Горло перехватило знакомым спазмом, дышать становилось труднее и чем он ближе он подходил, тем меньше воздуха оставалось. Даже ладони вспотели, давно я так не волновалась.

Высокий брюнет, в белой рубашке и черных штанах. Отличная, спортивная фигура, не качок, но и не середнячек. Просто крупный молодой мужчина. В нашем мире бы я его просто назвала мужчиной, но с учётом местных возрастов, он молодой мужчина. Острые скулы, прямой нос, бритые виски и отросшие пряди на макушке. Глаза черные и становятся всё темнее. Черный дым расползался от зрачка и заполнял все глазное яблоко. Крылья носа раздувались, грудная клетка понималась от глубоких вздохов. Руки сжаты в кулаки и убраны в карманы брюк, а губы кривятся, как будто он смотрит на нечто отвратительное. Шаг плавный, медленный, видно что не горит желанием подходить, но нужно. Нужно, что бы потом нависнуть надо мной очень близко и разглядывать мои глаза.

Я облизала губы, в горле уже пересохло, кажется, у меня сейчас будет разрыв сердца. Его взгляд проследил за кончиком моего языка и он сглотнул. Кажется, тьма в глазах стала только сильнее…

Я совсем не понимаю что происходит, это делает со мной он или это происходит со мной само по себе от его присутствия. Но сейчас мне не хочется, что бы он уходил. Он должен быть рядом. И моя хвалебная интуиция тоже не понимает, что это все значит, вроде бы надо и бежать, но в то же время он важен для меня. Как он может быть важен, если я его только встретила?

— Сними артефакт, — голос глубокий, хрипловатый, как медом по сердцу.

Я не могу пошевелится, вот и хорошо, а то загипнотизирует меня ещё и я реально сниму амулет. Никто не может снять защиту, только я.

Язык присох к небу, сижу и молчу, ответить не могу, да и не хочу.

— Если не снимешь будет больнее, я все равно залезу в твою прелестную головку.

Как залезет? Не может ведь. Или может?

— Любую защиту можно сломать, — шепчет он, — Давай лучше сама, не хочу что б тебе было больно.

Он наклоняется ещё ближе, проходит пальцами по скуле и обхватывает подбородок.

— Зачем? — все, что я могу сказать. Сознание потихоньку покидает меня, в глазах темнеет.

— Хочу узнать кто ты такая, — губы опять изгибаются в кривую линию презрения.

Я медленно тяну руку к амулету и сжимаю его в кулак.

— Нет.

Парень отпускает мой подбородок, при этом не сильно толкнув, голова откидывается назад и возвращается на место. Как мусор выкинул, урод. Волна гнева проходит по венам, маленькие молнии жалят кожу и отрезвляют меня.

— Фальшивка. Сухая, черствая фальшивка… — с неподдельной грустью вздыхает он, — ректора таким посчитала и сама такая же, лицемерка.

Прежде чем окончательно прихожу в себя, он щелкает пальцами и из под его ног начинает валить вверх черный туман, в котором он и исчезает.

Недолго сижу неподвижно, а потом вскакиваю и разминаюсь, стараясь ни о чем не думать.

Когда нервы пришли в норму, дыхание выровнялось, никаких огней по венам и молний на коже не осталось, появился шанс разобраться в том, что сейчас произошло.

Скорее всего, состояние больше навязанное, чем мое. Учащенное дыхание и сердцебиение, а так же неподвижность — это его рук дело. А вот чувство, что он мне нужен… хотя нужен громко сказано, но он определенно важен. Если с ним что-то случится я буду искренне переживать, это я понимаю как дважды два.

А ещё мне обидно… фальшивка, сухарь, лицемерка. Обидно так, как будто родной человек это сказал.

Я и забыла когда мне последний раз говорили, что я чёрствая. Ещё на первых курсах университета, потом все просто привыкли. Но если я не буду такой, я от эмоциональных потрясениях повзрываю пол академии.

К моменту возвращения ребят я окончательно успокоилась и разобралась в своих и навязанных чувствах и эмоциях. А вот почему мои были такие странные, я так и не поняла.

Оказывается ребята сбегали в столовую за булками, позавтракать-то нормально я им не дала, что б во время экскурсии присесть где-нибудь и перекусить.

Оставшееся время мы с четверкой провели за прогулкой по парку, мне показали тренировочные полигоны, лаборатории, теплицы, загоны для животных, лечебницу, здание завхоза, где я буду получать форму и инвентарь для отработки наказаний, например, чистки конюшен или прополки грядок. Все четко и по делу, у Дороти, на это, ушел бы день. Хорошо, что вчера попросилась сразу в библиотеку, точно уши бы в трубочку свернулись.

Мне нарисовали схематичную карту учебных корпусов, что бы я не путалась, когда буду искать аудитории.

В общем время мы провели с пользой, не знаю как бы я справилась без парней, они мне очень помогли.

До обеда я пробыла на чердаке, начала разбирать завалы. Взяла у завхоза топорик и расколотила на доски старую мебель. Оставила покосившийся шкаф и такие же стол, стул и прикроватную тумбу. Позже нужно будет взять ещё инструментов, что бы их починить. А пока можно убрать пыль, всю, конечно, не успею, но с чего-то надо начинать. Ещё бы сделать что-нибудь с этими серыми досками на стенах, потолке и полу, покрасить что ли?

Вильцельген Четвертый Восселенский оказался приятным мужчиной лет тридцати пяти. Русые, кудрявые волосы и подтянутая фигура. Черный камзол с золотыми нитями и высокие сапоги. Карие глаза смотрели без насмешек и издевок, без теплоты, но и безразличными их назвать нельзя.

Стандартный рассказ о себе, от куда, где училась и чем потом занималась. Потом рассказ о моих обязанностях, не очень-то и сложных, а именно обучение в академии и пристойное поведение. На право и налево по койкам не прыгать, не устраивать драки, лаборатории не сжигать. Спокойный разговор, можно сказать ни о чем и обо всем. Это можно даже назвать успехом, с учётом того, что мы незнакомцы, которым обстоятельства навязали друг друга.

Так же мне выделили средства на покупку нужных мне вещей. Список, что понадобится для учебы, мне выдадут после определения на факультет.

Обсудили сами факультеты, он оказался не против моего поступления на дознавателя. Правитель вообще даже и не представлял, что девушки хотят попробовать себя в следствии, как и о том, что преподаватели против. В принципе оно и понятно, император все таки, а этим должен заниматься ректор, не зря же он здесь. Вальцельген — мне разрешили называть его так, когда никого нет — обещал обсудить это с Хольдом.

Обсудив мое ближайшее будущее, мы отправились держать камушки, что б определится с моим будущим факультетом. Шансы на то, что император передумает и не отправит меня учится, таяли с каждой секундой. Оно и понятно, легче оставить меня в академии, где есть охрана, где меня будут кормить и я буду в тепле, чем тратить время, что б пристроить меня куда-нибудь. Да ещё и нужно придумать куда.

Если честно, от встречи я ожидала совсем другого. Большей помпезности, кучи охраны, золотые доспехи, в конце концов. На первый взгляд может показаться, что императору глубоко побоку на меня, но я чувствую, что это не так, просто он очень занятой, возможно из-за меня пришлось сдвинуть какой-нибудь совет. Даже неудобно себя почувствовала, виноватой, что отвлекаю такого человека от действительно важных дел.

В просторном зале за столами сидели преподаватели, столы были расставлены квадратом, по середине одного стола сидел ректор, как всегда холодный и неприступный, даже захотелось скривится при виде него. А вот он не сдержался, губы скривились в презрительной усмешке, а сам он выразительно осмотрел мой наряд, хорошо хоть кожанку натянула, надо было и шлем взять, что б раздражать эту сушку меньше. Что б его черти обматерили и все, что они ему сказали — сбылось! Хамло и бесчувственный валенок.

Рядом с Хольдом разместился император, у него странно дергались уголки губ, как будто он пытался сдержать усмешку. Даже не усмешку, он пытался не заржать.

А кто у нас император? На оборотня, вампира и, тем более, русала не похож. Хотя ему бы пошли кораллы и водоросли в волосах. Теперь уголки губ дернулись у господина ректора Хольда.