И, конечно, всё это не могло скрыться от взгляда чуткого впечатлительного мальчика. В одном из писем гимназической поры к дяде Гоголь говорит о житье-бытье в родной Васильевке и невольно вспоминает Кибинцы. Он пишет о том времени, "когда мы вместе составляли дружное семейство, как работали в саду, трудились и наконец собиралися к домашнему незатейливому обеду гораздо веселее и с бо́льшим аппетитом, нежели к тамошнему — в Кибинцах — разноблюдному* и огромному". Словом, лучше скромная жизнь под родной кровлей, чем обременительная роскошь в чужих палатах.

Впечатления, вынесенные будущим писателем из пребывания в Кибинцах, оказались сильными и противоречивыми. С одной стороны — книги, произведения искусства, волшебные превращения на театральных подмостках, блеск и великолепие; с другой — самодурство, произвол, унижение слабого и беззащитного.

Художественные способности мальчика проявились рано и многообразно. Сказалось влияние отца, давних и прочных семейных традиций.

Очень полюбил Николай садоводство: умел по примеру отца красиво разбивать клумбы, прокладывать затейливые изломанные дорожки.

Вероятно, к детским годам относится первое увлечение Гоголя рисованием. Рано проявилось и его умение копировать речь, жесты и манеру поведения окружающих, обнаружилась способность к актёрскому искусству.

Сочинять Гоголь начал тоже очень рано, но ничего из написанного им в детстве не сохранилось.

По преданию, в Васильевку приехал Капнист, чьё имение Обуховка находилось по соседству, и попросил мальчика прочитать стихи. Стеснительный и скрытный, тот долго не соглашался. Но потом прочёл. Когда мальчик ушёл, взволнованный Капнист объявил родителям: "Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя-христианина!" Об этом Марья Ивановна впоследствии рассказывала писателю Г. Данилевскому, историку и журналисту М. Погодину.

Что касается "учителя-христианина", то эту роль взяла на себя мать Гоголя, женщина глубоко религиозная. Однако её уроки имели на мальчика своеобразное влияние, несколько иное, чем предполагала Марья Ивановна.

"…Я ходил в церковь потому, что мне приказывали или носили меня, — признавался Николай Васильевич матери, — но стоя в ней, я ничего не видел, кроме риз, попа и противного ревения дьячков. Я крестился, потому что видел, что все крестятся".

Но один случай произвёл на мальчика особенное впечатление. "Я просил вас рассказать мне о Страшном суде, и вы мне, ребёнку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность".

Другими словами, Гоголь оставался холоден к формальному отправлению обряда; порою церковные церемонии вызывали в нём даже неприязненное чувство. Но зато беседы с матерью усилили нравственное сознание ответственности за свои поступки. Именно в этом свете воспринимал он пророчество о Страшном суде, о воздаянии каждому за его добрые и порочные дела.

Мысль о будущем, о предстоящих обязанностях пробудилась в Гоголе необычайно рано.

В конце лета 1818 года Василий Афанасьевич привёз сыновей Николая и Ивана в Полтаву и отдал в поветовое (уездное) училище. Пробыли мальчики здесь около года.

Летом 1819 года внезапно умер Иван. Смерть брата произвела сильное впечатление на Николая, который излил свои чувства в балладе "Две рыбки". Произведение не сохранилось, но слушавший его товарищ Гоголя Н. Я. Прокопович находил стихи очень трогательными и печальными.

После поветового училища Гоголь брал частные уроки у преподавателя полтавской гимназии Гавриила Сорочинского. Проживал он на квартире учителя, находясь на его пансионе.

Ни местная гимназия, ни тем более частные уроки не могли дать того образования, которое Василий Афанасьевич считал приличным для своего сына. Отправить же его в дальний университет — московский или петербургский — он считал делом накладным и хлопотным.

Тут произошло счастливое событие: весной 1820 года совсем рядом, в г. Нежине (соседней Черниговской губернии), была открыта Гимназия высших наук князя Безбородко*. В иерархии учебных заведений она располагалась ступенью ниже, чем университет, но всё же давала своим питомцам высшее образование. Называлась она в честь известного государственного деятеля князя Александра Андреевича Безбородко, на средства которого была основана.

В 1821 году, уже на второй год существования Гимназии, Василию Афанасьевичу по протекции Трощинского удалось устроить туда сына.

Семь лет пробыл или, вернее, прожил Гоголь в стенах гимназии (ведь он с марта 1822 года находился здесь на полном пансионе*), — и этот период довершил формирование его характера, определил его склонности и интересы.

Своё положение среди шумной ватаги сверстников он сравнивал с положением "иноземца", который забрёл "на чужбину искать того, что только находится в одной родине". Те же, в свою очередь, называли Гоголя "таинственным Карлой" и поглядывали на него с опаской. Настроение юноши часто менялось. То он поражал всех весёлостью и шаловливыми проделками; то уходил в себя, был задумчив и молчалив. Было рискованно докучать ему и приближаться слишком близко: остроумие Гоголя, его язвительный и беспощадный язык знали все.

Не один соученик Гоголя был ему обязан своим прозвищем, тем прозвищем, которое, как заметит потом автор "Мёртвых душ", даётся человеку "как пашпорт на вечную носку".

Классом моложе Гоголя учился в Гимназии Нестор Кукольник, впоследствии известный писатель. Произведения Кукольника, которые он начал сочинять ещё на школьной скамье, отличались выспренностью и нарочитой торжественностью, и Гоголь называл его Возвышенным.

Сокурсник Кукольника, Михаил Риттер, получил целый каскад прозвищ: Барончик, Доримончик, Фон-Фонтик-Купидончик, Мишель Дюсенька, Хопцики[1].

Другого гимназиста, Николая Прокоповича, Гоголь прозвал Красненьким — за необыкновенно румяный, яркий цвет лица.

Впрочем, Прокоповича Гоголь любил. Принятый в Гимназию в один день с Гоголем, впоследствии писатель и педагог, Прокопович стал одним из постоянных спутников всей его жизни.

Другим товарищем Гоголя был его сверстник Александр Данилевский*. Познакомились они ещё мальчиками в Васильевке, а сблизились в Нежине. Дружбу с Данилевским Гоголь также сохранил на всю жизнь.

Год от года Гоголь взрослел, становился серьёзнее. В марте 1825 года, когда он был в 6-м классе, умер отец. После смерти брата Ивана это была вторая потеря, тяжело пережитая Николаем. "Хотел даже посягнуть на жизнь свою", — писал он матери. Но сумел взять себя в руки. Теперь он остался единственным мужчиной в семье.

В нём пробуждаются хозяйственные интересы; он хочет знать, как идёт в Васильевке перестройка дома; даёт матери советы, что́ и как сеять, как завести черепичный завод и где отыскать для этого глину; рисует узор для ковра; интересуется всем, от воспитания сестёр до устройства нового курятника.

Хозяйственность и бережливость проявляются и в отношении к книгам, до которых Гоголь был большим охотником. Одно время он исполнял в Гимназии роль хранителя выписываемых сообща журналов, т. е. роль добровольного библиотекаря. Строгости завёл невиданные: "Получивший для прочтения книгу должен был в присутствии библиотекаря усесться чинно на скамейку в классной зале, на указанном ему месте, и не вставать с места до тех пор, пока не возвратит книги. Этого мало: библиотекарь собственноручно завёртывал в бумажки большой и указательный пальцы каждому читателю и тогда только вверял ему книгу".

В Гимназии ещё сильнее проявилась разносторонняя художественная одарённость Гоголя. Он учится играть на скрипке, много рисует, участвует в спектаклях и как художник-декоратор, и как актёр. С особенным успехом исполняет комические роли, например Простаковой в комедии Фонвизина* "Недоросль".