— Куда путь держишь, служивый?
В говорившем я узнал Сурка. Выглядел он обшарпанным, что не удивительно после полигона, и как будто постаревшим.
— Дон? — удивился синий. — Вот так встреча. Мужики, это тот самый кровавый заяц, помните? Прошёл слушок, что ты сдох. Стал начинкой для багета.
— Ага, — кивнул я, — стал. Он меня переварил и…
— Понятно. Куда тебе?
— В Петлюровку.
— Садись, подвезём.
Я забрался через задний борт, сел на пол, вытянул ноги. Пассажиры смотрели на меня с подозрением.
— Экипировочкой обзавёлся, — кивнул Сурок. — В прошлый раз у тебя ржавая эмпэшка была, а сейчас АК, и пистолет, гляжу. Лебедева?
— Плащ людоеды подарили, разгрузка Старшины. Погиб он, земля ему пухом, а экипировку мне завещал, — отмёл я разом все вопросы.
— Да ты не ершись, я ведь не обвиняю тебя ни в чём. Чем теперь заниматься намерен? К нам в охрану не желаешь?
— Уже. Только во внутреннюю.
Пассажиры презрительно зафыркали. Сурок кивнул:
— Ну да, ну да… Мозгоклюй новое шоу замутил. Не слышал? Теперь зайцев вооружать будут. Чем не знаю, но добровольцев на полигоне готовят как на войну. Во будет потеха. Не шоу, а смертоубийство. Охотникам раньше триста статов платили плюс премия за каждую тушку. Желающих было хоть отбавляй. А нынче предлагают пять сотен в день, и очереди что-то невидно. Не хочешь поучаствовать?
— Если только ты в зайцы пойдёшь.
Сурок рассмеялся.
— Весёлый ты, Дон. Я когда тебя впервые увидел, так сразу и понял — весёлый. Ну ладно, приехали, выходи.
Бронеплощадка тормознула, я махнул через борт.
— Спасибо, что подвезли.
— Бывай, Дон, увидимся.
Когда я вошёл в Петлюровку, солнце уже опустилось до терриконов. На дорогу легли длинные тени, ветерок повеял первой прохладой. Возле домов загорелись огни, но жизнь здесь только начиналась. Из открытых окон доносились смех, песни и брань. Через дорогу перебежала стайка мальчишек. Глянули на меня, посчитали несущественной добычей и подскочили к подвыпившему загонщику. Окружили, затараторили. Один запустил руку в карман, загонщик схватил его за ухо, поднял на уровень плеча, мальчишка заверещал. Из-за угла тут же проявились двое дикарей с битами. Наверняка ещё ножи где-нибудь припрятаны.
— Э, чё за нах… Детей обижать любим? А ты случаем не педофил?
Разборки дело скользкое, повернутся может в любую сторону, мне сейчас не до этого. Я не стал вмешиваться, забил в планшет:
На месте.
Ответ пришёл быстро:
Следуйте в салун «Отвёртка». Обратитесь к бармену.
Знакомое заведение, и не так уж далеко находится. Я смешался с общим поток и в нём добрался до салуна. Перед входом творилось нечто несуразное: бились двое дикарей. Бились неумело. Любой послушник из миссии раскидал бы обоих за полминуты. Они больше орали и грозили друг другу египетскими казнями, чем махали кулаками. Причина драки сидела рядом на ступеньке, вытирала сопли подолом и бормотала что-то несвязное. Когда я проходил мимо, она посмотрела на меня и высоким голосом провизжала:
— А-а-а… падла… туда же…
В общем, Петлюровка в вечернее время место очень оживленное. Несколько раз я ловил на себе недружелюбные взгляды, и, возможно, только наличие оружия не позволяло хозяевам этих взглядов подойти ко мне ближе. Хотя как знать, если забрести в тёмный проулок или глухой тупик, то не факт, что оружие поможет.
Я вошёл в салун. Все столы заняты, к барной стойке не протолкнуться. Дым, угар, крики, звон бьющейся посуды. На оркестровой площадке под звуки пианино пыталась что-то петь затянутая в концертное платье толстуха. Я прислушался. Если отбросить в сторону шум, то пела она на удивление хорошо. Красивый глубокий голос. И песня очень знакомая. Старая…
К долгожданной гитаре я тихо прильну,
Осторожно и бережно трону струну,
И она отзовётся, зазывно звеня,
Добротою наполнив тебя и меня.
Те немногие слушатели, которые внимали певице, дружно захлопали в ладоши и затянули припев вслед за ней.
От зари до зари,
От темна до темна,
О любви говори,
Пой гитарная струна [2].
Раздвигая народ плечами и не отвечая не нелестные выкрики, я прорвался к стойке. Бармен был тот же, что и в прошлый раз: мрачный и крепкий как бочонок пива. Я бы, кстати, не отказался от кружечки, но в разделе «Финансы» светился жирный ноль, а повторно влезать в красную зону не хотелось.
— Дон? — без всяких наводящих вопросов, спросил бармен.
Я кивнул. Он наполнил кружку, поставил передо мной.
— За счёт заведения, — и добавил чуть тише. — Жди.
Бармен ушёл, вместо него шустрый юноша принялся наполнять посетителям кружки и стопки. У кого не было штрих-кодов и планшетов, расплачивались смарт-картами.
Слева примостился лысый мужичок в коричневой майке, похожий на высохшую поганку. Подмигнул.
— Выпьем, приятель?
От его подмигивания мне стало неприятно. Он на что намекает?
— Я не по этой части.
— Так и я тоже. Просто выпить зашёл. День выдался тяжёлый, требуется отдых, а в жилом блоке так не развеешься. Да и цены здесь ниже, чем в помывочной.
Юноша плеснул ему водки до краёв. Мужичок опрокинул стопку в себя, крякнул. На кармане у него было вышито имя: Желатин.
— Любезный, ещё стопочку плесни. И грибочков солёных подай, — он повернулся ко мне. — Грибочки у них — чудо. Подают с луком, со сметаной. Ум отъешь! Я сейчас говорю, а у самого слюнки текут. Закажи тарелочку, не пожалеешь.
Желатин не походил на человека с достатком. Я уже давно обратил внимание, что те, кто по местным меркам прилично зарабатывал, старались покупать не майки, а рубашки, которые стоили гораздо дороже и являлись своеобразным показателем обеспеченности. Но сдаётся мне, что ценник на грибную закуску значительно выше того кофе, которым угощала меня Алиса, однако Желатин ел грибы и не вздрагивал от мысли, что они стоять больше среднего дневного заработка. На чём же он зарабатывает, если может позволить себе такую роскошь?
Вернулся бармен, положил на стойку ключ.
— Второй этаж, комната шесть.
Я накрыл ключ ладонью.
— Пиво не убирай.
По широкой лестнице поднялся наверх, прошёл по галёрке, повернул в коридор. Возле двери с цифрой «6» остановился. Приник к полотну ухом, прислушался. Изнутри доносился то ли скрип, то ли хрип. Что или, вернее, кто меня ждёт с той стороны? Справлюсь? Должен справиться. А если он заряжен? Заряженный человек на порядок быстрее, вплотную к нему подходить нельзя.
Я снял автомат с предохранителя, левой рукой сунул ключ в скважину, повернул.
Музыка заиграла громче, хор пьяных голосов подхватил очередной шлягер прошедшего века. Я замер на секунду — тональность скрипа не изменилась — скользнул в приоткрытую дверь и тут же закрыл её за собой.
На столе горела лампа. В круг света попадали стены небольшой комнатки, тумбочка с бутылкой и узкая койка. На койке дёргались двое, от этого и происходили хрипы и скрипы.
Я облизнул губы. Ну и кто из них цель? Или я должен ликвидировать обоих?
Из-под мужской туши на меня уставилось женское лицо с размазанной по щекам косметикой. Женщина посмотрела сначала на автомат, потом на меня, потом снова на автомат, и забарабанила ладонями по голой спине мужчины.
— Эй, эй, эй!
— Ты чё?
— Кто это?
Мужчина обернулся. Грызун!
И всё встало на свои места. Мёрзлый обещал разобраться со старателем, чтобы тот не проболтался о новом проводнике, и выполнил обещание, но почему-то решил сделать это моими руками. Хочет повязать кровью? Так на мне уже и так литры, в той числе свиной. Или действительно выбор осуществляет группа аналитиков?
Грызун подскочил. В голом виде он выглядел совсем уж нелепо. Ноги кривые, бугорок между ними скукожившийся, тело в тюремных наколках. Звёзд на плечах не наблюдалось, но куполов, крестов и прочего хватало в избытке.
