– Ну, как тебе нравится первый опыт испытания и повесть Антона Ивановича?

– Добрый покровитель мой, что мне отвечать? Повесть весьма интересна; я заметил в ней остроту, и с нетерпением стану ожидать наступающий вечер, чтобы услышать продолжение. Ты согласен?

– Без сомнения. Это послужит тебе к испытанию сердца человека!

– Относительно же первых предметов, то признаюсь, если все люди подобны виденным мною в этот вечер, то украшение известного мира не принадлежит им. Но я заходил только в трактир и погреб, видел одних негодяев, а если испытать других, то…

– То ты увидишь совершенство в природе, получишь прекрасный случай сравнить с людьми, которых презираешь; здесь многие следуют побуждениям дурных наклонностей, невежеству, пускаются нa малые и большие преступления; а там – совсем другое: лесть, утонченное коварство, обман, прикрытый благородной оболочкой. Здесь с вором поступают просто, без затей, а там с учтивостью спрашивают: «Как вы изволили сделать похищение? Случайно, по ошибке или с умыслом?» – Здесь случайный толчок оканчивает дело, а там руки не действуют, там изобретены другие средства, там с видом сострадания, приятной улыбкою истребляют постепенно и, высосав жизненные соки, обливаются слезами подобно крокодилу.

– Мафус! Мафус! Какое сравнение? По-твоему, все люди изверги или людоеды!

– Совсем нет! Если б они обратились в людоедов, то давно бы вселенная опустела, а они, подобно турухтанам[5], дрались до совершенного истребления; но я тебе говорил, что добро и зло нераздельны; есть честные, добрые люди; они не выставляют себя; их можно сравнить с алмазом, покрытым грубою скорлупою; этой драгоценности один только знаток может придать настоящий блеск и обозначить точную цену. Волк редко нападает на волка: они терзают только овец. Так и люди злые боятся подобных себе, по необходимости сближаются, ненавидят себя внутренне – и горе добряку, если он попадется между ими! Но окончим; теперь поздно, тебя ожидают дома.

– Караул! Караул! Грабят! Ах, спасите! – неожиданно раздался женский голос в конце улицы.

– Мафус! Что это? Верно, разбойники?

– Точно! Пять воров забрались к богачу и ограбили его дом дочиста. Все имение его заключалось в наличных деньгах и ручных закладах; хозяин без чувств лежит, связанный на полу, а женщина от сильного удара – на улице.

– Ах! Мафус! Побежим, спасем несчастных! Тебе все возможно!

– Напротив; я не в силах им помочь! Даже если б я и имел к тому возможность, то не двинусь с места.

– О! Ты по врождённой ненависти к людям не хочешь оказать благодеяния! Я прошу, заклинаю тебя! Отдели частицу щедрот, которыми ты готовишься осыпать меня; выдели их несчастному семейству?

– Ты сам не знаешь, о чем просишь! Я не в силах исполнить твоё безрассудное требование.

– Хорошо; тут недалеко будка – я побегу, вызову часовых, и на зло тебе, спасу, или не допущу грабителей совершить преступление.

– Счастливого пути, ступай; но не забудь, как оптик, снять очки; я останусь здесь, и посмотрю, чем закончится твоя героическая добродетель!

Розальма кто-то схватил за ворот и начал тащить; обиженный стал защищаться, дело пошло на драку! Это случилось весьма натурально – Розальм был одет в старый сюртук, в изношенной шипели, и Мафус все видел и слышал; он превратился в десятника.

– Эй! что за шум? Ба! ба! товарищ, за что тащишь моего приятеля?

– Приятель? Извини! Я право не знал! Только этот твой приятель – большой чудак, вздумал посылать меня на пятерых воров? Разсуди! Всякому своя шкура дорога. Да еще вздумал шуметь и полез в драку!

– О! пустое! Он вспыльчив, не знает наших правил; да к тому же мы немного выпили у погребщика Рюмкина; он празднует именины жены… Славный малый, – что есть в печи, всё на стол мечи! – только плутоват немного, – умел распорядиться винами; мне и почетным гостям наливал лучшие, а булочнику Пирожкову, портному Закройкину и другим – остатки! Однако ж поторопись – в дом Закладина точно зашли воры, и, кажется, исправно окончили свое дело; неловко будет, если кража случилась без тебя.

Розальм отер с лица пот.

– Прекрасно! Я вспомнил повесть Антона Ивановича, что всё на свете идёт к лучшему.

– О, да ты сердит не на шутку! Переведи дух и выслушай: этот случай должсн послужить тебе уроком, чтоб не судить о предметах по одной наружности, не бросаться опрометчиво туда, где помощь твоя бесполезна, а усердие – ничтожно. Так, любезный Розальм, не все отдано на произвол случая; есть события, которым назначено непременное исполнение, время, час и самая минута; конечно, если смотреть простыми глазами, они могут показаться странными и жестокими, но если б взоры человека проникали за непроницаемую завесу, если б разум постигнул начало, середину и конец предмета, о котором он судил поверхностно, тогда б он увидел ничтожность свою и познал действия всевидящего Провидения! Люди пристрастные, несправедливые часто обращают взоры на ничтожные предметы, отыскивают там зло, где одна слабость или ошибка, опорочивают поступок более безрассудный, чем вредный, извлекают преступление там, где мнимый преступник может гордиться пред обвинителями, а существенное зло, унижающее природу и человека… к этому злу они посмотрят на себя и не посмеют прикоснуться! Но тот, кто проницает изгибы сердец ваших, тот, кому открыты дела и промышления, видит и назначает черту, при которой злодеяние рано или поздно получит достойную награду! Человек, в котором ты принимал участие, есть злодей! Он разорил брата, сестру, чтоб воспользоваться одному наследством отца. Достигнув своей цели, стал ростовщиком, грабил без пощады людей, имевших в нем нужду; сострадание и честность ему были чужды; накопив не позволенными средствами богатство, он корпел над золотом, и морил голодом свое семейство. Давно воры заботились об его сундуках, и в этой ночи успели ограбить человека, который грабил всех без пощады. Соседи сбежались к нему на помощь, освободили от веревок; он, не заботясь о жене и детях, бросился к сундукам, увидел их пустыми и лишился рассудка; утром его отвезут в дом умалишенных; десять лет он станет терзаться, кричать о похищенном богатстве, десять лет продлится казнь преступника, и только за два часа перед смертью он получит рассудок, чтобы ужаснуться делам своим!

Тут Мафус схватил за руку Розальма, в короткое время перенес к жилищу, спустил тихонько у ворот и сказал:

– Прощай! Пользуйся моею дружбою, и не удивляйся перемене, которую найдешь в доме. Завтра увидимся.

Воздушный путешественник постучал в калитку; молодой, опрятно одетый человек выбежал со свечкою, и с учтивостью встретил хозяина.

– Кто ты, друг мой? – спросил Розальм.

– Ваш камердинер!

– Камердинер?

– Точно, сударь. Я, лакей, повар и кучер наняты вашим приятелем. мы все получили жалованье за год вперед.

Розальм догадался, что это значит; он вошел в комнаты, увидел совершенную во всем перемену; он не нашел пышности и богатства, но простота, опрятность и вкус обозначались во всякой вещи; новая прислуга, выказав почтение господину, принялась за свое дело: кучер доложил, что четверка лошадей с каретой и коляскою доставлены исправно; повар просил удостоить вниманием маленький ужин, приготовленный им наскоро; лакей готовился служить у стола.

Розальм смотрел на всё спокойно, ничему не удивлялся: он в короткое время видел и слышал столь много, что от настоящего не приходил в изумление, а только чувствовал приятную заботливость и благодарность к своему необыкновенному покровителю. В свободном расположении духа он сел ужинать, выпил несколько рюмок вина, отпустил слугу, долго рассуждал и, мечтая о перемене судьбы своей, погрузился в глубокий сон.

Конец І-й части.

Я уверен, что читатель задает вопрос: так это дьявол или Мафус подружился с Розальмом, доставил к нему в дом услугу, карету, и прочее? Действие происходило всего несколько часов, а, по словам людей, они были наняты прежде и получили жалованье за год вперёд. Притом герой, который пролетел с духом более ста верст; видел, слышал, рассуждал и спорил – оказался выпущен из виду, и читатель об этом чудаке, кроме имени, ничего не знает? В таком случае автор должен удовлетворить весьма справедливое любопытство.