— Что же дальше? — заинтересовался Сливка.
— О-о, дальше начинаются приключения, которые могут быть только в Польше! Один такой самолет упал и не взорвался. Пока жандармы разыскивали место, где он упал, там уже ничего не осталось. Партизаны попали сюда раньше. Они позвали из соседних сел хлопцев, и те перенесли снаряд в сарай и заложили его сеном так, как мы прятали «хорх», на котором катался со своей графиней мосье Риго.
— Мосье Дулькевич забыл, что он рассказывает про мосье Марчиньского,— подпустил шпильку француз.
— О-о,— заверил его Дулькевич,— я никогда не забуду про пана Казика. То был герой! Как они надули немцев!.. Целую неделю те искали свою ракету, а партизаны сидели в сарае и смеялись. Потом им удалось связаться по радио с англичанами. Из Лондона прибыл транспортный самолет. Англичане забрали немецкое тайное оружие и отвезли к себе. Так была раскрыта тайна «фау-1».
— Но мы сейчас имеем дело с «фау-2»,— напомнил Клифтон.
— Тем лучше,— приподняв бровь, промолвил Дулькевич. —Это только подтверждение факта: ничто на этом свете не делается без участия поляков.
— У поляков, как я вижу, гордости не меньше, чем у англичан высокомерия,— заметил Юджин.
— Не гордость, пан Вернер, а гонор! — воскликнул Дулькевич.— Как сказал Йозеф Понятовский в битве под Лейпцигом: «Бог мне вверил гонор поляков, богу его только и отдам».
— Может, синьору помочь нести его мешок? — спросил Пиппо. Он давно уже заметил, что силы поляка стали сдавать.
— Пусть пан не тревожится,— успокоил его Дулькевич.— Я попрошу помощи, когда будет нужно. Неужели пан считает, что Генриха Дулькевича могут испугать эти длинные переходы? Я вырабатываю в себе лучшие качества только в дороге. Я бы хотел и умереть в дороге. Как сказал наш поэт: «И только смерти красивой я жажду: смерти в скитаньях».
ОНИ СРАЖАЛИСЬ
Ночи стояли над Голландией тёмные, как прославленный черный тюльпан. Дождь лил безостановочно, словно хотел затопить эту маленькую страну, над которой господствуют воды.
Где-то за дюнами пролег канал. Ласточкиными гнездами прилепились к нему села и городишки. Партизаны обходили их. Торные дороги они сменили на бездорожье диких зарослей. Лишенные уюта и тепла голландских деревушек, они находили приют среди суровых сосен и тополей Фрисландии.
Снова дорогу указывала им колеблющаяся, как судьба, стрелка компаса, и снова дымный прочерк гигантского карандаша ракеты на предвечернем небе подтверждал правильность их пути.
Никто не знал, почему фашисты пускают ракету только вечером, перед заходом солнца. Сначала это отнесли за счет немецкой пунктуальности. Клифтон Честер высказал мысль, что вечернее время выбрано нарочно. Под вечер английские семьи собираются дома после работы. Вся Англия в эти часы отдыхает. Матери выводят детей на прогулку. Отцы поливают цветники. Это время, когда англичанин с особенной силой чувствует красоту и тишину мирных дней. И вот тогда-то с неба на него и семью падает война. Как божья кара, о которой каждый день читает он в библии.
— Очевидно, ракеты привозят сюда прямо с завода,— сказал Гейнц.— Запаса никакого нет, вот и цедят по ракете в день, чтобы была иллюзия непрерывных ударов с воздуха. Психологический эффект!
— На станцию Хогсварт через день привозят по две ракеты,— поделился своими наблюдениями Якоб.— Иногда — три. Коротенький поезд из четырех или шести вагонов. Ракета в одном вагоне не помещается, ее укладывают в два.
— А как же они доставляют ракеты туда, куда мы идем? — поинтересовался Вернер.
— Возможно, и здесь есть железная дорога,— отозвался Якоб.
Эсэсовская форма спасала их от случайного взгляда. Они шли теперь и днем. Взбирались на дюны, влезали на деревья, чтобы увидеть ракету.
Ракетная база пряталась в тополевой роще. Такие тополя Михаил видел только на Украине. Гибкие, высокие, могучие. Они белели своею серебристой корой над серыми песками, и от этого кругом было словно светлее. Темная стена листвы скрывала и бетонированную площадку, и казематы, и острый карандаш ракеты. Только вершины у тополей были безлистные, засохшие. Может, их опалили вихри огня, которые вырывались из ракетных дюз?
Клифтон выбежал вперед и через минуту вернулся бледный, испуганный: ракета стоит, готова к запуску, на площадке ни живой души.
Они бросились туда, забыв об опасности. Ракета торчала посреди площадки, воткнув в небо сизое острие. Тополя спокойно шелестели свою вечную песню, дождь шуршал в траве. Тянуло запахом сгоревшего дизельного топлива. Для ракетных баз немцы не жалели ничего. Электростанция работала здесь не на деревянных чурках.
— Надо перерезать провод питания,— сказал Михаил.
Где этот провод, никто не знал. Как его перерезать, если он под напряжением,— эту задачу тоже предстояло решить. Но оцепенение уже прошло. Искать! Искать провод! Висит он вверху между деревьями или лежит где-нибудь на земле, гибкий и страшный, как змея,— все равно надо искать и найти!
Пиппо Бенедетти, ничего не говоря, кинулся почему-то вправо, выхватив у Якоба из-за пояса острый немецкий тесак. Якоб заковылял за итальянцем.
Провод лежал на земле. Итальянец сразу нашел его. Про-вод был толстый и гибкий. Где-то глубоко под землей, спрятавшись за толстыми бетонными стенами, сидит капитан или майор немецкой армии, удобно устроился в кресле и смотрит, как перед ним вытанцовывают электрический танец разноцветные стрелки и стрелочки. Он в последний раз проверяет верность расчетов, убеждается в том, что острие траектории вопьется в самый центр большого заморского города. Он делает последнее предупреждение всем, кто спрятался под землей, и сейчас нажмет кнопку...
Пиппо оглянулся. Сумерки уже укрывали землю мягкой, влажной пеленой, только стволы тополей вокруг ракетной площадки чуть заметно белели. Итальянец исчез в кустах и через минуту вынырнул оттуда, размахивая топором, сделанным из палки и тесака.
— Сушняк! — шепнул он.— Давай сушняк! Побольше, ворох! Сюда!
Какой там сушняк! Все вокруг было мокрое, ни одной су-хой веточки.
Стали собирать ветки. Сгребли большой ворох. Пиппо упал на него, занес топор над головой, что-то крикнул и с размаху рубанул по красному проводу.
Яркие, голубоватые искры с треском вырвались из провода. Бывший берсальер вздрогнул, изогнулся и затих на ло-же из ветвей.
Ракета стояла на сером бетоне холодная, мокрая, неподвижная, и огненное кольцо не загоралось у ее подножья. Где-то за тучами уже заходило солнце. Хронометры в казематах начинали отсчитывать первые секунды ночи, а ракета не взлетала. После того как Пиппо разрубил провод, внизу, в подземелье, наверно, остановились все стрелки. Шкалы, циферблаты и экраны потемнели. Однако начальник базы, видимо, не отваживался командовать отбой.
Так думали партизаны. Они не знали, что за ними следят бдительные глаза. Их ждали на этой ракетной площадке, зная, что она притягивает к себе, как притягивает каждого честного солдата место, где гремит бой. Вызванный Пиппо яркий электрический разряд, треск голубой молнии не встревожили немецких солдат, затаившихся вокруг. Они имели твердый приказ: стрелять с появлением сигнальной ракеты. И автоматы заработали, когда над тополем повисла ракета и стала стекать на темные верхушки молчаливых деревьев холодным соком зеленоватого огня.
— Ложись! — крикнул Михаил.
Теперь их должны были спасти темнота, земля, собственное мужество и командирская смекалка.
— Не стрелять! — уже тихо приказал Скиба.— Проверить оружие. Клифтон и Юджин, приготовьте гранаты. Господин Сливка, попробуйте добраться к Якобу и Пиппо. Пусть ползут сюда. Мы должны быть вместе. Ударим одним кулаком. Надо нащупать слабое место. Это сделают Дулькевич и Риго.
Судя по ожесточенному огню автоматов и пулеметов, который окружил партизан плотным кольцом, прижал их к земле, немцев было много и они успели занять выгодные позиции. Но Михаил уже заметил: с правой стороны площадки, где были самые густые заросли, не хлопнул ни один выстрел. Командир подполз к Дулькевичу.
