И вот однажды, вооружившись остроконечной палкой и взяв сумку с провизией, приготовленную заботливой рукой сестры, Альфред отправился по направлению к долине, в глубине которой серебрилось снежное поле. Он не назначил определенного срока своего возвращения, так как не намеревался ограничиться осмотром одной долины, как это делают некоторые туристы, упуская из вида, что во всем своем великолепии горная природа открывается кругозору с высоты исполинских хребтов. Но, как видно, боги обставили все прекрасное трудно преодолимой преградой. Альфред шел скоро, не останавливаясь даже перед роскошными красотами природы, попадавшимися ему на пути и ласкавшими глаз художника. Он решил занести при случае эскизы этих видов в свою тетрадь. Прежде чем солнце стало склоняться к закату, Альфред уже проник вглубь альпийской долины, которая разветвлялась отсюда по всем направлениям. Ель и сосна все редела: ее сменяла лиственница, видневшаяся местами на уменьшавшихся лужайках. Подниматься приходилось по освещенной солнцем тропе, вдоль горного потока, который превратился за последующие недели засухи в узкую струю, извивавшуюся по громадным гранитным глыбам каменистого русла. Эти гигантские камни, нагроможденные один на другой силой воды, приняли округленную форму. Если бы Альфреду случилось быть здесь не в сухой, ясный день, а в одну из тех страшных гроз, которые часто разражаются над горными странами, то он увидел бы, как этот поток, вздуваясь и бушуя, неудержимо прорывается между огромными камнями; он, наверное, услышал бы глухой грохот от падения одной из глыб, сорвавшейся с русла от напора пенящихся вод. Короче сказать, он воочию увидел бы все то, что казалось ему теперь необъяснимыми. Но ему, как художнику, все представлялось красивее так, как он видит это теперь. Вода была настолько прозрачна, что в более мелких и спокойных частях течения виднелось дно. Местами она ниспадала с округленной скалистой глыбы, покрывая ее как бы слоем стекла. Местами же струилась по каменным ступеням, или клокотала, кружась воронкой. А встречая непреодолимый отпор в каком-нибудь громадном граните, весь поток закипал сплошной пеной.

В верхней части русла, где течение было шире, Альфред несколько раз усмотрел легкую тень, скользнувшую над поверхностью воды. Невольно взглянув наверх и думая увидать птицу, тень которой, как ему казалось, отразилась в воде, он убедился, однако, что это были проворные форели, мелькавшие с неуловимой быстротой. Утомленного Альфреда манило отдохнуть на свежей зеленой лужайке, под тенистой листвой деревьев. Оп успел уже проголодаться и хотел закусить. Здесь долина оканчивалась, и он увидел на огромном протяжении почти всю горную цепь с ее скалистыми хребтами и вершинами.

Только дойдя до лужайки, Альфред разглядел из-за деревьев, что тропинка, по которой он шел, извивалась дальше между узкими и скалистыми утесами вверх по направлению к каменистой лощине, в которую спускалась конечная ветвь глетчера, остававшаяся до сих пор скрытым для глаза. Она была значительной ширины и круто спускалась к долине двумя скрещивающимися утесами, в которых виднелись глубокие зеленовато-голубые трещины льдин. На половине вышины глетчера выдавался, в виде как бы большой кафедры, дугообразно округленный каменный выступ, омываемый с трех сторон ледяным потоком и соединенный узкой цепью скал с каменистой тропинкой, пролегавшей вдоль края глетчера. Там на фоне голубого неба и ледяной поверхности резко выделялась высокая сосна, последняя представительница растительного царства, так как выше, по мере приближения к вершине, местами произрастал только редкий, малорослый кустарник.

Вид, открывавшихся с высоты этого выступа, обещать чудную панораму. Альфред решил полюбоваться ею, и, не теряя ни минуты, направился к цели. Он поднимался легким шагом по каменистой тропинке, даже не опираясь на палку. Перейдя через узкий скалистый хребет и, совсем уже было, собравшись расположиться у сосны, Альфред увидел вдруг лежавшую по другую сторону дерева женскую фигуру. Он подошел ближе, чтобы разглядеть ее. Лицо спавшей совсем закрывала круглая соломенная шляпа с эдельвейсом, из под которой выпадали тяжелые белокурые косы. По ним, как и по всей фигуре, в незнакомке тотчас же можно было признать молодую девушку. Узкий черный корсаж с выпуклыми металлическими пуговицами туго обхватывал ее молодую, мерно дышавшую грудь. Из-под короткой, красной, шерстяной юбки видны были обутые в белые чулки и тяжелую обувь маленькие, хорошенькие ножки.

При виде этой гибкой фигурки, невольно думалось, что за шляпкой скрывалась такая же юная, прелестная головка. Как ни был велик соблазн, Альфред не позволил себе дольше любоваться незнакомкой. Он кашлянул раз, другой, и молодая девушка проснулась. Быстро сбросив шляпу, она оперлась на руку и разом приподнялась. Удивленная и все еще, по-видимому, преисполненная грез, она вскинула на Альфреда свои темно-карие глаза. Загорелые щеки залились яркой краской: она поспешно прикрыла ножки, протерла глаза и встала.

Молодому графу стало жаль смущенной девушки. Он поспешил уверить ее, что только что пришел. По соображениям Альфреда, это не могла быть, судя по одежде, ни местная поселянка, ни чужестранка, которая, конечно, не зашла бы сюда одна. Он с удивлением любовался необыкновенной красотой этой девушки, все еще молча стоявшей перед ним. Чтобы что-нибудь сказать, Альфред, извиняясь, объяснил, что забрел сюда, идя к собирателю редких камней Добланеру и разыскивая его дом.

При этих словах блеснули глазки молодой девушки и пухлые, алые губки сложились в приветливую улыбку. Она в свою очередь объяснила, что задремала на солнышке и, взглянув на высоко уже стоявшее солнце, добавила, что ее разбудили очень кстати. Указав на дальний, лиственный лес, у опушки которого виднелся небольшой, квадратный, белый домик, девушка пояснила, что в этом-то домике и жил ее отец, сортировщик камней.

– Так это ваш отец? Стало быть, вы Мариетта? Как это кстати! – воскликнул Альфред, теперь только вспомнив о поручении, данном ему Леонорой, и, обрадовавшись возможности продолжать разговор, он назвал имя сестры и передал от нее поклон. Подняв сумку, Альфред достал маленькую коробочку и вручил ее девушке от имени Леоноры. Личико Мариетты озарилось детской радостью при виде вынутой ею коралловой нитки; она надела ее на шею, защелкнув серебряный замочек. Но, тут же смутилась, и стыдливо взглянув на Альфреда, предложила ему пойти вместе к ее отцу.

Ему не хотелось так скоро освободить свою пленницу. Он сообщил, что пришел пешком и очень охотно отдохнул бы, если только его спутница не спешила домой. Она заглянула в его ласковые темно-синие глаза, кивнула головкой в знак согласия и щечки снова зарядились ярким румянцем.

Альфред расположился было у сосны, но, увидев напротив себя Mapиeтту усевшуюся на самом солнце, он быстро вскочил и раскрыл над ней свой зонтик, укрепив его на воткнутой тут же палке. При этом, он не преминул еще раз полюбоваться своей новой знакомкой, не без удивления следившей за ним. Он не мог оторвать глаз от ее алого, точно созданного для поцелуев ротика. С открытой шейки падала коралловая нитка на беленькую шемизетку, складками спускавшуюся по черному корсажу. С одного плеча свешивалась пышная, золотистая коса.

Вспомнив про закуску, Альфред достал из сумки красное вино и, прежде чем Мариетта успела что-либо сказать, поднес ей полную рюмку. Разостлав салфетку на траве, он вынул хлеб и запас холодной курицы, заботливо приготовленный Леонорой.

Мариетта не заставляла себя угощать, мысленно решив отблагодарить Альфреда радушным приемом у отца. Между ними скоро завязалась оживленная болтовня, изредка прерывавшаяся с обеих сторон пытливыми взглядами.

Весь поглощенный впечатлением неожиданной встречи, Альфред только теперь предался созерцанию окружавшей их природы. Расстилавшаяся внизу долина замыкалась необъятным полукругом гор. На фоне их мертвенно-серой поверхности отчетливо обрисовывались чернеющие полосы леса, сплошь покрывавшие склоны от самой подошвы и переходившие по мере приближения к вершинам в ряды редкого, низкого кустарника. Бесцветные, серые силуэты боковых хребтов, частью изгибавшиеся в причудливых, извилистых очертаниях, частью группировавшееся мощными скалами и остроконечными верхушками, казалось, упирались в голубое небо. Ниже плыли прозрачные облака, отражая обнаженные каменистые склоны с последними отпрысками растительности. На противоположной стороне долины виднелась спускавшаяся из-под высокой крутой вершины марэна (массы камней, наносимых в долинах движением вод от тающего глетчера). Начинаясь узкой полосой, она расширялась по мере спуска и оканчивалась в самой долине целыми массами нагроможденных камней. Белевшие вдали горные тропинки пересекали по всем направлениям редкий, тернистый кустарник и змейками извивались дальше по обнаженным склонам, сливаясь с белыми верхушками, выделявшимися на фоне синевато голубого неба. На камнях местами залежался зимний снег. Еще величественнее была природа окрестности, ближайшей к каменному выступу, на котором сидели Альфред и Мариетта. Он походил на гигантски придаток, выделявшийся на серебристом скате одного из отрогов Элендглетчера и окруженный со всех сторон льдом и снегом, так что свободным оставался только узкий скалистый хребет, через который пришлось перейти Альфреду. В самых крутых частях ската, под рыхлым снегом, виднелись наслоившиеся льдины, рассеченные голубоватыми трещинами. Под таявшей местами мутной, снежной поверхностью, с шумом спускалась к долине широкая марэна, увлекая за собой груды камней. Выше самый глетчер был весь окован льдом и распростирал кругом целую пустыню вечных снегов.