– А что с Пашкой?

– Да все хорошо, жить будет. Завтра отправится в Москву, а потом в Лондон, вместе с мамашей. Ты сама-то как?

– Нормально. За отца боюсь.

– Я знаю, что завтра операция. Ты ложись спать, а завтра и увидимся.

Я так и сделала. Не знаю, сумел ли успокоить меня Сергей, или я так устала за этот бесконечный день, но меня просто вырубило.

Наутро в больнице было столпотворение. Меня и бабушку впустили рано, в восемь, чтобы мы могли поговорить с папой. Сергей был там, сидел у палаты. Увидев нас, он встал, я молча кивнула ему, говорить просто не могла. Но нас очень быстро выперли, потому что отца надо было готовить к операции. Операция на сердце! В нашем захолустье! Я надеялась на добросовестность врачей, которые знали папу, дружили с ним. Мы сидели в коридоре, когда пришел врач, Илья Андреевич, с очень довольным видом. Мы с испугом посмотрели на него. Он сказал: «Из Москвы едет известный хирург-кардиолог. Его вызвал какой-то олигарх. Он и будет делать операцию. У него лекарства, инструменты. Не волнуйтесь, все будет хорошо. Я буду ассистировать. Для меня это честь».

Мама недоумевающе посмотрела на меня, а я только подумала: «Интересно, сколько Исмаилов пообещал заплатить этому светилу медицины?» Почему-то я была убеждена, что местные врачи сделают все, как надо. Ну что ж, светило так светило. Исмаилов так расплачивается за сынка. Как только я вспомнила о Пашке, о его матери, сразу навалился страх.

Приехало светило. Началась операция. Маму трясло. В больницу пришли родственники: мамина двоюродная сестра с мужем, приковыляла бабушкина приятельница с костылем, и даже прискакала подружка Анька, которая, как выяснилось, только сегодня приехала и сразу узнала о таком несчастье. Мы все толпились в коридоре, пока дежурный администратор не велела выйти всем, кроме ближайших родственников. На Сергея этот приказ не распространялся, он стойко сидел теперь уже у двери операционной, и я его не видела.

Я тоже вышла на улицу, Аньке не терпелось расспросить меня обо всем, что произошло в ее отсутствие.

Я мысленно была в операционной, представляла, как папе дают наркоз, потом вскрывают грудную клетку… Я замотала головой, чтобы отогнать эту картину. Анька спросила:

– Помнишь ту цыганку, от которой я убежала?

Я сквозь зубы процедила:

– Как такое не помнить!

– Значит, она правду сказала? Что тебя зло ждет, что ты многое потеряешь? А может, она тебя прокляла?

Я и не думала, что она все так хорошо запомнит, ведь это событие произошло весной.

– Эх, Аня, зря я тебе рассказала, чушь все это, во-первых, она меня не прокляла, а если и прокляла, я в проклятия не верю, значит, на меня не подействует! – я бодро отвечала Аньке, а сама вспомнила все происшедшее так ярко, как будто это было вчера. Неужели предсказание было правдой? Я замотала головой. Нет, не может быть! А Анька продолжала болтать:

– Ну ладно, ладно, успокойся. А правда, что о Пашке говорят?

Я вернулась в настоящее и с удивлением уставилась на мою лучшую подругу. Я даже толком не смогла ее разглядеть в больнице. Она перекрасила свои волосы в рыжий цвет, ее зеленые глаза округлились от всех событий и больше всего она напоминала мне маленького взъерошенного котенка.

– А что говорят о Пашке? – осторожно спросила я.

Анька замялась.

– Ну! – поторопила я подругу. – Сказала «А», говори «Б».

Она обиженно захлопала ресницами:

– А я еще ничего не сказала, я только спросила…

– Ты мне подруга?

– Ну, подруга.

– Тогда говори все, что знаешь. И откуда знаешь, ты ведь только приехала.

– А мне сразу Зойка, медсестра, позвонила, сказала, что у твоего отца инфаркт. Она же моя соседка.

– Так, дальше! – потребовала я.

– Слушай, ты так изменилась, такая грубая стала… – в голосе подружки звучала обида и недоумение.

– А ты понимаешь, что сейчас моего отца режут, что у него операция на открытом сердце, что может быть любая нештатная ситуация, что он может… – я всхлипнула и говорить больше не могла.

Анька обняла меня и повела на скамейку под тополем, усадила, вытащила платок и стала вытирать мне слезы, все время приговаривая:

– Ну прости меня, дуру, все будет хорошо, он ведь молодой, сильный, врач из Москвы приехал, все нормально будет, вот увидишь!

В результате она тоже захлюпала, и через мои и свои всхлипывания поведала мне наконец, какими сплетнями обросли вчерашние события.

Оказывается, основным источником информации были наши медицинские работники. Ведь городок маленький, все друг друга знают. А версия такая: Пашка измывался над собакой (что недалеко от истины), отец мой ее вылечил и пошел выяснять с ним отношения. В процессе выяснения отец избил Пашку, а сам от пережитых волнений получил инфаркт. Исмаилов, который своего пасынка терпеть не может, хочет отправить его куда подальше, а отцу моему заплатил миллион долларов, чтобы он не обращался в суд. Кроме того, вызвал лучшего врача и поставил у палаты охранника.

Пока я выслушивала эту версию, я то холодела от страха, то покрывалась липким потом. Я все ждала, когда же речь зайдет обо мне. И дождалась. Оказывается, я пошла на речку, а Пашка, злой на моего отца, хотел меня утопить, но я сопротивлялась, вот от чего у меня синяк на лице, но утопить меня не дал охранник. Я вкрадчиво сказала:

– Ты знаешь, Анюта, а ведь все так и было. Кроме одного.

– Да ну! Я думала, половину приврали. А чего не было-то?

– А вот миллиона и не было. А жаль, – я произнесла это с таким несчастным выражением лица, что Анька не выдержала и прыснула, и даже мне смешно стало.

– Ну дела, – глубокомысленно подвела итог Анька. – И все в один день. Ну что мне стоило на день раньше приехать? Была бы в курсе всех событий.

– Ты и так все знаешь.

– А как он топил-то тебя? Пашка? Он ведь к тебе неровно дышит.

– Ничего он не дышит, – злобно сказала я. – Наркоман он, не соображал, что делал. Анька, прошу тебя, никому ничего не говори. Пожалей отца моего. Ведь его и посадить могут.

– Да что ты! – ахнула подруга. – За то, что Пашку избил?

– Во-во, за это. И не посмотрят, что инфаркт, – мне стало уже так тяжело от всего: от нагромождения этой лжи, от неизвестности, как проходит операция, от бессилия что-то изменить.

В это время на крыльцо больницы вышла мама. Я подбежала к ней, она обняла меня и прерывающимся голосом сказала:

– Все хорошо, доченька, все хорошо. Операция прошла успешно. Теперь все будет зависеть от ухода. Круглосуточный монитор уже поставили, это профессор привез с собой. Сиделка тоже из Москвы. Александр Ренатович всех заставил побегать. И ведь его-то нет, он в Москву поехал, все по телефону.

– Можно к папе?

– Нет, пока он в реанимации, нельзя. Иди домой, отдохни.

– Мам, а ты?

– А я в клинику, посмотрю, как там дела, а потом сразу домой. А бабушка пока здесь посидит, ей разрешили. Иди домой, иди, вон Аньку свою возьми с собой, пусть тебе компанию составит.

– Если тебя долго не будет, я сама за тобой приду.

– Нет, я быстро.

Мы с Анькой, не заходя в больницу, поплелись ко мне домой.

За калиткой голодные псы от радости, что видят меня, стали прыгать, как мячики. Я и забыла про всех, надо их кормить, убирать за кошками. И поесть надо что-то приготовить.

Мы с Анькой побежали ко мне домой. По дороге она рассказала, как гостила у родственников в Крыму, с какими ребятами познакомилась, уговаривала меня на следующее лето поехать вместе с ней. Ну, надо еще дожить до этого лета!

Дома, пока я кормила животных, Аня начала готовить обед, потом я присоединилась к ней. Мы, две несравненные поварихи, сварили какой-то супчик, он получился зеленого цвета, наверно, зелени слишком много бросили, поджарили котлеты (слава Богу, фарш был) сварили картошку. Ну, будет что поесть маме и бабушке. Мы поели сами, вроде все съедобно. Что-то мама не идет долго. Да и бабушке надо вернуться, она же не двужильная, ей надо отдыхать. Я томилась-томилась, потом позвонила на мобильный маме. Сердце сжималось. Почему-то я ждала самого худшего. Мамин телефон не отвечал. Я решила идти в больницу, Анька увязалась за мной. Подходя к больнице, мы увидели Зойку, медсестру, она шла домой с дежурства. Обычно она всегда болтает с нами, а сейчас она прошла мимо, как бы не замечая меня. Я остановилась.