Что ему надо? Этому старому чёрту.
Если бы он был один! За ним стояли ещё двое, сорокалетние – женщина, похожая на булочку, и изящный, как щёголь, мужчина. Они будто специально так по-идиотски встали, плотиной, чтобы людям не было прохода. Мужчина был похож на итальянца или испанца. Женщина – немного упитанная; её рыжие волосы собраны вверх, в «бабетту». Она была очень похожа на француженку. Эта дама фыркнула ноздрями, желая поскорее присесть. Люди протискивались через них к эконом-классу. Старик всё стоял и смотрел на Джека с ещё большим презрением. Из-за конфеты во рту он по-верблюжьи двигал губами, словно вот-вот плюнет Джеку в лицо. Мужчина, похожий на итальянца, демонстрировал страстность дерзкими поворотами головы в бриолине, оставляя в воздухе шлейфы чёрной причёски с отблеском оперения ворона. Он делал вид, что не замечает внимания зашедших пассажиров и сел напротив Джека, с краю, приняв вид усталого путника. В этом бизнес-классе два кресла были расположены напротив другой пары – так, чтобы четверо сидели в одной компании. Между ними встроен пластиковый овальный столик, с виду деревянный. Дерево не золото, но и его подделывают. Весьма необычный бизнес-класс.
Белая приталенная рубашка «итальянца» расстёгнута так, чтобы на его груди как бы нечаянно торчали кудри и блестел качественный серебряный крестик с распятием. Этот крест и прокурорский взгляд старика обжигали Джека морозом. Какого дьявола им надо от меня? Никому не нравится, когда нервируют его совесть. Совесть – и без того измученный зверь.
Всё ещё заходили белые люди, те, что с чёрными чехлами. За бортом чуть ли не африканская жара. От яркости солнца ослепительно светились белопёрые самолёты.
Женщина из компании старика и «итальянца» заняла своё место. Было видно, как она пытается скрыть наслаждение от его ошалелого взгляда. Не то чтобы взгляд его был именно таким, но она так вообразила. Вероятно, она и мужчина, похожий на итальянца – пара. Пусть даже всё в их внешности отличается. Лишь глаза этого мужчины, цвета сигары, сочетались с осенней желтизной её радужек.
Старик ещё раз, контрольно, сверкнул чёрным взором на Джека. Потом разгрыз остаток леденца и, о чудо, заговорил:
– Молодой человек.
Джек сухо сглотнул и ничего не сказал. Что тут скажешь? Ни возразить, ни согласиться. Кислорода в изобилии, но от волнения дышалось с трудом. Старик медленно, властно и давяще сказал Джеку:
– Вы не ошиблись?
Джек растерялся. Напор холодный и неуклонный. Будто этот старик – следователь и сейчас примется убеждать его в совершении преступления века, в которое парень сам поверит. Что я такого натворил? Джек готов был признаться в самых тяжких грехах – настолько этот старик был убедителен и проницателен.
Тот терпеливо повторил:
– Вы ошиблись?
– Самое время ошибаться, – Джек сам не понял, что сказал.
Старик неискренно и недобро улыбнулся. Его серебряный зуб сверкнул в стиле поэзии двадцатого века. Затем он сказал с фальшивой вежливостью:
– Вы заняли чужое место.
Джек заёрзал. Он вынул из кармана джинсов помятый билет. Стюардесса ещё при входе, мило улыбаясь, указала ему именно сюда. И на билете обозначено это же место. Старик не сомневался в своей правоте. Он состроил такую мину, будто проглотил горькую пилюлю. Джек ещё раз проверил место на билете и, скрывая беспокойство, сказал:
– Вот, посмотрите, – Джек протянул руку с посадочным талоном. – Мой билет не врёт.
– Не врёт, – повторил за Джеком старик. – Разве он лотерейный, чтобы врать?
Пожилой мужчина сжато улыбнулся лучиками из морщинок в уголках глаз и вежливо вырвал билет из руки Джека. Пробежался по нему глазами.
– И правда. Билеты одинаковые. Что за ерунда?
Старик положил оба талона на стол и как-то нехотя придвинул их к Джеку по столу в манере крупье. Джек тоже сравнил их. В билете старика было его имя: Иосиф.
За его спиной в направлении хвоста мелькали пассажиры. Иосиф сел с краю, рядом с Джеком, и наблюдал, что чувствует парень в связи с таким впечатляющим совпадением. На глянцевом покрытии столешницы цвета тростникового сахара отражались перевёрнутые лица мужчины и женщины – тех, что напротив, – как зеркальные портреты валета и дамы. Для них старик со своим отражением – король, а Джек… скорее, Джокер. Так в бизнес-классе создалась отдельная компания из четырёх козырей.
Вошли чёрные и красный. Вошли синие, жёлтые. Пассажиры эконом-класса почти все уже собрались. Поток людей в сонной артерии самолёта становился более вялотекущим. Но из-за этого они чаще замечали интересную компанию из четырёх человек. В бизнес-классе больше никого не было.
Старик Иосиф что-то скрывал. Он положил правый локоть на стол и ёрзал пальцами от носа ко лбу. Его поведение изменилось, будто он узнал, что разговаривает с сыном своего начальника, и по незнанию принял его поначалу за оборванца.
Он сказал Джеку с какой-то неловкостью:
– Рад знакомству.
– Правда? – сказал Джек.
– Как сказать. Не то чтобы совсем правда. Но и не сказать, что неправда совсем.
Всё живое вокруг беззвучно ахнуло. Так он здорово выразился.
Джек иронично изобразил великосветскую вежливость:
– Абсолютно взаимно.
Иосиф выпрямился и присмотрелся к Джеку. Он зауважал парня сильнее, чем минуту назад.
В брюхе самолёта, в эконом-классе, не было ни одного свободного места. Все уселись. До вылета оставались считанные минуты. Ручная кладь у всех либо под ногами, либо в руках, либо в ящиках над головами.
Старик думал, о чём сказать. Он явно что-то скрывал. Внешне он не ёрзал. Но внутреннее колебание ощущалось. Он обходил основную мысль и начал сбоку:
– Понимаешь?
Да отстанет он или нет?
– Что именно? – Джек не хотел потерять своё крутое место.
– Мы купили четыре билета.
Вот дела. Парень не мог это отрицать. Да хоть сто.
– Но вас же всего трое.
– Хм, – ухмыльнулся Иосиф, – всего трое. Так и есть, да, нас трое. И мы планировали хороший настрой. Нам же не к лицу расстройство, правда?
Иосиф тщетно ждал реакцию на своё остроумие со стороны коллег.
– Неплохо звучит, да? – по-прежнему тишина.
Эти простые смертные никогда не понимали его юмора и через раз хихикали из лести. Но не в этот раз.
– Четыре билета. На троих. Понимаешь? – снова сказал он Джеку.
– Ага. Четыре?
– Да. На троих. Четыре билета. Ой. А, да. На троих. Я уже запутался. В общем, нас трое, а билета – четыре. Вот. Чтобы рядом никого не было. Понимаешь ты или нет?
– Четыре, – внушительно подтвердил Джек.
– Наконец-то понял, – старик вздохнул с облегчением.
– Да, – сказал Джек, – было непросто, но я понял.
Иосиф слегка сжался.
Мужчина, похожий на итальянца, решил вмешаться в разговор. Без его «иностранной» помощи эти двое не разберутся. Бандитским тоном он пальнул:
– Парень. Ты не понимаешь, – он локтями опёрся на стол и придвинул лицо, – четыре на троих. Понял?
Изо рта у него шёл неприятный запах. Джек очень озадачился: ситуация едва ли разрешима.
«Итальянец» щёлкнул пальцами по обеим сторонам перед лицом Джека, указывая на его невменяемость. Джек посмотрел на эти щелчки. К горлу поршнем поднималось негодование. Иосиф почувствовал левым плечом тепло – это прилив крови к лицу Джека – и по-отцовски заступился за него:
– Не приставай к парню.
Он попечительно, с сочувствием, спросил Джека:
– Ты же понял?
Эта обходительность старика бесила Джека только сильнее. Красное лицо выжимало пот. Вдох-выдох. Он снизил градус внутреннего гнева и сказал:
– Ага. Четыре на троих. Не три на четверых, а четыре. Это лучше.
«Итальянец» удовлетворился ответом и откинулся на спинку. Он высказался тембром мафиози:
– Он наконец понял.
Их взгляды с Джеком сцепились. «Итальянец» сдался и почти сразу торопливо отвёл взгляд.
Женщина посмотрела на Джека как на милую дочь. От такого взгляда на его спине будто вырастали драконьи шипы. Но она умилялась ещё сильнее. И здесь хоть плачь, хоть смейся.