– Дядь Серёг, как же так случилось-то? Ну, с батей? В голове не укладывается.

– Так бывает, – нахмурился тот, – это жизнь. К тому же, бухал он в последнее время.

– Странно. За ним, вроде, особо не водилось.

– Дурное дело не хитрое. Может, с бабой не склеилось, может, просто вожжа под хвост попала. Не знаю. Ты о себе лучше думай, как будешь теперь. У тебя категория-то какая? А то, давай, может, попробую тебя в напарники к рейсовым дальнобоям пропихнуть?

– Я чёт вообще ничего не понимаю… Как не знаете, вы же друганами были? Брата́ми друг друга называли, полжизни в рейсы вместе ходили?

– Да не работали мы с ним уже года полтора как! – раздражённо вспылил вдруг дядя Серёга. – И я в другую контору подался, и он… Э! Чего там говорить! – Махнул рукой. – Не осталось у нас с ним ничего общего. Разошлись дорожки. Так тоже бывает.

Данила ошарашенно молчал. Для него дружба отца и дяди Серёги была эталоном, с самого рождения на неё смотрел, по её образцу и с Киреем братались. И главное, отец в письмах ни слова, ни полслова о размолвке!

– И ты это, Дань… не дай бог, узнаю, что за старое взялся, так помяни моё слово, – дядя Серёга поднял к его носу кулак, – прибью.

– Да не, я и собирался. Не дурак. А вы это… баблишком не выручите на недельку? Я отдам, чес слово!

– Ларёк грабанёшь, как в старые, добрые?

– Да не, ну правда, завязал я, дядь Серёг! Заработаю, не вопрос, мне просто на первяк перекантоваться… – Запнулся об его изучающий взгляд. – Нет, ну если нет, то и нет… Я тогда у пацанов подогреюсь.

– Я тебе подогреюсь! Дам, и не в долг, а так. Считай, дембельские! Заслужил! Кирюха, вон, за будь здоров каждый день с «пап, дай денег» начинает, и ничего, не заела совесть! – Вздохнул. – К матери-то поедешь?

– А чего мне там делать, на её очередного хахаля смотреть?

– Ты теперь мужик, Дань, – отведя взгляд, потеребил дядька сигарету. – Так что обидки свои пацанячьи давай-ка в сторону, и… Надо, понял? Мать она и есть мать!

Двор встретил Данилу всё той же сонливой тенью высоких тополей и скрипом старых качелей во дворе. Как будто и не уходил никуда на два года! Но когда открывал квартиру, в подъезд выглянула соседка баба Маша. Всплеснула руками:

– Батюшки, Данила, ты что ли? Дед! – позвала мужа. – Дед, смотри, кто вернулся! – и снова Даниле: – А я думаю, кто там шурудит, а это ты!

– Здорова, армия! – хрипанул из-за её спины пропитой голос деда Вити. – С возвращением! Это надо обмыть! Традиция такая!

– Так, пошёл отсюдова! – тут же вскинулась баба Маша. – Тебе лишь бы повод! – и, выскочив в подъезд, захлопнула дверь перед его носом. Деловито осмотрела Данилу. – Ну, с прибытием, с прибытием! Кот ваш, кстати, уж полгода, как у меня гостюет. Заберёшь?

Барс – полосатая наглая морда, первое время ходил по квартире, осторожно принюхиваясь, как будто не был здесь лет десять. Но уже через пару минут Данила застал его метящим стену в коридоре. Схватил за шкирку:

– Ещё раз увижу, яйца отрежу, понял?

Кот смотрел на него невозмутимо, как на дурака. Данила усмехнулся – ну да, а сам-то он с чего начал? Отжать бабло у вокзального каталы – это так-то беспредел, по которому надо будет ответить. Но зато и до Шпика теперь точно дойдёт весточка, что Хулиган вернулся.

Нового кресла-кровати, на котором он раньше спал, в квартире больше не было. Не было и импортного цветного телевизора, который отец купил перед уходом Данилы в армию. И старинного дубового стола на массивной фигурной ножке, доставшегося отцу от бабушки, и новой лакированной «стенки», а вещи – одежда, книги, посуда и прочий хлам, теперь были просто свалены кучей в углу. Словом, всего, что представляло хоть какую-то значимую ценность, не было. Даже холодильника. И это было так же странно, как и смерть отца.

Усталость с дороги и дяди Серёгина самогонка сделали своё – силы кончились. Даже навязчивая идея фикс пойти вечером по бабам, и та отпустила. К тому же, Кирея не оказалось в городе, а одному – не так куражно. Засыпая, Данила вспомнил вдруг дерзкую девчонку. Как зажал её в первый раз на вокзале, и как успел тиснуть во второй раз, когда отозвал за доску почёта. Правда, тут же получил укропом по морде, но, блин…

Улыбаясь, провёл языком по припухшему следу от укуса на губе. Главное, что она подошла, а значит, была не так уж и против! Может, судьба? Только хрен его знает, как и где её теперь искать.

В гаражах всё было так же, как два года назад – засыпанные битым кирпичом дорожные ямы на въезде, вечно переполненные всяким хламом баки, стая прикормленных собак на территории. Их старенький жигулёнок покрылся пылью. Отец, хотя считай всю жизнь и провёл за рулём фуры и зарабатывал вроде неплохо – но за крутой тачкой в быту никогда не гнался. А жигулёнок это так, как он говорил: «Если вдруг что – чтобы не пешком»

В нём, говорят, и угорел. Просто закрылся в гараже изнутри, пустил движок на холостые и…

Зачем, бать? Зачем?

Осмотрелся: в углу навалены старые батареи, обрезки металлических балок, арматуры и прочего чёрного лома – значит, отец продолжал заниматься металлом. В другом углу высилась гора прорезиненной оболочки от силовых кабелей. Значит, промышлял и цветметом.

После гаража поехал на вокзал. Купил на входе огромную шаурму, надвинул пониже козырёк бейсболки и пошёл искать Рыхлого. Проходя мимо сувенирного ларька, там, где зажимал вчера девчонку, замедлил шаг. А неплохо они, должно быть, смотрелись-то со стороны! Прям парочка: он дембель, а она, типа, встречает. Страсть, все дела. Ухмыляясь, лизнул укус на губе.

Если честно, в армии он втихую завидовал пацанам, которых дома ждали девчонки. Вот это всё: фоточки, письмишки… Романтика! Но, правда, и на тех, кого не дождались, тоже насмотрелся. Один такой даже повеситься пытался, потом всем отрядом из-за него сутки на плацу по стойке смирно стояли. Не, ну их на хрен, этих баб напостоянку! Что у них в башке – не понятно, а заморочек – мама не горюй! То ли дело случайный съём – тут тебе и азарт, и новизна, и никаких обязательств. Но, правда, иногда и укропом по морде… Но так даже интереснее.

Рыхлого нашёл на скамеечке возле касс. С наигранной ленцой поглядывая на снующих вокруг пассажиров, он явно выискивал взглядом кого бы нагреть в картишки.

– Вестку передал? – присел рядом Данила.

Рыхлый не ответил.

– Да ладно, хорош дуться! Похулиганил слегка, подумаешь. Держи! – протянул ему деньги. – С компенсацией за моральный ущерб.

– Аг-га, ты п-похулиганил, а мне ответ по н-недостаче д-держать пришлось, – недовольно прогундосил Рыхлый, но деньги взял и тут же сменил гнев на милость. – Ты, Х-хулиган, не больно-то в-выпячивайся, а т-то у нас тут, пока ты ч-чалился, власть переменилась. Р-рамза н-не любит бесп-п-предельщиков, у-у него с ними разговор к-короткий.

– Рамза… Кто такой вообще, откуда взялся?

– А я з-знаю? Г-говорят с-столичный какой-то. Ч-чуть ли не тамошнего п-пахана ставленник. М-может, брешут, м-может нет, н-но в ментовке нашей масть держит б-большую, так что ак-куратней с ним.

Данила помолчал, наблюдая за бегущей строкой на табло объявлений.

– Да я, Рыхлей, завязал. Всё, хватит баловства. Нормальным бизнесом займусь.

– Н-ну да?

– Угу. Со Шпиком вот только разберусь и всё. Ты вестку-то передал?

Рыхлый кивнул.

– С-сегодня ночью, в У-удаче.

Дома ждал оголодавший Барс. По-братски поделившись с ним щами, Данила немного вздремнул. Проснувшись, сунулся на балкон и обнаружил там старый чёрно-белый «Горизонт» с комнатной антенной и снятой задней крышкой. Телек оказался работающим, хотя, один хрен, почти половина экрана засвечена.

Без интереса смотрел какую-то передачку, а сам всё прокручивал в уме нелепую смерть отца. Может, у него проблемы какие-то были – наехал кто, или что-то в этом роде? Например, в долги влез, на счётчик попал?