Как я вообще мог сравнивать ее с Алайной? Хоть Аня и выигрывала по всем фронтам, но ведь это небо и земля. Та была раздражающе «идеальной», а эта бесит своей идеальность, да так, что отшлепать хочется.

— Знаешь, что не надо читать чужие мысли, что бы понять о чем ты сейчас думаешь? — покраснев, спросила она.

Знаю, у меня все на лице написано и в штанах поставлено. Только бы добраться до нее, но пока хочу что бы поухаживала.

— Ты сейчас ляжешь спать и это не обсуждается. А я уйду, как только ты уснешь, что бы тебя на подвиги не потянуло.

М-да, она, наверное, не понимает, что на подвиги-то тянет когда она рядом. И совсем не на геройские, а постельные.

Положив свои ладошки на пряжку ремня, она замялась. Конечно, стояк такой, что гвозди заколачивай, да и яйца тут как тут поджались, до болезненных спазмов. Но Аня все таки несмело расстегнула штаны, дрожащими пальчиками. У самой дыхание сбилось, грудь поднимается, так и просится в ладони, соски торчат, что захотелось тут же их укусить. Жилка на шее выделялась и билась с каждой секундой все сильнее, надо срочно языком по ней провести. А как она пахла, очень сочно, как персик. Представил как сейчас эти ее персиковые соки стекают по внутренней стороне бедра и зарычал.

Аня дёрнулась и поспешила подняться, она уже успела опустится на корточки и расстегнуть мои сапоги, меня от этой картины током прошибло, уверен, что это она свои молнии по мне пустила. Ведь сама провоцирует, не понимает, но делает это. Все таки парность не просто пустой звук и физическое влечение у пар бесконтрольное и чертовски сильное, ослабнет немного только когда самочка понесет. Моя самочка.

Я сбросил сапоги, наступая на пятки носками и дёрнул свою девочку на себя. Перевернувшись к кровати, толкнул ее и сразу же, не давая опомнится, склонился над ней.

В груди море нежности, когда смотрю на нее, хочется прижать к груди и не выпускать, а лучше, прям в себя вдавить, что б всегда при мне была и только дома, можно и отпустить, когда никто не видит и что бы голенькая ходила, соблазняла меня, а я бы с радостью вёлся и не выпускал уже из других объятий, более горячих.

Пускай даже не надеется, что я ее выпущу сейчас. Вон уже начинает осознавать, что происходит. Глазки из больших и удивлённых, начинают сощуриваться, собираются грозовые тучи в глазах, не зря у нее они серые. Поэтому надо действовать быстро, пока кусаться и брыкаться не начала.

Грудь, лучший вариант, она у нее очень чувствительная, мне кажется, что Аня сможет кончить от таких ласк, надо только чуть-чуть поднажать.

Я склонился над острой вершинкой и, прямо через рубашку и тоненький лифчик, укусил ее. В награду за правильные действия, получил тихий «Ох» и бедра, которые попытались сжаться. Я быстренько перелег, раздвинув ноги и устроился между них. Руки уже сами дергали за полы рубашки, а когти вырастали, что бы порвать ее нижнее белье. Шикарно, можно вечно смотреть на ее бархатную кожу, молочного цвета, что идеально контрастирует с моей смуглой, на упругие груди, не очень большие, но такие аппетитные, что хочется скушать их сразу как вижу, и розовые сосочки, цвет как у ее губ, и нижних и верхних, уже все сморщились и просят добавки.

Я наклонился снова, теперь поведя языком и смяв при этом грудь. Вкуснота. Она везде вкусная, фруктовая. Я бы не останавливался никогда, продолжал кусать, лизать и сосать ее грудь, при этом слушая самую лучшую музыку — ее стоны, всхлипы и сбивчивый шепот.

Все, точно невозврата пройдена, меня даже она теперь не остановит. В груди пожар, руки, как у запойного, трясутся, а член болезненно ноет, хочет быстрее в свою узкую дырочку, что обнимет его и приласкает.

Да, я оказывается озабоченный на всю голову!

Конечно, озабоченный, когда такая сексуальная девочка, стонет и извивается под тобой. А ещё течет не хуже, чем в гон.

Аня закинула свои руки мне на плечи и стала их сжимать, царапать своими коготками. Запустила свои пальчики в мои волосы и, сжав их, стала прижимать меня сильнее. Утробное рычание так и вырвалось у меня безостановочно.

— Страстная девочка, — хрипел я, наслаждаясь видом ее искусанных и покрасневших сосков, таких же губ, которые она покусала своими жемчужными зубками, затуманенным взглядом и лихорадочном румянцем. Но самое лучшее — это стон разочарования, когда я остановился.

Я набросился на ее губы, будто век не целовал. Мягкие, податливые, которые сразу раскрылись и приняли мой язык, а ее язычок сразу стал играть с моим. Дразнит, сладкая.

Руки гуляли по телу, жили своей жизнью. Ноги уже голые, на моей талии. Когда успел снять её юбку? А где мои штаны? Не помню и помнить не хочу такие мелочи.

Пальцы добрались до ее гладкой, идеальной киски и повязали в ее влаге. Я отстранился от нее и поднес эти же пальцы к ее губам, размазал ее смазку по ним и слизал. Кажется, она задыхается. Потом протолкнул эти пальцы в рот своей девочке и сам еле сдержал стон, но не дрожь, когда она облизала их и стала посасывать. Эти губки созданы для того, что бы сосать мои пальцы и мой член. Не выдержал и ворвался языком в ее рот, как самое настоящее животное вылизал ее язык, небо, прошёлся по зубкам, собрал весь ее вкус.

— Я тебя сейчас трахну, а прелюдии перенесем на следующий раз, член болит уже, — прохрипел я и, проведя головкой по клитору, ворвался в свою девочку.

От кайфа повело в сторону, заплясали круги перед глазами, а из горла вырвался стон. До чего же узкая, вся для меня

Я сфокусировал взгляд и увидел, как Аня хватает воздух своими губами, глаза закатываются и почувствовал как она сжимает свои пальчики на моих предплечьях, вгоняя свои ноготки под кожу.

— Ты моя девочка, — просипел я низким голосом и, медленно выйдя, резко вошёл.

На каждом толчке повторял «Моя!», что бы знала и привыкала ко мне, а не к мужику с темным от тени лицом. Потому что моя, сейчас я даже готов ее привязать к кровати и не отпускать, пока сама не начнет кричать, что она только моя!

Я вбивался в нее, с хрипами, стонами и рыком, поднимался на руках, закидывал длинную ножку на плечо и входил под другим углом. Переворачивал, давил на лопатки и держал за бедра, что бы не опускала свою упругую попку. Шлепал, сжимал и гладил тонкую шею, набухшую грудь, соски и попу. Наслаждался, полностью погрузившись в эту девушку. Не слышал ничего и не видел никого, кроме нее. Получал нереальное наслаждение от ее кайфа.

А потом открыл в себе эмпата и стал чувствовать ее эмоции не только парной связью, но и своими силами.

Меня затрясло, в лёгкие по поступал кислород. Ее эмоции такие вкусные, запросто можно свихнуться. Ей было настолько хорошо, что она терялась, не понимала где верх, где низ, эмоции закручивались где-то в животе, а голова была в тумане.

Она замерла и распахнула глаза, глядя в потолок, а я ускорился.

— Кончай, сладкая, кончай, — рычал я и сжимал ее бедра, насаживая на себя ещё сильнее, ещё глубже и резче.

И она кончала, долго и громко. Со слезами, как обычно, и криком, мотала головой и не контролировала ни одного своего движения.

Влагалище пульсировало, ее сок тек по моим яйцам, а я не мог оторвать от нее взгляд.

Контролировать себя становилось все сложнее, яйца сжались, так что сейчас сам заною от боли. Но продались своей волчице оргазм — это святое.

Когда пару начало отпускать, я перестал сдерживаться и с, даже не рыком, ревом, кончил, заливая все ее влагалище своей спермой.

Голова кружилась, а руки не держали, все что я успел сделать, это опереться на локти, что б Аню не раздавить. Упёрся лбом в ее плечо и продолжал ловить свой самый яркий оргазм. Наконец-то лицом к лицу, наконец-то она знает кто я, наконец-то она кончает на моем члене, а не на члене незнакомца.

А яркие вспышки в пояснице и круги под веками все не уходили, я кончал так же бурно, как и моя пара, а она сейчас любовалась мной так же, как и я ей недавно. Я чувствовал ее восхищение и это добавляло ещё большего кайфа. Я не думал, как выгляжу, мне было все равно, ей определенно нравится, то что она видит, а кто я ей что бы запрещать любоваться собой?