Гильда не ждала Финка. Он понял это сразу. По старой привычке поскорее сунул носок сапога в щель между дверью и косяком. А то еще раздумает и хлопнет дверью перед самым носом.

— Заходи.—Голос Гильды был чужой, безразличный.

Он прошел в переднюю. Поставил на пол саквояж с бутылками.

— Ты забыл прошлый раз пустые бутылки,— вместо приветствия сказала Гильда.— На тебя это не похоже.

Финк промолчал. Ведь она же знала, почему он не взял бутылки. Сама не пустила в квартиру. Кроме того, вообще что это за разговор? Намек на скупость? Бережливость никогда не имела ничего общего со скупостью.

В комнате Гильда не пригласила Финка сесть.

— У меня просьба,— устало проговорила она.

— Мужчина сделает что угодно для женщины, которую когда-то любил, но никогда не полюбит ее вторично,— торжественно сказал Финк.

— Ты уже разлюбил меня?

— Не будем об этом говорить.

— Помни, что женщина любит один день, а ненавидит сорок.

— Не много ли?

— Что у тебя было с Дорис? За что ее забрали? Это же святая женщина, если сравнить со мной, со всеми нами.

— Никто не имеет монополии на святость. Позволь сесть в мое кресло?

— Я выбросила его. Ты не замечаешь, что я изменила обстановку?

Рольф оглянулся. Вместо тахты — черный кожаный диван. Кожаные кресла у стен. Портрет Гитлера в генеральской фуражке. На полу ковер со свастикой. Только старая копия картины «Венера у Вулкана», которую Гильда почему-то очень любит, осталась на месте, а все остальное новое, казенное, словно это не женский будуар, а приемная какого-нибудь крайсляйтера.

— Откуда это у тебя? — удивился Финк.— Ты же так любишь уют, домашнее тепло.

— Это подарок группенфюрера Кюммеля.

— Ты знакома с группенфюрером?

— Он подарил мне еще и новую машину. Она досталась ему от Геринга, когда тот приезжал на охоту в фрисландское имение барона. Толстый Герман даже приглашал барона прогуляться по Рейну на его шикарной яхте «Карин». Карин — это его дочь. Представляю, какая она счастливая. Машина марки «цеппелин». Ты никогда не видел такой машины. Только у меня нет бензина. Теперь так трудно его достать. Я хотела попросить у тебя...

— Если барон подарил тебе машину, то он должен подарить и бензин.— Финк пожал плечами.

— Фон Кюммель не может заниматься мелочами.

— А я, по-твоему, создан для того, чтобы удовлетворять твои мелкие прихоти?

Его неприятно удивляла сегодня Тильдина откровенность. Однако что у нее с Кюммелем?

Тильда заметила, что его усмехающийся рот похож на чуть приоткрытую консервную жестянку. Ей захотелось еще больше унизить Финка.

— Да, барон подарил мне еще и новый радиоприемник «Телефункен». Это не то что твой «Бляупункт». Вечерами я теперь могу слушать Лондон и даже Нью-Йорк.

Женщина всегда остается женщиной. Она мечтает о широких плечах, которые заслонили бы ее от мира. Барон фон Кюммель победил его, Рольфа Финка. Как Геринг, который ходит в костюме из голубой замши и носит золотые шпоры, победил барона. Финк облизнул сухие губы.

— Давай выпьем, Гильдхен,— бодрясь, предложил он.— Коньяк утоляет жажду, способствует пищеварению, укрепляет мышцы, очищает кровь, возбуждает деятельность по-чек, разогревает кости и улучшает настроение.

Он хотел поразить Тильду хоть красноречием, но на нее, казалось, ничто не могло подействовать. Она не замечала ни его безукоризненного пробора, ни сигарет, спрыснутых тончайшими парижскими духами. Финк не существовал для нее.

Штурмбанфюрер принес коньяк, сам разыскал две рюмки, налил себе и Тильде. Она не прикоснулась к рюмке.

Два года назад Тильда была не менее красивой, чем сейчас. Тогда у нее на стене висела эта самая копия картины Ван-Дейка. Немецкие войска стояли на Волге. Английские летчики сбрасывали на Германию только листовки. Роммель гонял по пустыне Восьмую британскую армию. Тогда Тильда смеялась Финку в лицо и говорила, что, если бы ей предложили выбирать между Гитлером и франкфуртской сосиской, она выбрала бы сосиску.

Теперь неизменной осталась только копия картины Ван-Дейка. Русские — на Висле. Пожалуй, доберутся и до Одера. Роммеля давно нет на свете, а трупы его гренадеров засыпают жгучие пески Сахары. Немецкие города пылают от английских бомб. С Западного фронта доходят какие-то неясные известия. А Тильда решила вдруг прикинуться правоверной нацисткой! Может, это ловушка? Может, на Финка кто-нибудь донес и фон Кюммелю поручили проверить его лояльность? Он должен сегодня же поехать к группенфюреру и заверить его в преданности.

— Почему ты на меня так смотришь? — вдруг спросил Финк.

— Удивляюсь, как я не замечала, что твой нос похож на ужа! Будто его переехали колесом раз и второй и он поднял голову.

— Ты снова говоришь глупости.

— Хочешь увидеть настоящего немецкого мужчину? — спросила она.

Ей не терпелось выложить все свои козыри, убить Финка насмерть. Она убежала в спальню и вынесла небольшой альбом в коричневом кожаном переплете. Даже альбом коричневый.

— Посмотри,— сказала она, показывая ему издалека какую-то фотографию.

Он посмотрел. Тильда сидела на коленях у барона фон Кюммеля, одетого в мундир группенфюрера. Она сидела у него на коленях, обвив теплыми пышными руками твердую шею группенфюрера, и усмехалась.

— Дай сюда эту гадость! — грубо крикнул он.

Она отскочила подальше и открыла новую страницу. Снова Кюммель, и опять лицо Тильды.

— Я приказываю, отдай! — еще грубее крикнул Рольф и шагнул к ней.

Она отбежала к двери. Твердые страницы замелькали перед его побелевшими от гнева глазами, и он глухо заревел, увидев, чем заполнен альбом.

— Смотри! — крикнула она.— Смотри и знай, что все это было! Все это правда! Я тоже хочу жить!

— Ты отдашь мне альбом,— тихо сказал он, подступая к Тильде.—Ты отдашь его мне, иначе...

— Что иначе? Может, ты убьешь меня? Может, отдашь в гестапо, как отдал Дорис?

— Отдай альбом! — проревел он над самым ее ухом и ухватился цепкими пальцами за край мягкой кожаной обложки.

— Не отдам,— крикнула Тильда. И даже ногой топнула.

Держась левой рукой за альбом, Финк правой стал расстегивать кобуру «вальтера». Тильда этого не заметила. Она вцепилась в альбом, как кошка, и кусала пальцы своего бывшего дружка крепкими белыми зубами.

Финк вытащил пистолет, коротко замахнулся и ударил Тильду по голове. Она ахнула и упала, не выпуская из рук альбома. Рольф Финк наклонился, вырвал из ее рук альбом, быстро перелистал его и, не оглядываясь, пошел к двери. Надев фуражку, он вдруг вспомнил о саквояже. Нагнулся и подхватил его. Еще раз остановился, подумал, вернулся в гостиную, взял со стола бутылку с недопитым коньяком, сунул ее в саквояж. Когда уходил, оглянулся. Тильда лежала неподвижно.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ СТАЛИНГРАД!

Американские генералы надеялись выиграть войну с помощью одних самолетов. Командующий стратегической авиацией Спаатс считал, что Германия капитулирует в тот самый день, когда его самолеты разбомбят последний нефтеперегонный завод и фашистская армия окажется без горючего.

Спаатс ошибся. Немцы заменили бензин дровами. Машины, тракторы, танки были переведены на генераторный газ. Гаулейтеры в тылу и генералы на фронте ездили на «опель-адмиралах», у которых сзади вместо запасного колеса были прицеплены черные цилиндры газогенераторов. Солдаты презрительно называли их «самоварами». В воздух поднимались истребители, которые вместо бензиновых баков имели баллоны с газом. Баллоны висели под крыльями, как торпеды.

Вся Германия пилила дрова. Вестфальские дубы, саксонские сосны, тирольские буки превращались в десятисантиметровые чурки. Визжали дисковые пилы. Горы опилочного крошева вырастали возле затерянных в горных долинах лесопилок. Дым от газогенераторов стоял над страной, смешиваясь с дымом пожаров.

Фюрер знал о необыкновенной трудоспособности немецкого народа и использовал эту черту с откровенной жестокостью рабовладельца. Он продолжал войну и улыбался во время бомбежек. Недалекие англичане! Чем больше разрушат они немецких городов, тем теснее сомкнутся ряды немцев, тем страшнее будет их злоба, сильнее жажда расплаты. Германия будет драться до конца!