Потом он решительным движением бросил платок вниз, сел посередине палки и ухватился руками за веревки. Музыка заиграла.

Он начал качаться, делая все большие и большие размахи.

-- Раскачается, и трах! -- сказал носатый гимназист.

-- Молчи! -- остановил его товарищ, и все замерло.

Размахи трапеции все увеличивались. Он вдруг перевернулся и повис на упругих руках, выгнул стройное тело, словно летая по воздуху.

-- Ах! -- воскликнула генеральша и закрыла глаза.

Он оторвался от трапеции полетел вниз, а когда генеральша открыла глаза, он уже держался за другую и раскачивался на ней.

И снова перелет через всю арену и на конце широкого взмаха он снова полетел вниз, схватываясь за палку следующей трапеции, и раскачивался снова. Наконец, с громким возгласом он выпустил последнюю трапецию и, перевернувшись два раза в воздухе, стал на арену и поклонился публике, вверху раздались оглушительные рукоплескания, но сидящие внизу с недоумением переглянулись и деланно улыбнулись.

Губернаторша резво поднялась с места и оставила ложу.

Вихрястый с яростью поднял руку с зажатым карандашом.

-- Что же это он? Обман, мошенничество?..

-- Прохвост, а не репортер, -- шипел редактор.

-- Но он так уверил меня, -- начал Вихрястый и вдруг, вспомнив ускользнувшие от него брюки, заскрипел зубами. -- Я же покажу ему!

-- Возмутительно, -- продолжал бурчать генерал, -- наглый обман.

-- В Америке потребовали бы деньги обратно, -- сказал белобрысый чиновник.

-- И хорошо, что надул! -- сказал носатый. -- Давай, братцы, вызовем его!

-- Валяй! Га-э-та-но! -- заревели с галереи.

Только галерея отнеслась иначе к окончанию головоломных полетов.

-- Подлец этакий! -- выругался жандармский ротмистр, -- два рубля вытащил! -- и тут же обратился к знакомому чиновнику, -- пойдем что ли в "Бристоль", промажем партийку?

-- Пойдем, -- согласился чиновник.

VI.

Цирк опустел. Публика расходилась и разъезжалась, возмущенная "обманом" и в душе чувствуя себя одураченной.

И едва цирк очистился от публики, как братья Alex с Ермолаем и его помощниками втащили на арену стойки, уложили на них доски и торопливо стали таскать бутылки и свертки:

Артисты переоделись и столпились вокруг стола.

-- Здорово! -- хрипел Франц Тонти. -- Полный сбор! Хи-хи-хи!

-- Молодец, душка, Матвей Степанович! -- кричала Вампа.

-- За здоровье Гаэтано! Ура! -- и все полезли чокаться и целоваться с счастливым Воробьевым, после чего с жадностью начали пить и есть.

Давно уже среди них не царило такого согласия и веселья.

-- Еще бы разок! -- сказал Павлуша.

-- Врешь, -- заметил Воробьев, -- этот номер проходит всего один раз! Теперь завтра же уезжать надо!

-- Верно! -- сказал Гелотти, -- публика не любит оставаться в дураках.

-- Им, подлецам, моя смерть нужна была! Дорого стоит, не по карману! -- захохотал Воробьев. -- Гляди, сама губернаторша прикатила!

-- Что? Все были!

-- Дураки!

-- И ничуть не дураки. В крови это у них. Наш брат шею свернет -- им потеха. Я думаю, и ходят-то они смотреть на нас, надеясь: "а вдруг?"... Ей-Богу! Мне тут один рассказывал, как Семенов, -- помните, Семенов, -- прыгнул? Голову разбил. Так даже глаза заблестели у мерзавца.

-- Чего! -- хрипло сказал Тонти. -- Все на один лад. Помню у нас Васюткин с лошади упал, а лошадь его копытом в голову. И кровь, и мозги. Насмерть! Так барыни нагибались и в песке мозги искали. Вот шкуры-то!..

-- Ну, шут их дери! Дали нам заработать. Пей, братцы, и завтра в дорогу!

На другой день труппа покинула город, да и оставаться им нельзя было, потому что губернатор приказал им выехать из города в 24 часа.

-----------------------------------------------------------------------------

Источник текста: журнал "Огонек" No 26, 1909 г.

Исходник здесь: "Фонарь": Иллюстрированный художественно-литературный журнал.