Автор данной книги выражает огромную благодарность всем, кто работал над материалом и пропустил через себя сюжет изначальной рукописи, а также помог сделать ее чуть лучше. Благодарю Сергея Германна, Ольгу Побединскую и Галину Ивину за редактуру и замечания по тексту. Выражаю признательность Наталье Емельяновой за корректуру книги. Ко всему прочему, хочу сказать большое человеческое «спасибо» всем тем, кто осилит эти два произведения до конца.

Я стоял с опущенными руками, сильно сутулясь, и смотрел, как коренастые мужички несут черный сосновый гроб. Рабочие аккуратно опустили покойного деда в яму. Мы с бабушкой взяли комья земли и по очереди бросили на крышку гроба. Старушка повернулась ко мне. Тогда я впервые рассмотрел ее красивые васильковые глаза. У пожилых людей глаза обычно водянистые и поблекшие, но у неё они, вопреки преклонному возрасту, сохранили свой удивительный цвет. Она пошамкала тонкими губами. Приподняла почти прозрачные светлые брови и высоким голосом сказала:

– Деточка, ты не переживай. Я знаю, тебе тяжело, – шмыгнула носом, – все образуется, мой милый, все образуется, – повторила она и пригладила редкие волосы.

Во время похорон я ничего не чувствовал. Однако когда сообщили о смерти деда, захотелось выпрыгнуть с третьего этажа. Я тогда находился в комнате и боялся взглянуть на окно. Мне хотелось жить, и в то же время я непроизвольно задумывался о смерти. В душе была гнетущая тишина – предвестник невосполнимой утраты. Я потерял по-настоящему близкого человека и дальнейшая жизнь без него теперь казалась немыслимой. Но, представив свой труп под окном в луже крови, я поёжился.

После того, как суицидальные мысли покинули меня окончательно, я превратился в пресное существо, похожее на амебу.

Мы с бабушкой поехали на поминки. Там нас поджидал отец. Я видел его второй раз в жизни. Он уехал после моего рождения и с тех пор со мной не общался. Ресторан, куда мы прибыли, напоминал футуристический стеклянный купол.

Я вышел из машины. Посмотрел на отца. Он был поджарый и высокий. Разговаривал с только что прибывшими родственниками, которые отсутствовали на похоронах. И действительно, что там делать? То ли дело поминки, где можно поесть, хорошо выпить и разъехаться по домам! Потребительская философия, мать ее, она, родная. Отец поймал мой взгляд и посмотрел на меня.

Его вытянутое и худое лицо напоминало морду добермана. Густые черные брови были нахмурены. Светло-карие глаза высокомерно смотрели то вправо, то влево. Тонкие губы были поджаты. Заостренный узкий подбородок придавал суровости. Черные волосы были коротко подстрижены, почти как у заправского зэка.

Мне бы не хотелось жить с доберманом в человеческом обличье в одной квартире. Вид отцовской физиономии наводил на мысль, что в какой-то момент он вцепится мне в глотку и разорвёт её.

В зале стоял длинный стол с угощениями. Отварная курица, свиной и бараний шашлык лежали на двух серебристых блюдах. В плетёных корзинах остывал свежеиспеченный корж и белый хлеб. Вскоре официанты принесли алкоголь: грузинские вина, армянский коньяк и мадеру.

Интересно, почему отец так и не приехал на похороны? Неужели приготовление поминок для него важнее, чем прощание с отцом? Меня это слегка злило. Он ведь не доберман и не маньяк с топором за спиной, как безумный Джек Николсон из фильма «Сияние». Он нормальный человек. Правда, дед о нем чаще всего отзывался сдержано, а порой и негативно. Я доверял дедушкиному мнению, но мне хотелось верить, он ошибался.

Родственники расселись за столом. Я на них почти не смотрел. Многих из них я толком и не знал. Все мое внимание сконцентрировалось на отце. Он встал и поправил темно-синий галстук. Черный костюм красиво сидел на отцовской фигуре, как на заправских гангстерах из фильмов Гая Ричи.

Отец постоянно поглядывал на гостей, но меня, как будто не видел. Я воспользовался этим, чтобы понаблюдать за ним, и скоро заметил, что он часто хрустит костяшками пальцев. Он нервно касался кончика длинного носа. Пару раз потер правое веко. Ослабил галстук и расстегнул ворот рубашки. Почесал мочку уха.

Я так увлекся наблюдением за поведением, что прослушал всю его, должно быть, пафосную речь. Нет, я не рассеянный чудак, который рассматривает людей. Впрочем, я частенько почитываю статейки по психологии на сайте журнала ELLE. Например, из недавних – статья с названием «Десять признаков, что человек лжет». В данном случае, отец явно заслужил оценку четыре из десяти.

Затем я переключил внимание на гостей. Их я разделил на три категории. В первую категорию входили те, кто жадно посматривал на еду. Во вторую – хихикающие и перешептывающиеся. В третью – те, кто пытался не заснуть. Наконец-то отцовская речь завершилась. Родственники тут же набросились на угощения. Я, как начинающий карикатурист, почерпнул для себя идею для новой работы.

Мой мозг превратился в сплошной белый лист, а фантазия принялась активно рисовать очередной эскиз. Я представил, что все родственники превратились в свиней, которых усадили за стол, и им подали самые изысканные блюда. Животные же начали сметать со стола всё, жадно вылизывая тарелки. Только боюсь, что свиньи не стали бы так рьяно налегать на спиртное.

К концу бесконечно интеллигентнейшего застолья все бутылки оказались опустошены, а посуда вычищена до последней крошки. И тогда началась рубрика «час анекдотов», вызвавшая у меня непреодолимое желание застрелиться самому или пустить пулю в лоб рассказчику. Один толстяк со смеющимся приплюснутым, как у монгола, лицом, выдал шутку с километровой бородой:

"Приходит сын к отцу и говорит:

– Пап, Лена отказалась выйти за меня замуж. Это уже пятая девушка по счету.

– Сынок, благодари бога, долго так тебе вести не будет!"

Толстяк разразился хохотом. Его щеки тряслись, а сам он хватался за большое пузо. Остальные натянуто улыбались. Почувствовав себя лишним, я встал из-за стола и незаметно удалился.

У ресторана находился небольшой скверик, где стояли скамейки. Я сел на одну из них. Недалеко виднелись стеклянные башни Москва-сити. На соседней скамейке сидели две девушки, которые говорили модно, стильно, молодежно.

– Ты че? – спросила девушка с синими волосами, пирсингом в носу и татуировкой на шее.

– Че? – отозвалась девочка с длинной фиолетово-чёрной челкой, короткими волосами и оголенными до пятой точки ногами.

– Ни че, – захихикала синеволоска. – ***чо, поняла, – и дала подзатыльник коротко-стриженному нечто.

– Ты прям моя крашиха.

Я тут же подумал о поведении родственников на поминках. Однако дед их не считал лицемерной биомассой. И помогал им бескорыстно. Одним выбил квартиру в Москве, другим – хорошую работу.

Именно поэтому многие представители бабушкиной родни не вынимали язык из дедушкиной задницы.

Как-то раз у меня с дедом состоялся прелюбопытный разговор. Мы были в гостиной. Я сел по-турецки на кожаный мягкий диван. Дедушка в тот момент смотрел передачу о Достоевском по каналу «Культура».

– Деда, я хочу спросить.

– Да, конечно, – дедушка приподнял кустистые седые брови, широко раскрыл глаза и посмотрел на меня.

– Зачем ты помогаешь родственникам, ведь они – натуральные сволочи?

– Почему ты так думаешь? – дедушка слегка нахмурился, и его тонкие губы плотно сомкнулись.

– Они все пользуются твоей добротой.

– Это сложный вопрос, – дедушка морщинистой волосатой рукой помассировал висок, будто пытаясь привести в действие мыслительный процесс. Я представил, как в дедушкином мозгу быстро закрутились шестеренки, словно в часовом механизме. – Я не думаю, что все настолько плохи, как ты это говоришь.

– А врагу бы ты помог?

– Я? – ткнул себя длинным указательным пальцем в грудь дедушка. – Хм, помог бы, если бы мог.