякий хлам, который фюрер называет ценностями. Ни одного мешка цемента, ни одной броневой плиты, ни одного бетонного колпака. Редут без укреплений. Понимаете?

— Ясно.

— Вам дается месяц сроку. За месяц в Альтаусзее должны быть завезены все необходимые материалы. Я передам вам специальный список. Покупайте в Швейцарии, Испании, в Южной Америке, тяните все, что можно вытянуть из Италии. Это приказ Кальтенбруннера.

— За такой срок?!

— Это еще не все! Мы имеем сведения, что в Англии делают какие-то сверхпрочные индивидуальные убежища. Что-то вроде сейфа или стальной сигары, куда может спрятаться человек. Если в этот саркофаг попадет даже авиабомба, убежище не пострадает, а тот, кто сидит в середине, будет покуривать сигару и попивать виски. Купите на первый случай штук пять.

— Это же в Англии! Это невозможно.

— Го-го! Все возможно на этом сумасшедшем свете! Мне рассказывали про вас легенды. Если Верить доктору Гйотлю, то Швенд может сучить веревки из песка.

— Рад слышать от господина штандартенфюрера, что обо мне такого высокого мнения там, наверху,— скромно потупился Швенд.

— Оставьте,— Скорцени весело махнул рукой.— Между голыми не может быть иерархии. А мы сейчас голые. Как мать родила. Имели в руках всю Европу, мечтали захватить весь мир, а кончаем войну с пустыми руками. Я теперь штандартенфюрер только для самого себя!

— У вас интересная жизнь. После войны вы можете хорошо заработать на своих мемуарах.

— А виселица?

— Виселицы можно избежать.

— Спрятаться в редуте?

— А вы верите в этот редут?

— Проклятье! Я ехал сюда и думал: хорошо будет, если вы свалитесь в пропасть вместе со своей машиной. Тогда я мог бы вернуться и доложить этому дураку Кальтенбруннеру, что покупать материал для редута некому и надо заботиться о собственной шкуре, а не о редуте.

— А наш долг?! Фюрер, великая Германия, идеалы национал-социализма...

— Когда крысы прячутся в мышиные норы, им не до идеалов. Они начинают грызться между собой, потому что места в мышиной норе маловато для таких крупных экземпляров.

— Вы предлагаете мне измену?

— Идите вы к черту! Я просто говорю, что своя шкура дороже. Каждый свой зад чешет.

— Вы и об этом напишете в мемуарах?

— Дались вам мои мемуары!..

— Чтобы иметь возможность писать их, надо помнить, что все на свете покупается и продается.

— Это намек?

— Нет, это просто банальная истина. Я — коммерсант. Сначала коммерсант, а потом уж оберштурмбанфюрер.

— Вы говорите загадками, я не привык к этому. Мне наплевать на загадки и на всех коммерсантов!

Скорцени постепенно пьянел и теперь уже кричал на весь зал.

— Коммерсант никогда не думает о своей шкуре,— тихо продолжал Швенд.— Наоборот, он всегда интересуется чужой. Даже тогда, когда она только и годится разве что на барабан.