– А зачем помогать тому, кто тебя ненавидит?

– Ну и что? – спросил дед и широко улыбнулся, в уголке его губ образовались четко различимые сладки. – Неужели я не помогу человеку, который нуждается? Не важно, враг-друг. Всегда надо оставаться добросовестным.

– Ну если серьезно, то помог бы плохому человеку, например?

– Хм, – дед посерьезнел и на мгновение завис, как старая система марки виндоус. На его лбу обозначились три прямые складки: большая, средняя и совсем маленькая. – Ты ведь знаешь, кем я работаю, Павлуша?

– Да, дед, ты – профессор.

– Профессор чего?

– Философии?

– Правильно! – почесал колючую седую щетину дед. – А у философов не принято делить людей на черное и белое. Жизнь состоит из полутонов. Их огромное количество. Плохих людей не существует, равно как и хороших. Все мы неоднозначны. Мы видим мир через призму своих ощущений. Вот, какого цвета этот свитер? – спросил дед и указал на рукав своего джемпера.

– Зеленого, – уверенно подметил я.

– А вот для меня – зеленовато-синего. Мы слишком субъективны от мозга до костей. Некоторые люди думают, что только их взгляд верный. Это глубочайшее заблуждение.

Дед пару раз шмыгнул носом, достал из кармана клетчатый носовой платок и высморкался.

– Что до помощи, я всегда руководствуюсь следующим правилом, – дед сложил платок и убрал обратно в карман, – как можно есть белый хлеб с маслом, когда рядом с тобой человек умирает с голоду? Взаимопомощь и уважение – это два главных человеческих качества.

Я прикоснулся к верхней губе указательным пальцем и закатил глаза в знак раздумий.

В дедушкиных аргументах была доля правды. Но я считал, что жизнь – это борьба. Ты всегда должен в первую очередь думать о собственном благе. Дед же придерживался иного мнения.

Ко мне быстрым шагом направлялся отец. Он выглядел нервным, будто его обсчитали в магазине на кругленькую сумму. Его брови были сдвинуты к переносице и почти застилали глаза. Он чем-то походил на Раскольникова. Не хватало только топора в руке.

– Ты куда это пропал? – резко сказал отец. – Бабушка тебя обыскалась. Ты поступаешь некрасиво. Что скажут родственники?

Блин! Что? Как? Вот какие вопросы пришли мне на ум. Что этот перец, черт возьми, несет.

– Ты, наверное, впервые оказался в приличном обществе. Твой дед не работал над твоим воспитанием? Пока все не разойдутся, не смей выходить из-за стола. Это считается дурным тоном. Тебе понятно?!

Что?! Нет, нет, нет… как… как он вообще смеет?! Он не имеет права так говорить о дедушке. Да и о каком приличном обществе говорить-то, когда ни один из этих долбаных родственников не обмолвился ни словом о покойном.

Один из них вообще рассказывал анекдоты! Какие нахрен анекдоты?! Какие?! У всех «этих» только одно на уме – пожрать, побухать и трахнуть чужой мозг тупыми анекдотами.

– Надеюсь, мы друг друга поняли, – заключил отец и ушел.

Что он возомнил о себе? Вернулся спустя много лет, и ещё диктует мне условия! Надутый индюк! И это мой отец? – я с горечью сплюнул на тротуар и прошёл мимо уставившихся на меня девчонок обратно в ресторан.

Я лежал и пялился в потолок. Почти все стены комнаты были обклеены плакатами с изображением Виктора Цоя. Я любил его песни. Они возвращали меня к жизни, когда было особенно тяжко. Моим одноклассникам было этого не понять. Как говорил мой учитель истории: чего ожидать от поколения, сидящего у подъезда с банкой «Ягуара»?

В голове на секунду возникла аналогия с современным репером, дающим концерт на стадионе перед многотысячным стадом баранов.

Меня сразу же потянуло нарисовать карикатуру. Я вскочил с кровати и побежал к рабочему столу. Заточил карандаш и начал водить острым грифелем по бумаге.

Разговор на кухне меня отвлёк. Я приоткрыл дверь и прислушался. Бабушка и отец о чем-то говорили.

– Мам, давай помогу.

– Да нет, Васечка, не надо.

– Тебе же тяжело.

– Ну хорошо, сыночка, раз ты настаиваешь.

По звуку кто-то наливал чай.

– Какой же у тебя вкусный обед получился. Просто объедение!

– Спасибо, сыночек. Рада, что смогла угодить.

Послышался звук поцелуя.

– Как же я соскучился по тебе! Как же долго я тебя не видел! Все-таки по скайпу болтать намного хуже, чем вживую.

– О! Да, сыночек. Я так рада, что ты здесь. Так тепло на душе! Как твой бизнес, сыночка? Надеюсь, у тебя хороший заместитель.

– Да, у меня отличная команда. Я долго набирал людей, которым смогу доверять. Главное, расставить правильные приоритеты и не давать работникам спуску. Надо, чтобы были полнейший порядок и дисциплина. В лесном бизнесе это особенно важно.

– Какой ты у меня молодец, сыночка. Деловой, ох деловой. Горжусь тобой!

– Кстати, не видела мои таблетки «Рокона»? Такая серая упаковка.

– О! Конечно, сыночка, я их, по-моему, в аптечку положила, посмотри в коридоре.

Послушав разговор отца и бабушки, я уже было подумал, что относился к отцу слишком сурово, но его последняя фраза меня как будто шандарахнула по голове:

– Мам, ты не представляешь, как я рад, что мы избавились от этого старого хрена! – сказал отец.

– Да, сынок. Царствие ему небесное. Жаль, что к тебе он был так несправедлив.

Уж от кого-кого, а от бабки я не ожидал такое услышать! Бабуля явно сидит под чем-то жестким и не соображает, что вообще несет. Будто ее здравомыслие приняло приличную дозу ЛСД и находится под сильнейшим кайфом.

Мне хотелось ворваться на кухню и наорать на них. Кто эти двое такие, чтобы говорить всякое дерьмо про моего друга, наставника и просто хорошего человека?! Один пропадал в заднице мира и приперся через много лет неизвестно для чего! Другая, черт ее дери, старая корова, которая уже явно не осознает, что говорит в порывах старческого слабоумия.

Я глубоко вдохнул, выдохнул, сжал кулаки и стремительным шагом вернулся в комнату. Бросился на кровать и впился зубами в подушку. В голове эхом раздавались отцовские слова: старый хрен, старый хрен, старый хрен.

Я достал из-под матраса «айпод» и пролистал плейлист. Вставил наушники и включил песню «Восьмиклассница». Я долго ворочался в кровати. Едва сдерживал подступающие к глазам слезы. Постоянно хлюпал носом. Чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком в мире.

В наушниках заиграл куплет, мне полегчало:

Для меня музыка была некой отдушиной, как для заядлого курильщика очередная доза никотина в момент сильного стресса. Строчки из песни напомнили один эпизод из моей жизни.

Когда я учился в третьем классе, сидел на последней парте. Наша классная руководительница записывала арифметические примеры на доске. Дима Турков поглядывал на меня с третьего ряда. Он поворачивал ко мне свою квадратную физиономию и подмигивал.

Турков был сильным и здоровым, как «Гелендваген». Его боялись все мальчики в классе. Одни страшились, что их изнасилуют. Другие тряслись, что им вышибут мозги с одного удара. Дима Турков не трогал только девочек. Представительницы прекрасного пола не входили в круг его сексуальных предпочтений.

Моим вниманием полностью завладела она. Весь урок я пялился на ее белокурый затылок. У нее была красивая золотистая коса и длинная шея с несколькими едва заметными родинками. Эх, Лиза, Лиза…

Я знал, у меня нет никаких шансов. И всё же в душе теплилась надежда, что Лиза Колышева обратит на меня внимание. Я, конечно, понимал, что Шарль Перро написал полный бред про то, что красавица может полюбить чудовище. Все эти сказочники либо ничего не смыслят в жизни, либо намеренно вводят в заблуждение наивных читателей.