– Позови, – приказал вместо ответа младший всадник.

Его товарищ тихо запел как снегирь. Никто не отвечал. Во второй раз пение было повторено несколько громче. Опять ничто не показывало, чтобы этот зов был услышан. Однако – странное дело – вдали кусты вереска зашевелились как бы от лёгкого ветерка. Однако, ветра вовсе не было. Тот, кто смотрел бы внимательно, мог бы приметить, как кусты вереска приподнялись, точно будто норы, приподнимаемые огромными кротами. В третий раз пение зяблика разнеслось по пространству. Тогда скалы и кусты как будто оживились. Человек двадцать вооруженные с ног до головы, выскочили из-под земли так, что никак нельзя было догадаться, откуда они явились. Они молча стали на краю тропинки. Они держали двух лошадей, полудиких, которые способны были пасть мертвыми от быстроты своего бега. Без сомнения, боялись их нескромного ржанья, потому что у обеих лошадей были разодраны ноздри.

– Это что? – спросил человек с повелительным голосом, приметив лошадей.

– На всякий случай… – смиренно отвечал тот, кто казался начальником этой безмолвной шайки, выскочившей из-под земли.

– Подойди, Альбинос.

Человек, которого назвали Альбиносом, – вероятно, в насмешку над его смуглой кожей и чёрными волосами – подошёл и что-то шепнул на ухо всаднику. Тогда тот сошел с лошади, пересел на одну из приведенных лошадей и сделал знак своему спутнику последовать его примеру. Минутная борьба произошла между всадниками и их новыми неукротимыми лошадьми, но скоро они сделались неподвижны.

– Наши плащи, маски, шляпы, – опять сказал незнакомец.

Один из шайки поспешил принести требуемые вещи. Скоро оба всадника исчезли под широкими складками своих новых плащей и под широкими краями своих шляп; тогда невозможно было угадать их рост и определить возраст, тем более, что маска совершенно изменила им лицо. Во время этого туалета Кроты – эти люди принадлежали к той знаменитой шайке, которая как будто выскакивала из-под земли – Кроты, говорим мы, хранили глубокое молчание перед своим атаманом. Незнакомец сказал своей шайке повелительным и резким голосом:

– Пусть двое из вас засядут у входа дороги, ведущей в гостиницу, а трое станут на пятьсот шагов далее. Пройдёт женщина с бельем; пусть ее остановят на полчаса, впрочем, не делая ей вреда. Её два сына придут несколько позже; так как они придут издалека, те, которые будут стоять впереди, должны их захватить, потом возвратить свободу так же, как и их матери. Одного достаточно, чтобы наблюдать за окрестностями. Теперь все должны исчезнуть; отправляйтесь к кресту Гарт… Если меня будут преследовать, вы знаете, что вам делать. Пятьдесят тысяч франков будут разделены между Кротами, если я останусь доволен. Но горе тому, кто покажет себя бесполезным! Особенно, чтобы никто из ложного усердия не являлся ко мне, не будучи призван. Ступайте!..

Все эти люди исчезли, как пришли, то есть нельзя было угадать каким образом. Атаман Кротов и его спутник медленно направились к гостинице Фриона. Через минуту самая однообразная тишина, самое угрюмое безмолвие тяготели над Франшарскими ущельями. *

Никогда не бывало охоты подобной той, которая через час происходила на непроходимых, франшарских тропинках. Это не была жестокая свора с кровожадной пастью, гоняющаяся за благородным зверем. Это было хуже… Человек гнался за человеком. Это было мщение, преследующее преступление.

Вот что случилось. Как и сказал, трактирщик понес овса лошади своего посетителя. Тот при виде вкусной яичницы прогнал свои мрачные опасения. Трактирщик предполагал вернуться в дом, когда его вдруг схватили и связали, так что он не успел даже позвать на помощь. Он не мог даже видеть двух человек, которые бросились на него; ему на лицо тотчас надели глухую маску. Впрочем, он и без того не увидал бы ничего, потому что на этих людях тоже были маски. Вероятно, они не имели никакого умысла на его жизнь, потому что в его маске было сделано отверстие позволявшее ему дышать, но его только крепко связали, не причиняя ему вреда.

Видя себя в невозможности пошевелиться или закричать, чтобы предупредить Лонгэ, трактирщик должен был покориться необходимости. Его положили в углу конюшни и дверь заперли снаружи.

Чрез полчаса, когда несчастный пленник уже спрашивал себя, надолго ли его оставят в таком ужасном положении, он вдруг услыхал страшный шум. Со всех сторон звали Фриона. Это кричали его жена и сыновья. Голоса их выражали беспокойство и испуг. Шум этот заглушался нетерпеливым топотом лошадей. Несчастный трактирщик делал неслыханные усилия, чтобы освободиться от своих уз. Оставалось только ждать. Наконец кто-то вздумал посмотреть в конюшне. Дверь отперли и Фриона освободили. Потом начались объятия и ругательства. Радовалось семейство Фриона, ругались жандармы, потому что тут была и лесная бригада. Её присутствие напомнило трактирщику его обязанности.

– А господин Лонгэ? – вскричал он.

В сопровождении всех он побежал к двери дома и отворил ее. Он остановился в испуге; страшное зрелище поразило его глаза. Лонгэ лежал на полу мёртвый, весь в крови. Он сжимал ещё в руке ложку, которою приготовлялся начать яичницу. На шее у него была одна рана; но рана необыкновенная, печать, налагаемая на их жертвы рукою Кротов.

Фрион остановился, на минуту оторопев, потом энергия старого солдата зашевелилась в нем и он закричал:

– Они были верхом; ни один жандарм не должен выезжать отсюда на лошади, потому что он перережет следы!

Побежав по дороге, он внимательно осмотрел следы оставленные убегавшими убийцами, и с негодованием честного человека прокричал:

– За мной! В погоню! В погоню! Вот следы. Убийцы не могут быть далеко. Выпустите всех моих собак!.. В погоню… в погоню… Смерть убийцам!

Леди кричали, собаки выли и все помчались как стрела по вереску? Как старый и хитрый сыщик, Фрион, бывший когда-то лесничим и привыкший отыскивать браконьеров, не ошибся.

Так как приказания атамана не могли быть исполнены вследствие непредвиденного прибытия жандармов, Кроты дали знать убийцам, которые теперь скакали, убегая, мимо скал. Смотря на убийц, закутанных в развевающиеся плащи, на чёрные гривы их лошадей, их можно было, принять за фантастические существа, изобретенные легендой. Они перескакивали через кусты, овраги, непроходимые чащи. Прогалины сменялись прогалинами., холмы холмами, но ничто не могло уменьшить дьявольской быстроты всадников.

За ними гнались покрытые пеною и пылью запыхавшиеся лошади жандармов. Потом бежали бедные пешеходы, выбиравшие кратчайший путь, но страшно утомившиеся. Однако наверху какого-нибудь возвышения появлялись убийцы, насмешливые, иронические и как будто издевающиеся над теми, кто гнался за ними. Тогда, ярость овладевала теми, кто преследовал убийц, и погоня начиналась опять ожесточённее прежнего.

Однако человеческие силы имеют границы. Трактирщик и его дети должны были остановиться. Даже жандармы, может быть, прекратили бы погоню, которая до сих пор казалась им бесполезной, если бы им не показалось, что лошади разбойников начали уставать, Они были в эту минуту очень далеко на дороге, спускавшейся к кресту Гарта, который ясно виднелся с того места, где находились они. Жандармы не захотели отказаться от погони, не сделав последнего усилия. Пустив своих лошадей во весь опор, они, как вихрь, пронеслись по холму. Они могли уже, примечать почти ясно обоих незнакомцев и их лошадей, и уже думать, какую честь доставит им такая значительная поимка, когда вдруг лошади и они сами почти замертво повалились к подножию креста. Перед лошадьми их неожиданно была протянута веревка, они заметили ее слишком поздно. Адский хохот наслышался в ту минуту когда эти несчастные упали, Тогда из-за каждого дерева около перекрестка, на котором находился крест, вышел вооружённый человек; потом соединившись. все она сошли по травинке к берегу воды и подняв шапки кверху закричали:

– Жандармы первой лесной бригады! Нам досталась первая победа, скоро будет вторая! Вы видите, что если бы Кроты захотели вас убить, то убили бы!